Вместо этого он повторил уже куда более спокойно:

— Садись в машину. Мы поговорим, как взрослые, разумные люди.

Лена не верила ему. Она понимала, что если согласится — то сама подпишет себе приговор. Но в тоже время поступить иначе она не могла, поскольку понимала, насколько реальны угрозы её мужа.

Сглотнув, она кивнула, тем самым загоняя последний гвоздь в крышку своего гроба. Мысленно прощаясь с Ефимом, их домом и всем, что было с ним связано, Волкова подумала, что вариант остаться обоим в квартире был не таким уж и плохим.

Жаль, что время повернуть вспять невозможно.

Елена сидела в кресле и хмурым взглядом следила за передвигающимся по их спальне мужем. На ней красовался белый банный халат, а волосы были влажными, поскольку первым делом, вернувшись в квартиру, Костя велел ей отправиться в душ и смыть с себя этот, как он выразился, «налет серости и трущоб».

— Только посмотри, в кого ты превратилась за эти три недели, что меня не было, — даже не пытаясь стереть с лица брезгливое выражение, сказал Волков, окидывая жену выразительным взглядом.

Сама Лена была с ним в корне не согласна, но решила, что спорить бесполезно. Ей в голову пришло, что мужа бесит не её одежда или прическа — нет, он хотел, чтобы она смыла с себя следы другой, счастливой жизни. Запах другого мужчины, который любил ей, и буквально за несколько часов до их встречи целовал так, что кружилась голова, а мышцы на животе подрагивали от неясного предвкушения и ощущения счастья.

Видимо, по этим же причинам её всегда спокойный и невозмутимый супруг нервно прохаживался по комнате, размышляя о чем-то своем и явно пытаясь прийти к какому-то своему решению.

— Мне бы наказать тебя, как следует, — вдруг выдал он, останавливаясь и разворачиваясь к Лене.

Которая слегка опешила от этих слов, но довольно быстро пришла в себя. И, приподняв одну бровь, поинтересовалась:

— Ты это сейчас серьезно? По твоему мне что, пять лет?

Константин развел руками в стороны:

— Ну извини, милая. Ведешь ты себя явно не как взрослый и разумный человек.

— И что же ты сделаешь? — хмыкнув, спросила блондинка, убирая за ухо одну из влажных, золотистого цвета, прядок, — Поставишь меня в угол? Лишишь сладкого? Какие там еще наказания практикуются у родителей к своим детям?

— Не паясничай, — поморщился Волков, — И не пытайся умничать. Тебе это очень не идет.

И снова он пытался делать это — принижать её, намекая на отсутствие разума. И если раньше Лену это задевало, а временами даже сильно ранило, то теперь же она просто наблюдала за ним с выражением вежливого любопытства на лице. Ефим сумел переубедить её, неоднократно доказывая, какая она уникальная и, что важно, умная девушка. И все попытки мужа пролетали мимо, не достигая адресата.

И Лена поняла — она больше не боялась его. У Константина больше не было над ней власти. Он мог говорить и делать что угодно — мог даже ударить её, если вдруг бы ему пришло в голову решить проблему таким варварским и низким способом. Девушке было всё равно. Она смотрела на мужа — и не чувствовала ничего. У Волкова больше не было власти над ней.

Она впервые за всю их семейную жизнь ощутила себя хозяйкой положения. Спокойная, как удав, Лена наблюдала еще какое-то время за теряющим самообладание мужем, прежде чем спокойно произнести:

— Я хочу развод.

Эти слова заставили Константина остановиться и бросить на жену недоуменный взгляд. Словно она сказала какую-то глупость.

— Развод? — переспросил он и покачал головой, — Нет, моя дорогая. Можешь выкинуть эти мысли из своей хорошенькой головки.

— Я не люблю тебя, — прямо заявила девушка, поднимаясь на ноги.

Волков пожал плечами:

— Меня это мало волнует. Ты — моя. И это не изменится.

— Да что ты всё заладил — «моя, моя». Я, по-твоему, что, вещь? Костя, я — человек. Живой, из плоти и крови. И я прямо заявляю, что жить с тобой не хочу и не буду. Что ты сделаешь? Запрешь меня здесь, а ключ выкинешь? Забетонируешь дверь, а еду будешь подавать краном через окно? Какой очередной гениальный план по получению желаемой игрушки ты придумаешь?

Когда Лена, выпалив эту тираду, замолчала, переводя дыхание, Волков холодно поинтересовался:

— Всё сказала? А теперь послушай меня. Ты — моя жена, и развод ты получишь только через мой труп. Мне плевать, любишь ты меня, или нет. Любовь — чувство весьма непостоянное. Сегодня она есть, а завтра её уже нет. Не самый надежный спутник, знаешь ли. Может подвести в самый неподходящий момент.

Девушка поймала себя на мысли, что уже слышала подобные слова. Их произносила её мать. Не слово в слово, но смысл её посыла был примерно таким же. Прагматики до мозга костей, помешанные на материальных благах и деньгах, они забывали о такой простой вещи, как чувства. И человечность. Им обоим этого не хватало. И Лена не хотела ни быть одной из них, ни даже иметь хоть какое-то отношение к этим роботам.

Прежде чем она успела хоть как-то отреагировать на слова Кости, тот продолжил, как ни в чем не бывало:

— А что касается моего плана — он довольно прост. Ты собираешь вещи — и уезжаешь в Швейцарию. Поживешь там, пока из твоего мозга не выветрится вся эта дурь.

— Что? Ты с ума сошел?

Лена решила, что ослышалась. Он просто не мог так поступить. Волкова знала, что у её мужа есть недвижимость за границей — в конце концов, многие бизнесмены и успешные люди выбирали в качестве страны для денежных вложений именно Швейцарию. Но она никогда не была там, и не хотела узнавать, какими активами заведует Константин. Тем более — таким способом.

Паника потихоньку начала подступать к ней. В родном городе у Лены был хотя бы минимальный шанс на то, что ситуация разрешится в её пользу. В конце концов, она могла сбежать — да даже через окно! Седьмой этаж блондинку не пугал — по крайней мере, не так сильно, как перспектива провести остаток жизни с Костей. Плюс — велика была вероятность, что Ефим будет её искать.

Всё это — все планы, схемы и стратегии, которые тучей роились в разуме девушки — перечеркивались всего одним словом. Швейцария. Без связи — супруг уже отобрал у неё телефон — без знакомых и друзей, в незнакомой стране. Как она сможет выбраться? Да и Грозный не будет знать, где искать, а сообщить она ему уже ничего не сможет.

Однако, не позволяя страху взять верх, Лена тряхнула головой и упрямо заявила:

— Я сбегу. Мне всё равно, где ты собираешься меня прятать. Можешь хоть на Северный полюс увозить — я вырвусь. Надо будет — на морже уплыву.

Волков высказыванием жены остался не впечатлен. Усмехнувшись, он отметил:

— В тебе такой огонь горит. Вся эта жажда жизни, попытки сопротивляться — где всё это было раньше? Если ты показала мне всё это, когда мы познакомились — быть может, я бы относился к тебе иначе. Как к равной.

Проглотив очередную колкость, девушка позволила себе дерзкую ухмылку и заявила, глядя прямо в голубые глаза мужа:

— Просто нашелся человек, который разжег всё это во мне. Так бывает, когда любишь. Но откуда тебе знать об этом? Ты ведь никогда и никого не любил.

Тень гнева мелькнула на лице мужчины, но тот сумел подавить свой порыв. Нацепив маску спокойствия, тот лишь повторил тоном, не терпящим возражений:

— Ты едешь в Швейцарию. Собирайся. Сейчас же.

— Нет, — упрямо мотнула головой Лена.

— Девочка, не глупи, — послышался усталый, но в тоже время полный надменности голос, и на сцену этого театра абсурда ступило еще одно действующее лицо.

Хмыкнув, Волкова сказала:

— Мама. Стоило догадаться, что это всё — твоя затея. Ты ведь так трясешься над этим браком.

Софья Петровна на выпад дочери не отреагировала. Ни один мускул не дрогнул на лице женщины, когда та ответила:

— Просто я знаю, что будет лучше для тебя. И дабы ты не наделала глупостей — я поеду с тобой.

Для Лены это было равносильно тому, что её мать призналась в том, что будет её тюремщицей. Той, которая будет следить за тем, чтобы её неразумное дитя не общалась с неподходящими людьми, не ходила никуда одна — и, как следствие, не смогла бежать.