- Научитесь пользоваться пудрой - и вы навсегда разучитесь плакать.

  - Как вы?

  - Как я. Японские рыцари веками пестуют в себе невозмутимость перед лицом смерти, а придворные улыбаются на эшафоте - боятся размазать слезами краску.

  - Вы знаете про бусидо? - искренне удивилась Аделаиса.

  - Один мой друг неплохо изучил эту тему, - Рене подал девушке серебристо-серый кафтан, помог надеть и бережно расправил на ней, едва касаясь легкими пальцами, - Плохо, в плечах широковато, но ушивать не будем. В Вене я его у вас отниму, так что пусть остается как есть. Повернитесь, я сделаю вам косу.

  - Кто он был, тот ваш друг, знавший бусидо? - спросила Аделаиса. Рене укладывал ее волосы, и девушка прикрыла глаза и только что не мурлыкала, как кошка.

  - Он пока еще есть, - поправил Рене, - и неплохо сохранился. Герцог Курляндии, если вам доводилось слышать. Любитель гороскопов, нумерологии, вот этого бусидо и дервишских сказок. В дороге я расскажу вам одну из них, если вы мне об этом напомните. Все, можете блистать.

  Рене отступил и издалека оглядел свое произведение - и остался доволен.

  - А ведь я зашел забрать картину, - вспомнил он, - побоялся, что она станет ценной уликой против нас.

  - Я заверну ее для вас, - предложила Аделаиса, - пришлите Левку, пусть заберет.

  Рене окинул взглядом мастерскую:

  - Льву не стоит сюда являться - приревнует, огорчится. Он у нас пока еще начинающий художник, он так не умеет...Он рисует в дороге - все подряд, но получается бог знает что.

  - И он не хочет учиться дальше - на художника?

  - Не знаю, - пожал плечами Рене, - по основной своей профессии Лев что-то вроде разбойника. Ночной, прости господи, тать. Тяга к прекрасному ему в этом деле скорее мешает. А может, вы правы, Аделаиса - я пришлю Льва к вам, вдруг он захочет встать на путь исправления? Увидит ваши картины - и поймет, что в мире есть что-то поинтереснее гарроты и колбаски с песком...

  Рене поклонился и вышел - с таким просветленным лицом, что Аделаиса не решилась ничего ему сказать.

  Они устроились в карете - втроем, Мора, Рене и Аделаиса, и Рене проворчал:

  - Мне теперь не вытянуть ноги...

  Мора ненавидел эту его привычку раскидывать ноги по всей карете, но умом понимал, что при всей своей внешней нелепости привычка эта вполне рациональная - в долгой дороге ноги у путешественников деревенели и отекали.

  - Я могу сесть рядом с Левкой, под козырек, - предложила покладистая Аделаиса.

  - Правильно, чтобы на вас любовалась вся деревня, - продолжил Рене, - сидите, я потерплю.

  Левка закрепил последний багаж, уселся на облучок:

  - Поехали, господа?

  Кристоф с порога помахал им лапой.

  - Он не бросится в погоню? - удивился Мора.

  - Я оставила ему доппельгангера, - смущенно пояснила Аделаиса.

  Из парадных дверей вышла девушка в платье цвета пыльной розы, кудрявая и румяная, похожая на Аделаису, но - не совсем. Сделала деревянный школьный книксен, помахала рукой...

  - Ничего себе... - прошептал Мора.

  - Ваша, цыганская магия, - уязвил его Рене, - а ты не учился. А мог бы - и бегали бы по Австрийской Цесарии такие вот деревянные Алоисы.

  - Жаль, остальных Мегид такими фокусами не проведешь, - вздохнула Аделаиса. Жемчужно-серый наряд Рене подчеркивал ее юность и свежий цвет лица - получился очаровательный юноша.

  Левка взмахнул кнутом, свистнул по-разбойничьи - и карета тронулась с места. Белая Флорка бежала за экипажем, но ровно до ворот. Мост наконец-то проступил над спавшей водой, и подковы зацокали по его каменной спине. Мора оглянулся - две фигуры, черная и дымно-розовая, смотрели им вслед.

  - Прощай, Авалонис, - проговорил Мора.

  - Мы многому научились здесь и многое поняли, - с издевательски-менторской интонацией продолжил Рене, - изучили такое важное в алхимии понятие, как необратимость реакции, - он подмигнул Море.

  Мост кончился, проплыл за окнами кареты в сгущающихся сумерках величественный вяз. Вдали забрезжили огоньки кирхи.

  - Впереди процессия! - крикнул Левка, - Баба на коне и с ней гайдуки с подводами!

  - Ложитесь, - скомандовал Аделаисе Мора, девушка не заставила себя уговаривать, спряталась на дне кареты, и Рене прикрыл ее своим пледом.

  Кавалькада поравнялась с каретой, разминулась, пронеслась мимо в наливающихся сумерках. Мора разглядел валькирию на огненном коне, с рыжей косой и с рыжими же глазами - словно горевшими в темноте. Аделаиса мелко тряслась под пледом, Рене опустил руку и погладил плед - как кошку.

  - Беллюм, - произнес он вполголоса, - тетушка Война. Они проехали мимо, вылезайте, фройляйн.

  Девушка вернулась на сиденье, пригладила волосы.

  - Она не повернет за нами, когда недосчитается вас в доме? - спросил Мора, - Та девчонка, что там осталась, не больно на вас похожа.

  - Беллюм не пойдет в мою часть дома, - отвечала Аделаиса, - она терпеть нас не может. А когда вернутся Пестиленс и Мот - вот тогда и будет погоня.

  - А четвертый - Фами? - припомнил Мора, - Четыре всадника, Голод, Чума, Война и Смерть. И падре де Лю - по вашей легенде, враг рода человеческого? А кто же вы, Аделаиса?