– Уверяю вас, сожалеть вам не о чем: пребывание на побережье принесло много пользы и мне, и детям.

– Уж если тебе непременно нужно было отправиться на море, то лучше бы по крайней мере не в Саут-Энд. Это нездоровое место, и Перри был удивлен, что вы туда едете.

– Я знаю, так многие думают, но это совершеннейшее заблуждение, сэр. Мы все чувствовали себя отменно, и грязи не доставляли нам ни малейших неудобств. Мистер Уингфилд говорит, что это ошибка – называть Саут-Энд нездоровым местом. А на его слово, несомненно, можно положиться. Он прекрасно знает тамошний воздух, и собственный его брат с семейством не раз туда ездил.

– Тебе следовало ехать в Кроумер, милочка, коли на то пошло. Перри однажды провел в Кроумере целую неделю и считает, что это лучшее место для купаний. Там, говорит, спокойная открытая вода и чистейший воздух. А комнаты можно снять в четверти мили от моря – не слишком близко и очень удобно. Напрасно ты не спросила совета у Перри.

– Но, дорогой сэр! Подумайте, каково было бы различие в расстоянии! Сто миль вместо сорока!

– Ах, милочка! Как говорит Перри, если дело касается здоровья, то ни с чем другим считаться не следует. Если уж вы собрались в путешествие, то где сорок миль, там и сто. Лучше вовсе не покидать Лондон, чем проехать сорок миль и попасть туда, где нездоровый воздух. Именно так мне сказал Перри. Он счел, что вы поступили неосмотрительно.

Все попытки Эммы остановить отца оказались напрасны, а потому, как и следовало ожидать, терпение ее зятя вскоре иссякло.

– Пусть мистер Перри, – произнес он тоном явного неудовольствия, – держит свое мнение при себе, покуда его не спросят. Какое ему дело до того, в какую часть побережья везу я свою семью? Какое право он имеет одобрять меня или не одобрять? Полагаю, мне вполне позволительно полагаться на свое собственное суждение, а в его советах я нуждаюсь так же мало, как и в его снадобьях. – Помолчав, мистер Джон Найтли прибавил – с язвительной холодностью, но уже не столь гневно: – Пускай мистер Перри объяснит мне, как преодолеть сто тридцать миль с женой и пятью детьми, издержавшись и утомившись не более, чем если бы расстояние составляло всего сорок. Тогда я охотно предпочту Кроумер Саут-Энду.

– Верно, верно, – откликнулся старший мистер Найтли, чье вмешательство пришлось очень кстати. – Ты рассуждаешь справедливо. Но, Джон, ты помнишь, я говорил тебе, что хочу передвинуть тропу, ведущую в Лангем, так, чтобы она не шла через луга? Не вижу для этого никаких помех. Я бы не стал затевать такую перемену, если бы она могла принести неудобство жителям Хайбери, но ежели ты помнишь, как тропа идет сейчас… однако на карте все наглядней. Надеюсь, завтра ты будешь у меня в аббатстве, мы вместе поглядим, и ты скажешь мне свое мнение.

Мистер Вудхаус был несколько взволнован нелюбезными словами о его друге Перри, которому он, иногда сам того не сознавая, приписывал многие собственные мысли и чувства, однако нежное внимание дочерей мало-помалу успокоило старика, а бдительность одного брата и возросшая осторожность другого предотвратили новые вспышки.

Едва ли человеческому существу доступно большее счастье, нежели то, какое испытывала миссис Джон Найтли в пору своего пребывания в Хартфилде. Каждое утро она вместе с пятью детьми наносила визиты старым знакомым, а вечерами рассказывала обо всех дневных делах отцу и сестрице. Единственное, чего она могла еще пожелать, – так это замедлить ход времени. Каникулы всем хороши, но очень уж коротки.

Друзьям обыкновенно отдавали первую половину дня, вторую же приберегали для семейного круга, и все же одного званого ужина – рождественского – было не избежать. Мистер и миссис Уэстон не желали слышать возражений: в праздничный вечер гостей и хозяев Хартфилда непременно ждали в Рэндалсе. Даже мистер Вудхаус, поддавшись на уговоры, согласился ехать, дабы не расстраивать компанию.

При иных обстоятельствах старик непременно сказал бы, что им всем никак не добраться до имения Уэстонов. Однако, поскольку в Хартфилде стояли, вдобавок к собственным, экипаж и лошади мистера и миссис Джон Найтли, мистеру Вудхаусу пришлось ограничиться простым вопросом: «Как же мы поедем?» Эмма, не имевшая на этот счет ни малейших сомнений, без особого труда убедила его в том, что в одной из карет хватит места даже для мисс Смит.

Кроме давних знакомых старого джентльмена: Харриет, мистера Элтона и мистера Найтли, – Уэстоны никого к себе не звали. Собрание обещало быть немноголюдным, а часы не слишком поздними – привычки и склонности мистера Вудхауса во всем принимались в расчет.

Вечером накануне знаменательного события (то, что 24 декабря мистер Вудхаус ужинал вне дома, было событием поистине знаменательным) Харриет покинула Хартфилд с сильной простудой. Эмма позволила ей уехать лишь потому, что она сама решительно пожелала вверить себя попечению миссис Годдард, но наутро явилась навестить больную. Та лежала в жару, горло у нее воспалилось, и о Рэндалсе не могло быть даже речи. Миссис Годдард заботливо ухаживала за своей подопечной и намеревалась послать за мистером Перри, а сама Харриет была слишком слаба, чтобы спорить. Ей пришлось расстаться с мыслью о вечернем торжестве, хоть она и не могла говорить о своей потере иначе, как со слезами.

Эмма долго сидела с ней, заменяя миссис Годдард в минуты неизбежного отсутствия последней и приободряя ослабленный дух подруги разговорами о том, как огорчится мистер Элтон, не найдя в Рэндалсе предмета своей любви. Когда задерживаться долее было уже нельзя, мисс Вудхаус покинула больную в достаточной мере утешенной приятной мыслью о разочаровании, предстоящем викарию, и о всеобщих сожалениях по поводу ее болезни.

Едва успев пройти несколько ярдов, Эмма повстречала самого мистера Элтона, шедшего, очевидно, осведомиться о мисс Смит. До него уже дошли слухи о том, что она занемогла, и он намеревался принести известия о ней в Хартфилд. Теперь, однако, он повернул назад и зашагал рядом с Эммой. Им встретился мистер Джон Найтли, возвращавшийся с двумя старшими сыновьями из аббатства Донуэлл, которое ежедневно посещал. Здоровый румянец на лицах детей свидетельствовал о пользе прогулок на свежем воздухе, обещая скорую расправу бараньему жаркому и рисовому пудингу, поджидавшим их дома. Все пятеро продолжили путь вместе.

– Горло у нее совсем красное, – молвила Эмма, описывая состояние своей подруги, – сильный жар, пульс частый и слабый. Она, к несчастью, очень подвержена простудам – так сказала мне миссис Годдард, которой уже не раз приходилось о ней тревожиться.

– Красное горло?! – с тревогою воскликнул мистер Элтон. – Надеюсь, это не заразно? Без гнойников? Смотрел ли ее Перри? О, вам следует заботиться и о себе самой – не только о друге! Умоляю: не подвергайте себя опасности! Отчего Перри ее не посмотрит?

Эмма, нисколько не напуганная, отчасти успокоила викария, сославшись на уверения опытной миссис Годдард, но чтобы он сделался совсем спокоен, ей не хотелось. Дабы поддержать в нем легкую тревогу, она, как будто бы переменив предмет разговора, сказала:

– До чего холодный выдался день! По всему можно предположить, что пойдет снег. Если б мы были приглашены в другой дом и другое общество, я бы, пожалуй, предпочла нынче вечером никуда не выходить и папеньку уговорила бы остаться. Но он уж решился ехать и покамест как будто не страдает от холода. Не стану его разубеждать, чтобы не огорчать мистера и миссис Уэстон. Но вас, мистер Элтон, они, я полагаю, извинят, ежели вы не приедете. Вы и так уж немного осипли, а если подумать, сколько вам завтра предстоит хлопотать и как напрягать голос, то и вовсе благоразумнее будет поберечь себя, оставшись дома.

Лицо мистера Элтона выразило некоторое замешательство – да он и в самом деле не знал, что ответить. С одной стороны, он был польщен заботой прекрасной юной леди и не желал ей противоречить, с другой – отнюдь не намеревался отменять поездку в Рэндалс, но Эмма, слишком увлеченная собственными домыслами, чтобы видеть и слышать мистера Элтона беспристрастно, осталась весьма довольна его растерянным согласием: «Холодный день… Да-да, очень холодный». Эти слова внушили ей приятную уверенность в том, что в Рэндалс он теперь не поедет, а значит, сможет каждый час посылать кого-нибудь справиться о Харриет.