— Какая женщина! Кто бы мог подумать! — затосковал он и грустно потер то место, где, по утверждениям врачей, у него находилось сердце. До сих пор секьюрити в это не верил, но теперь вдруг почувствовал, что оно действительно существует и даже может замирать на пару секунд. — Да-а! Повезло чертовому Гоше, — разозлился он, припомнив заманчивое колыхание бедер. Настроение окончательно испортилось.

Появление Ксении в банкетном зале оказалось подобно разрыву артиллерийского снаряда. Большинство сослуживцев мгновенно лишилось дара речи: мужчины — от восторга или мгновенно нахлынувшего чувства ревности и зависти, женщины — от гнева. Вечная серая мышь, толстая корова Кузьмина предстала настоящей секс-бомбой, на чьем фоне меркли признанные королевы красоты фирмы.

Больше всех взбесился муж Гоша. Обнаружив источник народного изумления, он побагровел от бешенства и, подойдя к Ксении вплотную, больно сдавил ее плечо:

— Ты что, совсем обалдела! Ты как вырядилась, идиотка? Немедленно марш переодеваться!

Ксения смерила его взглядом и четко произнесла:

— Пошел вон.

— Ты что?! — задохнулся Гоша.

— Что слышал! Ты мне до смерти надоел. Я с тобой развожусь.

— Чего-чего? Что ты там несешь? Давно по морде не получала?

Ксения преобразилась. Кровь резко бросилась в лицо. От ярости она потеряла контроль над собой. То, что копилось в ее душе много лет подряд, наконец прорвалось наружу. Она резко развернулась и с огромным наслаждением дала мужу такую затрещину, что тот не удержался на ногах и грузно осел на блестящий паркет.

Гоша ошарашенно уставился на незнакомую красивую женщину, отдаленно похожую на его вечно покорную жену Ксюшу. Он растерянно потер щеку и неловко поднялся, одергивая пиджак.

К этому времени вокруг семейной пары сгрудились остальные гости. В зале повисла зловещая тишина. Все — кто с ужасом, кто со злорадным любопытством, кто с сочувствием — ждали развития событий.

Сквозь толпу пробился ничего не подозревающий об уготованной ему почетной участи Ксюшин начальник Альберт Николаевич. Мгновенно оценив ситуацию, он взял Ксению за руку, церемонно поцеловал пальчики и обратился к присутствующим:

— Друзья! Коллеги! Разрешите представить вам Ксению Сергеевну Кузьмину. Настоящую Ксению Сергеевну! Сударыня! Позвольте пригласить вас на танец! Музыканты! Вальс!

Зазвучала музыка. Альберт решительно повел. Он, как и Ксения, любил танцевать. Получалось очень славно. Пока все идет по плану, мелькнуло у Ксении. Мизансцена выстроена по законам жанра. Рыцарь, как ему и положено, примчался на помощь прекрасной даме, попавшей в беду. Главное — довести дело до конца. Ну, Альберт, не подведи!

Некоторое время они кружились молча. Ксения чувствовала тепло его ладони на своей талии. Набравшись смелости — все же она сильно нервничала с непривычки, — Ксюша украдкой стала внимательно рассматривать кавалера. Он давно волновал ее как мужчина: стройный, элегантный, остроумный. К тому же исключительно умный и широко образованный человек. Раньше она боялась себе признаться, что хотела бы хоть раз провести с ним ночь. А теперь… А теперь может не только думать, но и осуществить свои мечты. Мужу в ее жизни больше не место. Значит, она свободна и будет делать все, что захочет. Она не раз замечала, что глаза Альберта теплеют при взгляде на нее. Что ж, да здравствует свобода!

Неожиданно Ксения увидела, что Альберт улыбается. Отлично. Главное, завязать разговор. А уж направить его в нужное русло — дело техники. Для хорошего юриста — раз плюнуть. А она, Ксения Кузьмина, юрист отменный, можно даже сказать, талантливый.

— Почему вы улыбаетесь?

— Потому что я много лет ждал сегодняшнего дня. Вы умница. Я рад за вас. Рано или поздно нужно было сделать решительный шаг.

— Почему вы никогда не говорили со мной об этом?

— А вы бы поддержали такой разговор? Только честно?

— Скорее всего, нет…

— Вот видите. Человек должен принять решение сам. Вы его приняли.

— А дальше?

— Вам решать, Ксения. И ума, и воли у вас достаточно.

— Спасибо! — Ксюша чуть наклонилась — на шпильках она была выше — и поцеловала его в щеку.

— Приятно! — усмехнулся он.

— Пока все! — отрезала Ксения.

Альберт лукаво сверкнул глазами и закружил ее в танце…

Забавно, что мужчины всегда считают себя хозяевами положения, мелькнуло у Ксюши. Даже такой умный человек, как Альберт, полагает, что главный сейчас он. А на самом деле — просто играет написанную для него роль в ее спектакле. Эх, мужчины! Права была Милка — ничего сложного. Главное — правильно выбрать жирного червяка, наживочку. Ксения скосила глаза и глянула в собственное декольте: неплохо, совсем неплохо. Будь я мужчиной… О!

Тут настроение у нее испортилось. Одно дело декларировать свое святое женское право иметь любовника, а другое — реально решиться и допустить до своего навеки погрязшего в супружеской верности прекрасного белого тела чужого мужика. Пусть даже такого привлекательного. А… будь что будет. Поплывем по течению, а там поглядим.

Ксения чуть прикрыла глаза. Ее тело расслабилось в надежных крепких объятиях партнера и отдалось музыке. Если у мужчины такие нежные и сильные руки, то и во всем остальном он должен быть очень неплох! От таких фривольных мыслей Ксения слегка покраснела, удивляясь сама себе: что с ней? Еще пару часов назад она ни за что бы не поверила, что способна воевать на баррикадах! Да здравствует Че Гевара! И Кастро в придачу!

Они грациозно скользили по паркету, Альберт сиял, ловя любопытные взгляды сослуживцев. А Ксения просто не обращала на них внимания. Ей была в радость новая яркая одежда, пьянящее чувство свободы, близость мужчины, который ей нравился. Впервые за много лет она была довольна собой.

Ксения происходила из так называемой «приличной семьи». Понятие это в нашей стране смысл имеет не совсем определенный, но тем не менее для всех понятный. Другое дело, что приличная семья — не всегда счастливая. Впрочем, за порогом дома об этом никто никогда ничего не знает.

Ее отец был веселым человеком, родом из донских казаков, шумным, талантливым, энергичным. В тридцать пять он уже стал доктором и профессором, звездой математики, которому прочили звание академика. Студенты и аспиранты молились на него. На лекции Кузьмина сбегались со всех факультетов, поскольку он обладал огромным ораторским и педагогическим даром: самые сложные вещи умел изложить понятно и непринужденно.

И в семье с ним было легко. Он обожал гостей, застолье, подарки. А больше всего любил свою маленькую дочку, с удовольствием возился с ней: купал, играл, читал ей книжки. Уже лет с четырех отец брал Ксюшу с собой на лекции, сажал в уголке аудитории, давал лист бумаги и карандаши. И говорил:

— Нарисуй мне медведя, который ловит рыбу у водопада!

Ксения к отцовским заданиям относилась ответственно. Полтора часа ребенок сосредоточенно пыхтел, пытаясь представить себе медведя, водопад, рыбу и то, как медведь ее поймал. К концу занятия она изображала некий замысловатый пейзаж. Отец сосредоточенно рассматривал рисунок и требовал пояснений: какой породы зверь — гризли, бурый или гималайский? Где находится водопад? Какую рыбу поймал медведь? Как ему это удалось?

Ксюша старалась ответить как можно точнее, чтобы угодить папе. Тот, внимательно выслушав, резюмировал:

— Молодец, дочка! Ты у меня талант! Будущий Микеланджело!

Рисунок тут же демонстрировался коллегам по кафедре и студентам. Все хвалили девочку и говорили что-нибудь приятное.

Потом отец брал ее на руки или сажал на плечи. Они шли гулять, затем оправлялись в кафе, где ели летом мороженое, а зимой торт. С отцом Ксения чувствовала себя на седьмом небе.

Но наступало время возвращения домой. Оба скучнели, как школьники, прогулявшие уроки, и ожидали неизбежного возмездия за несколько часов безоблачного счастья и свободы.

Бабушка и мама были женщинами ослепительной красоты, которую окружающие практически не замечали из-за вечно кислого выражения их лиц и поджатых губ. Обеих всецело занимало соблюдение приличий и бесчисленных правил, которые дамы сами же устанавливали. В доме не позволялось смеяться, громко разговаривать, бегать, петь. Полагалось вести себя достойно: прямо сидеть, на все спрашивать разрешения, молчать, пока к тебе не обратились, выполнять все, что велено, и самое главное, не иметь своего мнения. Отец, уважавший острое словцо, прозвал жену и тещу «их кислейшества».