– Молодец! Хвалю за гуманизм. Но почему для нас всего одну бутылку взял? – недоумевал и одновременно возмущался Афанасьев, широко улыбаясь и демонстрируя два ряда ровных и красивых зубов. – Пошлешь дурака за бутылкой – он одну и возьмет…

Улыбчивый русоволосый старший лейтенант был почти двухметровым крепышом. Широкоплечий, длиннорукий, неуклюжий, похожий на медведя, однако добряк, просто так мухи не обидит. Со стороны Афоня казался богатырем, сошедшим с картины о русских былинах. Обычный граненый стакан в его ладони размером с лопату был едва виден и больше походил на рюмку. Сейчас Сашка с сожалением смотрел на быстро пустеющую емкость и тяжко вздыхал.

– Сам дурак! Проблема в деньгах! – огрызнулся прапорщик после короткой паузы, вызванной пережевыванием большого куска мяса. – Дали мне двадцать чеков, на бутылку, я и взял одну, а не поскупились бы, не пожадничали – купил бы две или три.

– А свои добавить – слабо?

– Я же говорил, я – пуст! Ей-ей, не вру! – Гонза продемонстрировал отсутствие финансов, вывернув наружу карманы. – Чеки с получки в медсанбате спустил с командиром артдивизиона, славно покутили с медсестричками за неделю лечения. Не попади я тогда на выходе с задачи в засаду – мы сейчас были бы в шоколаде! Который день кляну себя последними словами: это надо же, такая удача привалила – взял кассу банды! И все бездарно прошляпил! И нет бы сразу дать ходу из кишлака, решил еще и боевые трофеи взять – погнался за орденом! И на хрен мне был тот сраный ДШК? Он нам не мешал, духи нас не видели, но я же, як дурко, велел бойцам меня прикрыть и полез забрасывать расчет пулемета гранатами. Представляете, пополз с полным мешком пайсы!

– Эдик, он решил вместо тебя героем стать! Хотел получить звезду героя посмертно?

– Ага, захотел второй орден…

– Конечно, получишь. Теперь дадут за ранение в жопу, – улыбнулся Афоня. – Полный мешок, говоришь… наверняка врешь… Поди, нашел лишь горсть мятых «афошек», а трепа на миллион!

– Первое, что я хочу сказать, – ранение не в жопу, а в бедро! Второе. Миллион там был, и не меньше! Ей-ей, не вру! Подполз поближе, две гранаты швырнул и вроде двоих из расчета пулемета завалил, а охранение с двух стволов как по мне долбанет! Я распластался как медуза, в землю вжимаюсь, пыль глотаю, молюсь Богу, прощаюсь с жизнью. Духам меня не видно, но вещмешок над землей торчит, словно мишень. По нему они и жахнули, очередь прошила рюкзак и порвала в клочья, смотрю – вокруг бумага летает, меня демаскирует. Я про ту пайсу и думать забыл, жизнь дороже, стянул с себя, отшвырнул его подальше…

– Ай, молодец! Дал ему на один рейд поносить счастливый лифчик-разгрузку на удачу, новый мешок, новый горник, новый маскхалат – и что в итоге? Где все вещи? Пошло прахом, ни одной военной шмотки у меня не осталось на память о войне…

Симпатяга Гонза насупился и покраснел.

– Хватит уже укорять, и так стыдно. Только и думать мне было про горный костюм в мешке. Но если б даже и вспомнил, то, честное слово, деньги кинул бы, пропади они пропадом, а твой горник даже под пулями забрал бы…

– Да ладно, я не со зла… Ладно горный костюм и мешок, а где мой лифчик?

– В госпитале сперли вместе с маскировочным халатом. Кстати, твой маскхалат мне жизнь спас, я слился с травой, пуля лишь чиркнула, а в хэбэшке меня б точно добили…

– Я ж говорю, ловлю на слове! Ты мой должник! – Громобоев хлопнул Вадима по плечу. – С тебя магарыч, готовь цистерну самогона!

– Приедешь в Жмеринку, налью! Короче говоря, отполз я в сторону, а духи по-прежнему лупят в тот мешок из всех стволов. Наверняка потом, когда нашли денежные клочки, переживали! И вот, когда я почти отполз к разведчикам, духи долбанули из гранатомета по дувалу, стена рухнула – меня и присыпало. Хорошо, бойцы сразу откопали! Легко отделался, бедро зажило быстро, голова пару дней поболела, лишь немного поблевал. Тебе-то в прошлый раз, Эдик, досталось тяжелее, но теперь мы на равных, оба с контуженой башкой, я гол как сокол и ты не богаче. Так что зря вы насмехаетесь – я не жадничаю. Пайсы – нет…

– Да ладно, уймись, замяли… – Афоня прервал загоревавшего о пропажах прапорщика, резко сменил ход разговора и перешел на любимую тему: – Кстати, Эдик, ты ведь одним бортом с Викой летишь?

– И что?

– Согрей ее в воздухе, там ведь холодно, а она девушка хрупкая, южная…

– Что же сам не обогрел?

– Я пытался, да обломился. Эх, таких, как я, невезучих дураков – поискать надо…

– В смысле? – заинтересовался Эдик. Хмель ударил в голову, а после выпитой бутылки разговоры о бабах – любимая тема компании мужчин, особенно если женщины – в дефиците.

Афоня быстро разлил по стаканам остатки содержимого бутылки и похвалил сам себя:

– Смотрите-ка, глаз – алмаз! – Офицер поднял стаканы на уровень глаз и удовлетворенно цокнул языком. – Так вот, год назад, когда она только приехала в наш славный боевой полчок, я к ней приценился, примерился, решил объездить. Обожаю воронежских девчат, красавицы, как на подбор, не зря в народе говорят, что Екатерина Вторая туда всех проституток ссылала, а шлюхи, как известно, в основном красотки. Эх, не случилось…

Друзья чокнулись стаканами, пригубили крепкого напитка.

– А я и не буду пытаться, меня в Ташкенте ждут…

– Наслышан… – буркнул Вадик. – Но одно другому не мешает. Оторвись за нас двоих на полную катушку! Не будешь? Слышь, Афоня! А ведь он и взаправду не станет драть Вику, даже если ему даст! Зажравшаяся ты скотина, Эдуард! Мы тут на голодном пайке, а он харчи перебирает…

– Вадик, не нервничай и не дергайся! – одернул друга капитан. – Верный врачи поставили диагноз, хорошо тебя контузило, явно не симулировал. Ишь, как тебя сразу затрясло от злости. Эх, хорошо сидим, жалко только, что коньяк заканчивается…

– Ну да не беда, ничего страшного, если что – сгоняет еще раз в дукан, не развалится, отсыплю ему мелочи, – пьяно ухмыльнулся Сашка. – Чует мое сердце – сегодня Громобоев никуда не улетит. Рановато ты решил нас покинуть, брат.

– Чтоб тебе в свое время рейс отменили! Не каркай – один хрен улечу! Барахлишко начальства погрузят, потом и мы, грешные, пойдем на посадку. А если честно – не хочу улетать! Что я там буду делать? Отвык я от России. Как там жить? Не представляю…

– Не дури! Живи как все: ходи в кино, в кабаки, баб трахай… – Афанасьев, не рассчитывая силы, от души хлопнул Эдика по плечу, и Громобоев со стоном потер место ушиба.

– Но ты, полегче! Громила безмозглый!

– Завидую я тебе, Эдик! Мочи нет – домой хочу! Как приеду – сразу женюсь! Такая восхитительная девица у меня на примете в Одессе. До чего же я ее здорово отлюбил на ступенях подвала ресторана! Девчонка – супер! Представьте портрет: блондинка, зеленые глаза, осиная талия, стройные ножки от ушей, словно Дюймовочка из сказки! Двадцать восемь лет, но тело девочки! Двое детей, но это пустяки. Громобоев, ты будешь моим свидетелем? Зовут ее Оксана. Ждет меня к осени.

– Обязательно засвидетельствую твой брак! – пообещал капитан. – Да хоть с ведьмой, мне-то что! Только свою непутевую башку под пули больше не подставляй!

Афоня обнял друга, чмокнул пьяно в ухо и вытряс в раскрытый рот последние капли из стакана.

– И меня тоже в гости жди, через полгода приеду! Примешь? Хочу посмотреть Питер, ни разу в нем не был. – Прапорщик Гонза затянулся сигареткой и закашлялся.

– Сколько раз говорить – не кури! – Эдик выхватил окурок у приятеля и отбросил в сторону. – Твоя простреленная грудь с прошлого года еще не зажила толком. В легких дырка – хрипишь. Опять сляжешь…

– Ты что творишь! Целую сигарету выкинул… – обиделся прапорщик. – Кто тебя просил?

– Тебе доктор запретил смолить!

– Жить вообще вредно, особенно здесь, в Афгане, – отмахнулся Вадим. – Скоро следующий рейд, и мы с Афоней уже будем считаться выздоровевшими. Говорят, пойдем чесать зеленку возле Джабаль-Усараджа, заставы разблокировать… а ты говоришь – курить вредно… Эдуард, ты как тот палач, что приговоренному отказывает на эшафоте в последней затяжке, мол, бросай курить – вредно для здоровья…