1.Зарытые звери
Хороших детей через пропасть переводят ангелы, а таких, как ты...
Солнце низко уже стояло, но грело еще по-летнему. Вороны с граем катались с церковного купола, как дети с горки, и шлепались в небо, широко раскинув крылья. Которосль, река-капризуля, бойко гнала свои хладные струи, и в черной воде неслись один за другим золотые листья. Капрал Медянкин залюбовался собою в зеркальной глади, отставил ружье, приосанился, распушил усы. Жених!
Пятеро арестантов не спеша чинили плотину, и работа их была лучшим примером, сколь эффективен рабский труд. Двое солдат, вместо того, чтобы следить за работой и вдохновлять, увлеченно трепались о бабах. Чуть поодаль трое уголовников раздавали карты - эти и работать не работали, но хоть не мешали. Принцы преступного мира соскучились в душном бараке и попросились с рабочими на плотину - подышать осенним лесом. Все трое блистали красотою - с вырванными ноздрями и пороховым "вор" на лбу и щеках. Медянкин отвернулся от горе-игроков, делая вид, что сих тунеядцев здесь нет, и хаос не торжествует над порядком. С этими связываться - себе дороже.
Трое игроков разложили на рогожке огурчики, облупленные яички, здесь же высилась баклажка, по официальной версии - с квасом. Играли не на интерес, так, от скуки, и ставки делались мизерные. Полулежа, как аристократы на пикнике, бездельники наблюдали за работой товарищей - что может быть приятней - и вели неспешные разговоры.
- Тебе, Мора, год остался... - завистливо проговорил лобастый одноглазый Фома.
- Не считай, - вяло огрызнулся Мора, молодой цыган, тощий и грациозный, как помоечный кот. У него у единственного изуродованные ноздри были прикрыты повязкой.
- Мору небось Матрена выкупит, - ехидно предположил скуластый, рябой арестант по прозвищу Шило, - и до зимы он с нами не досидит.
- Не выкупит. И за то ей спасибо, что с вами, а не в Березове, - Мора еще более помрачнел. В лесу за плотиной хлопнуло несколько дальних выстрелов.
- Ссыльный князь охотится... - мечтательно произнес капрал Медянкин, - волшебная жизнь у старого хрена.
- А ты, Мора, как освободишься, что делать-то будешь? С такой рожей не больно-то с барышнями... - не отставал Фома, - Нет доверия с такой-то рожей...
- Не в роже счастье, друг Фома, - с немецким акцентом почти пропел Мора и продолжал, произнося слова чисто, как благородный, - Ан фас можно и белилами замазать, а ноздри в Москве из гуттаперчи закажу - не отличишь. Да бабы, они не за рожу любят. Любезное обхождение и французская речь открывают почти все двери...
- Бабы любят ушами, - подтвердил Шило.
- Все любят ушами, - отвечал повеселевший Мора, - И бабы, и поповны, и купчихи, и недоросли дворянские. Но и кафтан попышнее не помешает.
За плотиной, на краю леса показалась кавалькада - четверо всадников и свора собак.
- Старый князь, - неприязненно произнес Фома, - с охоты едет, хрен моржовый.
- Не окажет ли его светлость посильной помощи арестантам? - Мора поднялся, спрятал карты в карман и подобрал в траве суковатую палку, служившую ему вместо трости.
- Охолони! - капрал Медянкин всем корпусом развернулся к бездельникам, - Старый хрен собак на тебя спустит, и вся недолга. Он и не понимает-то по-нашему ни бельмеса.
- Князь немец? - с интересом спросил Мора.
- Хранцуз! - залился смехом Фома.
- И то и другое! - дополнил Шило. Мора непонимающе на них уставился.
- Дрянь человек этот князь, - объяснил капрал, - Кукиш у него вместо сердца. Получишь разве что плетей по больной спине. Не ходи, Мора.
Кавалькада приближалась к плотине - впереди на вороном коне ехал, судя по надменной физиономии, сам князь - седой носатый старик с соколом на перчатке. За ним гарцевал юный изящный поручик, следом плелись верхом два егеря в ожерельях из убитых уток. Свора охотничьих собак уже взбежала на плотину и принялась радостно брехать на рабочих. Рабочие предусмотрительно вооружились - кто ломом, кто камнем, кто палкой.
- Ох, беда! - капрал Медянкин метнулся навстречу своре, - Не трожь собак, демоны! Вам за этих уродов немецких три шкуры спустят!
- Кто не рискует, тот не играет, - вдохновенно изрек Мора, - Учитесь, пока я жив.
И молодой цыган, опираясь на свою импровизированную трость, двинулся к плотине летящей походкой - так камергер плывет к гостям по зеркальному паркету парадной залы.
- Щеголь, - презрительно процедил Шило, - будет плетка по тебе плясать...
Мора взошел на плотину. Капрал тем временем бессильно махал руками на самозабвенно брешущих собак. Мора издал тихий, почти неслышный свист - собаки замолкли и окружили его, дружелюбно виляя хвостами.
- Цыган, - понимающе пробормотал капрал, отходя от греха подальше, - слово знает.
Всадники остановились - Мора преграждал им путь, и сложно было объехать его, не замаравшись. Князь смотрел мимо, на черную гладь плотины, презрительно скривив губы, сокол в черной шапочке сидел на его руке, как приклеенный. Мора потрепал по загривку ближайшую собаку - та одобрительно вякнула - поклонился и произнес по-немецки, глядя на старика смело и весело:
- Рад приветствовать вашу светлость.
Глаза князя, черные и блестящие, как вода речки Которосли, широко раскрылись и уставились на цыгана.
- Вижу, что человек вы добрый, не откажите в помощи бедным арестантам, - так же по-немецки продолжил Мора. Собака ткнулась носом в его руку, цыган машинально почесал за шелковистым ухом.
