Лемминги, держа друг друга под лапку, направились к себе в каюту.

– Славная парочка, – заметил Нюх.

– Да, – искоса взглянув на друга, ответила Бриония и, помолчав, добавила: – Ты ведь подумал о том, что мы можем встретить и Свелтлану? Это ведь, в конце концов, ее родина!

Свелтлана! Нюх хорошо помнил ее, пытавшуюся убить принца Статтленда. Она была злым существом… и все же… и все же Нюх увлекся ею!

– Эта мысль приходила мне в голову, – как можно более небрежно согласился он.

– Когда-то ты… считал ее красавицей!

– Ну, в академическом смысле, – кашлянув, ответил Нюх. – Знаешь, эти зеленоглазые иностранки.

– Что ты имеешь в виду под словом «академический»?

Он провел хвостом по полу: верный признак волнения.

– Ну, будь я художником, а я, разумеется, не художник, то счел бы ее, наверное, хорошей моделью. Или если бы я был поэтом. Вот так. Ее душа, конечно, темна от греха, но внешность весьма привлекательна.

– Понятно.

– Да, вот так.

Но Бриония не желала прекращать этот разговор:

– Значит, ты находишь особ женского пола у леммингов привлекательными? Или только ее? Мне интересно, что именно тебе в ней так нравится?

– Кто может определить красоту? Или ее достоинства?

– Ты не отвечаешь на мой вопрос, Нюх, – настаивала Бриония.

– Посмотри, как искры фосфоресцируют на воде!

– Нюх?

– Послушай, мне действительно не хочется говорить о ней, – повернувшись к подруге, ответил он. – Не вижу смысла в этом разговоре, да и какое отношение она имеет к нашей экспедиции? Свелтлана не вампир.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, если она и вампир, Бриония, я уверен, что ты при первой же возможности вырвешь ей зубы!

– Скорее выцарапаю глаза, – произнесла Бриония несколько грубее, чем ей бы хотелось.

В этот момент звук палубного колокола, приглашающий к обеду, прервал неприятный разговор. Нюх подал ей лапу, и Бриония, похоже немного неохотно, приняла ее. Они прошли мимо столовой третьего класса, где Грязнуля с Плаксой уже жадно уплетали похлебку.

После обеда пассажиров развлекали стройная танцовщица и толстоватый певец. Это, разумеется, были Флоретта и Бумбач. Концерт удался на славу, и к его окончанию Бриония забыла о злом зеленоглазом чудовище Свелтлане.

В середине ночи, когда все пассажиры спали в своих каютах, Нюх вышагивал по палубе. Он обдумывал, какие действия им следует предпринять по приезде в Слаттленд. Проходя мимо мостика, он услышал оживленный разговор членов экипажа. Дискуссию завершил капитан.

– Идем прежним курсом! – резко произнес он. – Старайтесь не отклоняться от него… Это приказ!

Капитан был куницей и привык к власти. Не согласные с его мнением члены экипажа тем не менее беспрекословно подчинились ему.

Палубный матрос, тоже куница, сошел с мостика несколько расстроенный.

– Могу я поинтересоваться, в чем дело? – осведомился Нюх.

– Да какое-то судно с людьми терпит бедствие. Если верить телеграфному сообщению, оно напоролось на льдину. Предстоят спасательные работы! Кто-то получит щедрые…

– Так мы идем к ним на помощь?

– Нет, капитан говорит, что они очень далеко. Пойдут другие суда, не мы.

Значит, вот в чем дело. Нюх понадеялся, что с людьми все будет в порядке. Но на капитана он повлиять не может. Они на своих судах – боги.

– Никогда не видел такой толпы! – удивился Плакса, когда утром судно подошло к причалу Нанбачета. – Нет, вы только посмотрите!

– Слаттленд – самая населенная страна в мире, – сообщил ему Бумбач. – Это толкает нас на самоубийства – или толкало бы, но закон предписывает нам каждый год на неделю запираться дома, а ключ класть в почтовый ящик. По садовым дорожкам проходит барсук и собирает ключи в большой мешок. Детеныши леммингов называют его дядюшкой Звоном. А через неделю барсуки – их много, хотя детеныши думают, что он только один, – обходят и возвращают ключи хозяевам, бросая их обратно в почтовые ящики. Разумеется, дядюшка Звон всегда приносит какие-нибудь сласти для детенышей, поэтому они его так любят.

– Вот это да, никогда об этом не слышал, – удивился Плакса. – Так, значит, в сезон самоубийств, когда все охвачены безудержным желанием убить себя, вам приходится неделю сидеть под замком?

Бумбач серьезно кивнул:

– Если бы дома не превращались в тюрьмы, вы бы увидели толпы леммингов, бегущих к высоким скалам на берегу, чтобы прыгнуть с утесов и разбиться об острые камни или утонуть в море.

Когда Плакса рассказал другу Грязнуле о дядюшке Звоне, тот расхохотался.

– Не верь этим старушечьим россказням, Плаксик, – смеялся Грязнуля. – Все это чушь собачья!

Сойдя на берег, Бриония с Флореттой отправились заказывать номера в гостинице, а Нюх и Бумбач – нанимать карету.

– Нам понадобится вооруженная охрана, – предупредил Бумбач. – Вам известно, что в этих местах водятся волки, которые нападают на кареты и убивают пассажиров?

Нюх засмеялся:

– Вы говорите с достопочтенным Остронюхом Серебряком, а не со сторожем Плаксой, Бумбач!

Я-то знаю, что последний волк покинул Трансильвладию пятьдесят лет назад, перекочевав на северные пустоши.

Бумбач расстроился:

– Ах ты, а ведь какая симпатичная выдумка! Я люблю пугать гостей! Почему вы мне не подыгрываете, Нюх?

– Простите, что разочаровал вас, Бумбач.

Плакса с Грязнулей отыскали свои чемоданы в горе багажа на набережной и отнесли их в ближайшую таверну, где немедленно отведали знаменитого грушевого нектара. Грязнуле он понравился, а Плакса сказал, что нектаром тот и не пахнет. Компания леммингов играла в алтейку. Плакса, конечно, присоединился к ним, но вскоре попал в неприятную историю.

– Шарманка! – встряхнув кожаную чашу и бросив семена алтея, воскликнул он. – Я победил!

– Нет, нет, – возразил лемминг с черной повязкой на глазу. – Победили мы.

– Чушь! – вскричал Плакса. – Ты хочешь обмануть меня?

– Обмануть? – со свирепостью возразил одноглазый лемминг. – Выбирай слова, приятель!

– Эй! Эй! – вмешался Грязнуля. – Мой друг просто не понимает, что в Слаттленде другие правила. Плаксик, старина, не забывай, мы же не дома! Ты должен уважать чужие порядки.

– Другие порядки? Порядки везде одинаковы!

– А ты везде бывал?

– Нет… я никогда не покидал берегов Поднебесного… Ты же знаешь.

– Тогда откуда тебе это известно? – спросил Грязнуля.

– Но это же алтейка! Я играю в нее с двух лет.

– Ну а лемминги играют иначе! – Грязнуля постучал по виску. – Ты должен изменить свой образ мыслей, Плаксик. Это не Поднебесный, это Слаттленд! Это не ласки с Поднебесного, это лемминги. У них свои привычки, свои обычаи. Расширяй кругозор. Смотри дальше собственного носа.

– Ладно, – натянуто, но сдержанно ответил Плаксик.

Он вернулся к леммингам и сел рядом с ними. И игра возобновилась. Через минуту Плакса был уже на ногах и громко орал. Лемминги ответили тем же. Грязнуля призвал к миру и спокойствию, но Плакса схватил столик для игры в алтейку и опрокинул его. Кожаная чашка и семена упали на пол.

– Ты знаешь, из чего мы делаем чашки для алтейки? – закричал одноглазый лемминг. – Из шкур ласок! Похоже, сейчас у нас прибавилась еще одна!

Он тяжелой лапой ударил Плаксу по морде. Грязнуля вынужден был ввязаться в драку и стал наносить удары направо, налево и по центру. Хозяин таверны и официанты выскочили из-за бочек с грушевым нектаром. Лемминги женского пола с криком выбежали на улицу. Зверьки поменьше в ужасе забились по углам. В самый разгар драки появились Бумбач с Нюхом.

Бумбач в две секунды оценил ситуацию, откашлялся и выдал верхнее «до». Его голос проник в каждое ухо в радиусе километра от таверны. Те же, кто находился в таверне, заткнув уши лапами, отпрянули назад. Прохожие уставились в сторону порта, решив, что это гудок судна, терпящего бедствие в океане. Бумбач держал ноту по крайней мере две минуты, а ласки за это время выскочили из таверны на улицу.