Старший Оловяшников расхохотался - как гиена. Князь оглянулся на всадника, и попа коня показалась ему не менее знакомой, чем физиономия типа в седле.

  Первым делом Мора вернул Афоню в стойло. Конюх поразился Мориной неземной красе:

  - Как нос-то отрос у тебя к свиданию!

  - Гуттаперча, - объяснил Мора, двумя пальчиками снял агрегат, замотал в тряпицу и убрал в карман.

  - И так неплохо, - оценил конюх, - зря ты заматывашься. Это, можно считать, ноздри есть. А через годик совсем зарастут.

  - Мне этого мало, - самоуверенно заявил Мора.

  В своей каморке Мора смыл грим - глаза, брови, губы поблекли на лице. Остались лишь - замазанные клейма. Мора зачесал волосы в хвост. Повязал на нос вечную тряпицу. Переоделся во что попроще. И вернулся на псарню - как ни в чем не бывало. Девиз его был: "Добровольное признание отягощает вину и дальнейшую судьбу осужденного" - или что-то вроде того.

  Мора явился на псарню вовремя - и часа не прошло, как пожаловал поручик Булгаков. После случая с зельем херувим поручик следил за Морой чуть ли не пуще, чем за своими светлейшими подопечными. Надеялся, судя по всему, поймать с поличным за уводом коня - и ведь поймал бы, если бы был повнимательнее.

  - Его светлость хочет видеть тебя, цыган, - проговорил поручик, стараясь произносить слова презрительно и надменно. Нет, он не обладал острым глазом и не признал в Море давешнего всадника.

  - А вы, капитан-поручик, теперь у князя за дворецкого? - не стерпел Мора и сам себя отругал - мало тебе, дураку безносому, что он тебя и так ненавидит?

  - Князь обещал выдать тебе плетей за воровство, а такое я не в силах пропустить, - весело отвечал поручик, - пойдем, мизерабль.

  - На конюшню? - смиренно поинтересовался Мора.

  - Зачем же, в дом. Его светлость кнутом все вазы расколупал, тебя дожидаючись, - сладко пропел поручик, - что ты спер-то у него?

  - Сейчас и узнаю, - Мора обреченно поплелся за поручиком. "Вот старая сволочь, - думал он сердито, - Надо было мне остаться с Матреной".

  В доме было тихо, как в чумном квартале. Молодые князья попрятались по комнатам, прислуга не казала носа. Старая княгиня высунулась было из своих покоев, но увидев, что ведут всего лишь слугу, тут же спряталась обратно. Поручик проводил Мору в кабинет с пюпитром и с веселенькой улыбочкой встал за его спиной. Все здесь было перевернуто - и пресловутый пюпитр, и стулья, а пол покрывали осколки и листы бумаги. Старый князь мерил шагами комнату, попирая разрушенное, словно демон Абаддон, с жутким свистом ударяя хлыстом по голенищам сапог - ибо посуду и мебель он уже побил, и больше портить было нечего.

  - Вот преступник, ваша светлость, - елейным голоском проблеял поручик.

  - Блестяще, - князь повернулся к вошедшим и уставился на Мору совсем безумным взглядом, - Спасибо, Булгаков. Оставь мне преступника и выйди. И закрой за собой дверь.

  - Но ваша светлость...Я хотел бы присутствовать! - возразил поручик.

  "Еще не хватало, - подумал Мора, - Если старый филин вздумает драться, я выскочу в окошко и буду таков..." Открытое окно манило. Да и Матрена до утра в городе...

  - Выйди, Булгаков, - повторил старик и стеком указал поручику путь, - Я не хочу бить слугу в присутствии посторонних. Это унизит и меня и его. Закрой дверь с той стороны.

  Поручик вышел - неохотно, с обиженным лицом. Прикрыл дверь - и слышно было, как прильнуло к двери чуткое ухо. Князь подошел к окну, выглянул зачем-то, и повернулся к Море. Лицо его, только что искаженное гневом, мгновенно разгладилось, безумие схлынуло из глаз, как не бывало - Абаддон превратился в Самаэля.

  - В чем моя вина? - спросил Мора, готовый отбрехиваться до конца.

  - Плюнь и разотри. Это спектакль, - отвечал старик по-французски, - ты понимаешь меня? Сможешь отвечать?

  На благородном языке франков князь говорил с тем же великим успехом, что и по-русски - с карканьем, шипением и чудовищным немецким акцентом. "И с чего люди врали, что он француз?" - подумал Мора.

  - Это язык моей матери, - отвечал цыган, и напомнил, - но и поручик ведь знает его. Он читал французскую книгу.

  - Ходил с нею, но не читал, - ядовито усмехнулся князь и ударил хлыстом по гобеленовой спинке дивана, - Изволь орать, я же тебя ударил.

  Мора издал поистине кошачий вопль и для верности пнул ногой банкетку. И спросил вполголоса:

  - Вашей светлости нужен почтовый голубь?

  - Угадал, - хлыст еще раз прошелся по дивану, - Мне уже мерещатся призраки...

  Он тоже не узнал ни коня, ни всадника. Чудная вещь - гуттаперчевый нос!

  Мора крякнул пожалобней после очередного удара и спросил:

  - Условия те же, что и зимой? - и прошептал вкрадчиво, - А ведь за розовую бусину я мог бы привезти вам и самого графа...

  Князь поднял брови и уставился на Мору:

  - Как так можно? Он же под арестом, как я!

  Искуситель Мора подошел ближе, нарочно уронив стул, и прошептал:

  - Он не как вы. Один, без семьи, охраняют его кое-как... Помрет старый граф, а выедет из Соликамска под покровом ночи мещанин Попов или Сидоров - документы разные сделать можно...

  - Тебе-то - зачем? - старик пронзительно глянул на Мору, и тот понял, что выдал себя лишним энтузиазмом.