Решение помочь ему её заставил принять сам Найл Кайзер. Нет, он не просил о помощи. Просто однажды, когда сестра Файгофф помогала ему помыться, протирая тело влажной губкой под присмотром могучего санитара, пациент взглянул на медсестру рассеянными карими глазами и спросил:

– Сколько времени я здесь?

– Полтора месяца, герр Кайзер, – ответила Файгофф после того, как пациент повторил свой вопрос на немецком языке. До этого он прозвучал на французском и английском, языках, которых она не знала, но могла опознать по характеру звуков. Юноша глубоко задумался.

– Я не Кайзер, – несколько неуверенно возразил он.

– А… – но тут вперёд шагнул санитар.

– Не разговаривайте с пациентом, сестра, – предостерёг он.

Файгофф испуганно, бледно улыбнулась, будто бы он поймал её на чём-то противозаконном, и сноровисто закончила дело. Но любопытство её было не удовлетворено. Рискуя попасть в труднообъяснимое положение, в следующий завтрак и обед она заменила таблетки на подносе мнимого Кайзера похожими по внешнему виду, но совершенно безобидными витаминами. Подмена никак не сказалась на поведении пациента, и в два часа дня, когда клиника затихала на послеобеденный отдых, сестра Файгофф проскользнула в десятую комнату.

Лежащий на правом боку пациент посмотрел на неё без интереса.

– Чем будете добивать?

– Я не враг вам! – комнаты пациентов не прослушивались, но на всякий случай шёпотом возразила медсестра.

Юноша недоверчиво усмехнулся, и это задело Файгофф за живое. Сев на пол возле кровати, чтобы её нельзя было разглядеть через дверной глазок, женщина задала свой вопрос:

– Вы правда попали сюда за убийство?

Молчание со стороны кровати несколько напугало её, сестра мельком взглянула на пациента. Лицо юноши было бледным и смятенным.

– Я… не помню, – с усилием проговорил он. А после обратил внимание на попытку Файгофф отодвинуться. – Боитесь меня?

На мальчишеский вызов женщина отреагировала правильно:

– Я полжизни имею дело с сумасшедшими. Опасаюсь, конечно, но не так сильно, чтобы бежать без оглядки.

Внимание пациента уже перепрыгнуло дальше, если у него и была изначально способность концентрироваться на одной мысли, в результате «лечения» она, конечно же, пострадала.

– Немецкий язык. Где мы? – он оглядел комнату. – Что это за место? Это ещё Швейцария?

– Разумеется, – удивилась Файгофф. – Наша клиника находится на окраине города Кюснахт, очень приятное место для жизни.

– Далеко от Лозанны?

– Лозанны? Весьма. Почему именно Лозанны?

Неприятная ухмылка пробежала по лицу юноши.

– Дядюшке не хватило терпения дождаться корабля для каторжников до Австралии.

– Я не понимаю, – искренне призналась Файгофф.

Парень взялся обеими руками за голову:

– Уйдите, пожалуйста. Мне надо подумать. Сегодня мне почему-то легче думается… Я даже начинаю вспоминать…

С того разговора Юлия Файгофф стала добровольным ангелом-хранителем незнакомого юноши. Убедившись, что впадать в буйство ни с таблетками, ни без оных мнимый Найл Кайзер не собирается, она начала регулярно подменять их полезными для здоровья витаминами. Файгофф жила в служебном доме при клинике, как и некоторые сотрудники, не желающие тратить деньги на съём жилья в чужом городе и время на дорогу. Главный врач относился к этой практике благосклонно, так у него всегда под рукой был персонал, который можно было внепланово вызвать на работу, и никто не удивлялся, встретив сестру Файгофф в коридорах клиники в её выходной день. Задачи довести парня до смерти вроде бы перед руководством клиники не стояло, поскольку всё ограничивалось изоляцией и отупляющими медикаментами. Но, единственной из всего персонала, сестре Файгофф хотелось знать историю до конца.

Сначала она, подгадав время за чашечкой чая, с видом сердобольной идиотки поинтересовалась у старшей сестры, почему десятый номер никогда не выводят на прогулку. Он действительно так опасен? Старшая не знала подробностей, запрещено – и всё. Файгофф немедленно согласилась – руководству видней, лишний раз продемонстрировав свою лояльность. Она знала, что старшая сестра информирует главного врача о настроениях персонала.

А через некоторое время Найл Кайзер заболел. Не красиво, не интеллигентно, бедного парня мучили рвота и понос, а избалованные условиями работы санитары не желали убирать за ним и кормить с ложечки бульоном. Сестру Файгофф приставили к пациенту как самую безотказную из медперсонала клиники.

Юноша начал говорить с ней сам. Несмотря на тяжёлое течение болезни, выглядел он лучше, взгляд карих глаз стал не в пример яснее.

– Как вас зовут? – он задал вопрос между двумя ложками куриного бульона.

Сестра не поменяла каменного выражения лица.

– Файгофф.

– Это фамилия? Я не хочу обращаться к вам по фамилии.

– Вы не можете обращаться ко мне по имени. Здесь моя работа. Меня зовут Юлия, я старше вас, как минимум, на двенадцать лет.

– Вы добрая, Юлия, – парень смотрел на неё, и в этот раз сестра знала, что он видит именно её, а не златокрылого ангела в вате наркотиков.

– Это моё проклятие, – женщина вздохнула, не совсем искренне. – А вы, Найл…

– Меня зовут Хельмут, – прервал её парень. – Я вспомнил. Хель-мут.

– Здорово. Вы таблетки, которые кладут на поднос, не пейте, а измельчайте и в унитаз. А то вдруг я не сумею однажды заменить их.

– Меня превращали в идиота? – голос был сухой, равнодушный, но глаза пациент закрыл, чтобы никто не заметил их выражения.

– Вроде того, – суп кончился, и у сестры Файгофф больше не было повода задержаться возле пациента. Она встала. Хельмут вроде и не заметил этого, он смотрел в архивы своей памяти.

– …хотел убить её, – донеслось до Файгофф.

Мучимая любопытством, сестра сделала вид, что поправляет ему постель.

– Кто и кого убить?

Парень закрыл глаза. Ну, святые угодники, так не честно!

– Мальчик, если тебе нужна помощь… – угрожающе начала женщина.

– Не знаю пока. Что я могу в тюрьме?

– Пока ты так думаешь, ничего и не сможешь, – последнее слово осталось за медсестрой.

Неженка, милый мальчик, мамин любимчик… что он мог? Его тринадцатилетняя сестра была сильнее. Умнее. Сообразительнее. Но справится ли она с дядей Хайнсом, когда придёт её время преградить ему путь к деньгам? Дядюшка их хитрее дьявола. И очень, очень хочет денег отца.

Знает ли Бриттен, что брат не собирался убивать её, или её убедили в обратном? Теперь он для сестры всё равно что мёртв. Год, два, три в этой лечебнице, и он ничем не станет отличаться от мёртвого. Никогда не нахмурит грозно брови на неподходящих поклонников Брит, не возьмёт на руки её детей. Не заведёт своих собственных. Чёрт побери, у него даже секса ещё ни разу не было! И что, смириться теперь с пожизненным пребыванием в мерзком месте, куда его затолкала воля дядюшки? Девственности-то его, может, какая из медсестёр из жалости и лишит… Хел слабо ухмыльнулся. Сарказм – прибежище слабого разума.

Нежный, наивный… С этим покончено, пора меняться. Он должен защитить Бриттен. Сестре больше рассчитывать не на кого.

Утром пациент вроде чувствовал себя лучше, и сестра Файгофф заглянула к нему уже после одиннадцати, закончив уход за другими подопечными. Тарелки на подносе после завтрака стояли пустыми – Файгофф заметила и одобрила это; на поверхности воды в унитазе плавал едва различимый жёлтый порошок. Нажав для верности ещё раз на ручку спуска воды, сестра вернулась в комнату. Прикрытые веками внимательные карие глаза пациента наблюдали за ней, пока она занималась уборкой в комнате, передвигаясь между окном, столом, кроватью. Голос Хельмута прозвучал неожиданно для неё, очень тихо.

– Здесь можно говорить?

– Можно. Но осторожно, – Файгофф не повернулась, смахивая пыль с подоконника. – И лучше не шевелить губами. В комнатах нет записи, но могут наблюдать в глазок.