Крепость Таинственная всюду тишина. Как волчья пасть, разинуты ворота. И крепость между скал погружена В глубокую, по-старчески, дремоту. Обветренный приют залётных птиц, Обитель давней славы и печали, Теперь разит холодной тьмой бойниц И пустотой оскаленных развалин. Здесь облаков касаешься рукой, Становишься и ты крылат, бесстрашен, И гордо смотришь вниз, где над рекой Застрял аул в заплатах мелких пашен. Квадраты крыш с развалин крепостных Мне кажутся лежащей перед взором Огромной грудой пожелтевших книг, Хранящих тайны вековых историй. Берёзка Не роняла на грудь Гуниб-Дага Лепестки тегеранская роза. Приютилась у снежной папахи Лишь одна северянка – берёза. В ночь осеннюю с плеч её ситец Смерч срывал, невзирая на слёзы. Но Гуниб, старый доблестный витязь, В шаль пуховую кутал берёзу. Спутник звёзд – полумесяц небесный Из-за туч улыбался лениво. Ей певал разудалые песни Пьяным голосом ветер блудливый. Гордый сокол, застыв в синей глади, Острым оком впивался до дрожи. Теребили кудрявые пряди И чабан, и случайный прохожий. Но со скромностью юной горянки, Пряча лик за гранитную спину, Оставалась верна северянка На века своему исполину. Знать, не зря поражает пришельца В сердце гор Гуниб-Дага величье. Но откуда в берёзовом тельце Стойкость скал с чистотою девичьей? Смерть орла Ласкал меня нежно Сентябрьский день, Дыханьем полдневного зноя. Душой овладела дремотная лень В обители сна и покоя. Лежу на траве и сквозь рой мошкары Смотрю на уступ невысокий, И вижу: с карниза плешивой горы Поднялся орёл одинокий. Средь голого хаоса вздыбленных скал, Над мраком теснин одичалых, Могучие крылья шатром распластав, Он круг описал величаво. С минуту над бездной устало парил, Почти без движенья, без крика. Была ли то проба последняя сил Отжившего век свой владыки? И вдруг на груди его оба крыла Скрестились, как острые шпаги. Подумала я: – Ужель не дошла Тревога до жертвы-бедняги. Он падал, как сброшенный силой валун С отвесной заоблачной кручи, Чтоб снова к кровавому взвиться столу С трепещущей в клюве добычей.  Я тоже бездумно сбежала туда, В долину, орлу в перегонку, Где, думалось мне, поджидала беда Зайчишку-глупца иль ягнёнка. И тут ветер с шумом дохнул мне в лицо: Нежданно, почти под ногами, Пернатый, как будто пронзённый свинцом, Всей тяжестью рухнул на камень. Я вздрогнула. Мёртвым казался орёл, Лежащий недвижимо рядом. Но он, вскинув голову, небо обвёл Медлительно-царственным взглядом. А я в изумленье застыла на миг, Любуясь спокойствием птицы. Простившись с привольной стихией, поник У ног моих самоубийца. – Да, так умирают в горах. — Сказал мне попутчик случайный. – Неведом крылатому немощный страх, Как робость — безумцам отчаянным. Полночь в горах
Луна горделиво в немом океане Плывёт, как волшебница в звёздном плаще. На горных вершинах клубятся туманы, Несмело спускаясь к прохладе лощин. Громады молчанье хранят вековое, Угрюмо аул погружён в тишину. Меня лишь в полуночном царстве покоя Усталость не клонит к блаженному сну. Да речка, зажатая в мрачном каньоне, В неистовстве мечет холодную муть, И кажется, будто безумные кони Дробят той теснине гранитную грудь. |
