Отсюда: http://rutlib2.com/book/6937/p/92

========== Глава 5. Простирается тень ==========

Война Джона окончена.

Меж намерением

И воплощением

Между действием

И движением*

Простирается Тень

— Т.С. Элиот

Теперь окружение избегало Джона. Не то чтобы он был одиночкой по натуре, на самом деле, всё обстояло иначе. В его школьных отчётах много раз всплывало слово «общительный», хотя и не всегда в качестве похвалы. В те безмятежные деньки Джон Уотсон был славным малым, умелым регбистом, несмотря на свои небольшие размеры, и никогда не отказывался покурить тайком за сараем.

Отчасти его дружелюбие объяснялось лишь холодным расчетом. Он всегда был самым низким среди погодок, тощим, остроумным и довольно мечтательным. Не говоря уже о том, что его воспринимали только через призму терпимости или великодушия других. Иными словами, Джон Уотсон был рождён для травли и мучений. Так что в целях самозащиты он взялся всех очаровать. Он играл в регби и страдал от неминуемых синяков. Он подшучивал и участвовал в проказах над заведующим пансионом при школе.

Подчас он уставал от своей маски, но был умным мальчиком и знал, что нужно делать, чтобы ужиться с другими.

Как бы то ни было, война — не место для дружбы, уж точно не для него. Отчасти из-за того, что он не хотел сближаться с кем-то, а потом смотреть, как тот умирает прямо у него на глазах.

Но кроме этого простого факта, как только у Джона выдавалась свободная минутка, он писал в своём потрёпаном ежедневнике, добавляя новые абзацы к своему роману. Иногда он чувствовал, что живёт только из-за одного желания закончить чёртов текст.

Учитывая своё обычное уединение, Джон слегка удивился, когда кто-то плюхнулся рядом с ним, когда он писал. В это же время он пытался прожевать и проглотить сухарь и сыр, которые составляли его обед.

— Привет, — сказал незнакомец.

Его дружелюбие действовало на нервы, так что Джон просто глянул на него и пробормотал что-то под нос.

Незнакомец не смутился.

— Прости, что отрываю. Ты же Джон Уотсон, так? Мне говорили, ты пишешь роман.

Джон нахмурился.

— Разве это твоё дело?

Собеседник рассмеялся над его откровенной грубостью.

— Вообще-то, да. В буквальном смысле. — Он протянул полноватую руку. — Майкл Стэмфорд. Прежде чем… — он окинул рукой мрачный пейзаж, — появление Аида отвлекло меня, я работал издателем в Лондоне. Надеюсь вернуться к этому когда-нибудь.

— Правда? — Джон прекратил писать и присмотрелся к нему. Живая приветливость отразилась в глазах Майкла, и Джон подумал, как долго тот находится здесь. Стэмфорд всё ещё улыбался, и Джон решил, что жизнерадостность — его природная черта. Если он не вешал нос в таком месте как это, значит, у него отличное чувство юмора. Или он идиот.

Стэмфорд удобнее опёрся о деревянную доску, служащую стеной.

— Итак, Уотсон. Ты — пишешь.

— Хорошо, — ответил он.

Стэмфорд не обратил внимания на двусмысленность.

— Я думаю, что однажды, когда весь этот бардак закончится, должно же это произойти в один прекрасный день, будет спрос на книги, которые расскажут обо всей трагедии. Особенно на истории из первых рук. От очевидцев. Конечно, пока я не прочитал твою работу, не могу ничего обещать, но если она неплохая, я бы хотел представить тебя издателям.

Джон пальцами сжал потрепанный дневник. Он немного встревожился, что кто-то ещё прочитает написанное им, но зачем же ещё он строчил страницу за страницей?

— Думаю, роман хороший, — сказал он тихо. Вообще-то он впервые позволил себе сказать это вслух.

Стэмфорд смерил его долгим взглядом, в котором отразилась неожиданная проницательность. Не идиот, значит, просто жизнерадостный. Наконец, он кивнул.

— С нетерпением жду твою работу, — сказал он, вытаскивая визитку из кармана. Возможно, они располагались на Чаринг-Кросс Роуд. — Когда вернёмся в Лондон, найди меня.

— Найду, — ответил Джон. Он сложил визитку в дневник.

Они пожали друг другу руки снова, а потом Стэмфорд улыбнулся и ушёл.

Джон задумался, мог ли такой счастливый малый выжить на войне.

***

Джон ненавидел артиллерийские обстрелы, даже когда понимал их цель, которая заключалась в том, чтобы убить как можно больше защитников Германии, и в то же время, уничтожить проклятую колючую проволоку, прежде чем они вступят на неё. Но грохот был действительно невыносим. Один новобранец, даже моложе Джона, совсем рехнулся во время обстрела и попытался убить себя своим штыком. На него было больно смотреть, слушая его несчастные рыдания.

Конечно, происшествие послужило основой для отличной главы его романа.

Джон думал, может, что-то с ним не так, если он мог использовать такую трагедию для собственной пользы. Затем особенно громкий залп заставил его забыть обо всём и ещё сильнее вжаться в грязь.

Он никогда не молился в минуты отчаяния. Многие мужчины вокруг него бормотали слова, адресованные, как он считал, их богу. Или, может, Иисусу. Обстоятельство, что они были здесь и готовились к смерти (по приказу мужчины, который не так давно был известным в высшем обществе адвокатом по бракоразводным процессам*), и всё ещё верили, что милосердное божество беспокоится, с одной стороны, веселило его, а с другой — нагоняло хандру.

У него был свой способ усмирить чистый ужас в такие секунды: он мысленно перебирал случайные изречения на латинском.

Crede quod habes, et habes*.

Он пригнул голову из-за ещё одного громкого взрыва.

Aut viam inveniam aut faciam*.

Он прочистил горло и сплюнул.

Adde parvum parvo magnus acervus erit*.

Он надеялся, что тот парень-издатель Стэмфорд выживет. Джон радовался, что это не только из-за книги, а потому, что тот казался хорошим человеком.

Non omnis moria*.

Спустя бесконечность на фронт пришёл приказ, и Джон вместе с всё ещё молящимся парнем рядом с собой выкарабкался из окопа и кое-как стал продираться по болотистой ничейной земле. Всего-то километр пешком.

Вот только он никогда не пробирался по колючей проволоке.

Он лишь переложил свою винтовку, чтобы ухватить её сильнее, как мир вокруг него взлетел на воздух, а плечо вспыхнуло. Он упал на колени, винтовка выпала из внезапно бесполезных пальцев, а затем онокончательно опрокинулся. Сознание ускользало, Джон смутно осознавал, что вокруг бегут люди, некоторые случайно наступали прямо на него.

Ему было наплевать.

Джон понятия не имел, сколько прошло времени, прежде чем его подняли и положили на носилки. Его подбрасывало и шатало из стороны в сторону, пока двое мужчин несли его, не останавливаясь до самого перевязочного пункта. Он бывал здесь раньше из-за ноги, но теперь это казалось бесполезным путешествием.

В какой-то момент в рану налили солёной воды, и он вскрикнул от боли.

— Мы не хотим, чтобы развилась инфекция, — проговорил тихий голос над ухом.

Ему всё ещё было наплевать.

***

Уже темнело, когда его и нескольких других мужчин погрузили в конную повозку. Тот же самый голос заговорил опять.

— Вы отправляетесь на станцию эвакуации. Похоже на военную травму за старушку Англию*, — звучало так, будто это хорошие новости.

Джон задумался, что если бы ему было не наплевать.

Комментарий к Глава 5. Простирается тень

* «Полые люди» перевод Александра Волкова, отсюда: https://www.stihi.ru/2002/02/04-135 Объективно поэма “Полые люди” стала отражением внутреннего состояния поколения, растерявшего после Первой мировой войны иллюзии и веру в гармонию жизни.

*Премьер-министр Великобритании во время Первой Мировой - Герберт Генри Асквит. «Избрав для себя юридическую карьеру, Асквит в 1876 году сдал экзамены на право заниматься адвокатской деятельностью и в следующие десять лет сделался преуспевающим адвокатом, бравшимся за громкие дела, широко освещавшиеся в прессе. В 1890 году он получил статус королевского адвоката – в английском языке это называется ‘получить шелк’, то есть шелковую тогу особого покроя». Отсюда: http://www.peoples.ru/state/statesmen/herbert_henry_asquith/