Остальные его вещи были уже у Майкрофта, который обещал доставить их обратно на фронт. Очевидно, он ожидал, что Шерлок останется в живых.
Что обнадёживало.
Полог палатки поднялся, и заявился Тревор.
А мог бы быть посреди мясорубки на Кингс Кросс.
— Убирайся, — сказал Шерлок.
— Остынь, Холмс. Я просто заглянул в гости. Может дать тебе…
— Не сегодня, Тревор.
Тот заметил ранец.
— О, я вижу. Ты отправляешься на одну из своих таинственных миссий, да? Мальчик мой, я бы с удовольствием послушал, чем ты занимаешься, когда исчезаешь.
Шерлок одарил его мрачной улыбкой, которая не сочеталась со взглядом.
— И я бы с удовольствием рассказал тебе, Тревор, но тогда мне бы пришлось убить тебя.
— Чем бы ты, несомненно, насладился, как я полагаю.
Шерлок пропустил его слова мимо ушей.
Тревор только рассмеялся, его смех напоминал рёв осла.
— Я знаю, что рано или поздно ты снова придёшь, Холмс.
— Ты меня совсем не знаешь, — огрызнулся Шерлок.
— Но хочу, — Тревор понизил голос.
Шерлок подумал, что к списку причин, по которым Майкрофт насладился бы отправкой этого недоумка на смертельную миссию, добавилась ещё одна. Он закрыл ранец и вновь одарил его угрожающей улыбкой.
— И тогда мне придётся убить тебя, — повторил он.
Не дожидаясь ответа, он вышел из палатки. Маленькая чёрная машина уже ждала его.
***
Три дня спустя Шерлок сидел в тёмном деревенском баре, который, по крайней мере, сейчас находился под контролем немцев. Он был одет в рабочие парусиновые штаны, дешёвые грязные ботинки и потрёпанное чёрное пальто. Под пальто - несвежая льняная рубашка и, внезапно, небесно-голубой сатиновый жилет. Шерлок уступил маленькой слабости потому, что, в конце концов, предполагалось, что он эксцентричный парижский художник, а ещё потому, что хотел не забывать самого себя, пока играл в глупые игры Майкрофта. А чтобы избежать неудобных вопросов, почему он не служит на фронте, он подделал сильную хромоту и таскал тяжёлую трость, которая также могла стать действенным оружием, если дойдёт дело.
До сих пор до этого не дошло. Однажды он встретил нескольких до зубовного скрежета недалёких местных. (Так вот с какими людьми приходилось работать Майкрофту? Неудивительно, что тот постоянно взывал о помощи). В остальное время он праздно шатался по деревне, рисуя всё, за что зацепился глаз, и при каждой возможности вступая в разговоры с местными. Почти как на каникулах, и никакой войны за кадром. Ну, кроме болтовни с местными, конечно. Никогда он таким не занимался на каникулах.
Но все эти скучные разговоры окупились. К настоящему времени у него было отличное представление о том, кого он искал. Не имя, конечно, но словесный портрет.
Он сидел в баре и слушал сплетни завсегдатаев, которые только подтверждали его подозрения. Как любые селяне, они трепали языками много и ни о чём, но он отсеивал крупицы смысла в бесполезном гомоне.
Разумеется, все разговоры прекратились, когда вошли немцы.
Первые два дня на Шерлока поглядывали с подозрением, но сейчас к нему уже привыкли. Он склонился над стаканом ужасного вина, которое, как он подозревал, было сделано в не особо чисто ванной хозяина, вообще-то, сейчас стоило сделать скидку на то, что идёт война. Лично он считал это злоупотреблением обстоятельствами и плохим оправданием для падения стандартов.
Но он был здесь не для критики. Вместо этого он просто сидел за крошечным столиком и делал наброски. Остальные посетители были впечатлены, что среди них есть художник, и, похоже, с уважением отнеслись к его достижениям, так что, по большей части, его не трогали.
Шерлок узнал свою цель, как только мужчина вошёл.
На первый взгляд, новоприбывший был просто ещё одним торговцем или спекулянтом с чёрного рынка, зашедшим за стаканчиком пива или чего посильнее. Но, заглянув под очевидную маску, Шерлок узнал всё, что нужно.
Подсказки таились в неподвижных глазах, линии плеч, даже в резком тоне, которым он заказал выпивку. Не говоря уже о его левом большом пальце. По инерции Шерлок продолжал рисовать, набрасывая портрет молодой женщины, которая помогала за барной стойкой. Она обладала красотой, полагал Шерлок, той же мишурной привлекательностью, как проститутка на Пиккадили, жила с овдовевшей матерью и была беременна, хотя об этом ещё никто не знал. Остаётся надеяться, и не узнают, что отцом оказался немец.
Когда через двадцать минут появился офицер Боше, все притворились, что не замечают его, особенно мужчина, за которым наблюдал Шерлок. На самом деле, он притворялся так сильно, что это было уже смешно. Видимо, немцам с нормальными агентами повезло не больше, чем Майкрофту. Шерлок уже не в первый раз задавался вопросом, ценил ли его брат достаточно высоко. Похоже, что нет.
Офицер занял столик рядом с мужчиной и отпил отвратного вина, сморщился и слегка наклонился. С ужасным французским акцентом он спросил:
— Простите, пожалуйста, вы уже прочитали газету?
Француз разыграл лёгкое (и абсолютно явное) сопротивление, но затем просто кивнул и протянул газету, оглядываясь на завсегдатаев, показывая, что у него не было иного выбора, они же заметили, да? Шерлок хотел кричать от показной глупости.
— Спасибо, — ответил немец. Затем он притворился, что читает первую страницу. Информация, которую он ищет, спрятана внутри, конечно. К несчастью для него, эта особая военная тайна — бесполезная выдумка.
Вскоре Шерлок закончил эскиз и небрежно оставил свои инициалы в нижнем правом углу. Здесь и сейчас, конечно, «Ш.Х.» значили Шарль Хюле.
Он дал изменнику две минуты форы и последовал за ним.
«Как избито», — подумал Шерлок, когда они направились в тёмный переулок позади местного публичного дома. Тонкие полоски дамского белья сушились на окнах и колыхались на ветру. Шерлок выругался себе под нос, хотя никто бы и не услышал. Жизнь становилась нелепой, и во всём был виноват только его брат.
Мужчина, которого он преследовал, не только носил с собой тонкий и очень острый нож, но и, очевидно, отлично владел им, и, надо признать, всё это было немного тревожно, но Шерлок уложил его хорошим ударом крепкой трости. К несчастью, в процессе он получил тонкий порез вдоль торса.
К тому времени, как Шерлок связал бессознательного мужчину своим дешёвым галстуком и затолкал его за маленький велосипедный сарай, кровь просочилась сквозь рубашку. Он нашёл время, чтобы сорвать пиджак, а затем более осторожно снять всё ещё чистый жилет, который любил и убрал его в ранец. Разрез можно починить. Отстирать кровь сложнее.
Наконец, он добрался до бара и пожаловался там, что на него напали воры. Девушка вызывающе присвистнула, а затем промыла и перевязала его рану. Он вознаградил её портретом, который нарисовал раньше, и девушка чмокнула его в щёку. Он подождал, пока она отвернётся, и стёр влажный след её языка. Прежде чем уйти он накарябал записку, положил её в конверт и попросил девушку передать всё его другу сеньору Роже, когда тот придёт. Местные агенты сами заберут изменника. Его работа была окончена. Не такая уж и опасная или интересная, как считал Майкрофт. Иногда Шерлок думал, что его брат изображал потенциальную опасность просто, чтобы подогреть интерес. Первому оперативнику, что, перерезали глотку? Если да, должно быть, он был полным идиотом.
Несколько часов спустя Шерлок пришёл к месту встречи и нетерпеливо ждал обещанного транспорта. Его бок пульсировал от боли, и, сам того не желая, он думал о пакетике с белым порошком, спрятанном в его вещах в лагере.
Когда машина, наконец, подъехала, на часах было три утра. Шерлок забрался на заднее сидение, ни слова не сказав водителю, прикрыл глаз и притворялся спящим всю дорогу до фронта.
Иногда Шерлок думал, что, наверное, никогда больше не будет спать по-настоящему.
Комментарий к Глава 4. Тёмная ночь души
* Строчки из «Крушения» — сборника публицистики, изданного посмертно. Это три статьи для журнала «Эсквайр»: «человек, разрушенный алкоголем, публично, на страницах журнала, признался в том, что пьет, страдает от депрессии и утратил способность писать. По сути, это прощальное письмо, наполненное безграничным отчаянием и одновременно демонстрирующее чувство собственного достоинства автора, внушающее глубочайшее уважение. Публикация статей обернулась скандалом. Американцев шокировало бесстыдство, с каким кумир их безумных лет признавался в собственной слабости».
