– Где ему! Не решится… Скорее всего, просто оштрафует проклятыми стихотворениями. Ох, уж эти мне штрафы! На этой неделе я целых четыре заработал.

– А я три… Ну, да что вперед загадывать! Авось все обойдется. Утро вечера мудренее.

На этом философском замечании друзья расстались. Парсон прошел в свою комнату, а Тельсон отправился в свое отделение через двор, где ему пришлось пустить в ход всю свою ловкость, чтобы не попасться на глаза двум классным капитанам, которые ходили по двору «нарочно», как был уверен Тельсон, чтобы проследить за ним.

В этом он, однако, ошибался: классные – Джилкс из отделения директора и Силк из отделения Вельча – вышли просто подышать воздухом и потолковать на свободе. Они вовсе и не думали о Тельсоне.

– Я его ненавижу, – заявил Джилкс.

– Кого только ты не ненавидишь! – засмеялся Силк.

– Это правда, я многих не люблю, но ни к кому не чувствую такой антипатии, как к Ридделю.

– Положим, Риддель действительно не слишком симпатичен, но не знаю, можно ли его ненавидеть – он такой смирный…

– В том-то и беда, что он смиренник! Я дорого бы дал, чтобы подметить за ним хоть какой-нибудь грешок и отплатить ему за его отвратительное важничанье… Как ты думаешь, что он сделал как-то раз, когда еще и не думал, что будет капитаном? Он прочел мне проповедь перед целым классом!

– За что?

– За то, что я бранился… Положим, довольно крепко, но вовсе не с ним, а с другим. Какое ему дело до того, как я выражаюсь?

– Но ведь и Виндгам не позволял браниться, – заметил Силк.

– Правда. Но Виндгам имел на это право.

– Что же сказал тебе Риддель?

– Да я уж не помню. Он сказал… Ну, словом, сделал мне форменный выговор, как какому-нибудь мальчишке!

– Ха-ха-ха! Это на него похоже, – засмеялся Силк. – Я согласен с тобой: в сущности, он нахал, хоть и тихоня.

– Ну, я приму меры, чтобы это не повторялось, – сказал Джилкс. – Пусть только попробует еще раз сунуть нос в мои дела, уж я его проучу!

– Как же?

– Поколочу его.

– И сделаешь глупость. Если хочешь расквитаться с ним, то лучше его же монетой.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Вот что: следи за ним хорошенько, пока не поймаешь его на чем-нибудь таком… Словом, на чем-нибудь недозволенном, и тогда…

– В том-то и дело, что этого тихоню не поймаешь – он страшно осторожен! – перебил приятеля Джилкс.

– Конечно, с его стороны очень невежливо не давать нам случая подкараулить его, когда нам этого хочется! – расхохотался Силк. – Но ничего! Каким бы добродетельным он ни был, не может быть, чтобы за ним не водилось каких-нибудь грешков. Ты только следи в оба. Тебя он не заподозрит, так как ты в одном с ним отделении. Рано или поздно мы все-таки подставим ему ножку!

– Пожалуй, ты прав. С этого дня я начинаю караулить. Кстати, Ферберна я тоже недолюбливаю: ты ведь знаешь, они с Ридделем друзья, одного поля ягодки!

– А Ферберн-то чем тебя обидел?

– Он на меня злится. Как тебе известно, он сейчас капитан нашей шлюпки, и я знаю, что он решил исключить меня из числа гребцов.

– За что?

– Он говорит, что я ленюсь!

– Я слышал, что на вашей шлюпке сильные гребцы, у вас есть все шансы выиграть гонки, несмотря на отсутствие Виндгама, – заметил Силк.

– Это правда. Только если я останусь в команде, то постараюсь, чтобы приз она не взяла, – ответил Джилкс.

– А, понимаю! Верно, ты, как и я, держишь пари на деньги за шлюпку Паррета?

– Нет, пари я не держу, но все-таки хочу, чтобы выиграла шлюпка Паррета, потому что в ней Блумфильд. Если шлюпка Паррета возьмет приз, то будет больше шансов, что на будущий год Блумфильда назначат главным капитаном. А при нем нам, классным капитанам, будет сущее раздолье.

– Да, Блумфильд малый покладистый.

– Его легко водить за нос – стоит только польстить ему вовремя, – подтвердил Джилкс.

– Эге! Да мы с тобой, я вижу, пара! Умеем обделывать свои делишки, – усмехнулся Силк.

И это была чистая правда: оба они были на дурном счету как у учителей, так и у товарищей, и недаром, как скоро увидит читатель.

На следующий день между классными капитанами происходил такой разговор.

– Знаете, джентльмены, кажется, я нашел выход из этого трудного положения! – радостно воскликнул Эшли. – Если нам велят называть главным капитаном Ридделя, ничто не мешает нам в действительности считать капитаном другого.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Он хочет сказать – и, по-моему, это недурная мысль, – что если Блумфильд согласится взять на себя обязанности капитана, то мы будем обращаться к нему со всеми школьными делами. И если это будет признано всей школой, то все пойдет так, как будто бы Блумфильд и был назначен директором, – объяснил Гейм.

– Конечно, я готов быть полезным школе, но навязываться в капитаны мне не хотелось бы, – сказал Блумфильд, до сих пор молчавший.

– Тебе и не придется навязываться, – отозвался Эшли. – Это уж наше дело! Я уверен, вся школа будет просить тебя об этом.

Блумфильд не мог противостоять лести. Раз ему говорили, что он – последняя надежда школы и что он поступит благородно, занимаясь делами школы после той несправедливости, какую проявил по отношению к нему директор, он считал своим долгом пожертвовать собой и тем самым отблагодарить своих поклонников.

– Школа и так уже считает тебя главным, – заметил Гейм. – Слышал, как вчера на реке «мартышки» кричали тебе «ура»?

– Слышал.

– Ясно, что тебя будут слушаться больше, чем любого другого.

– Я знаю, что многие директорские думают так же, как и мы, но все они так преданы своему отделению, что скорее примирятся с Ридделем, чем допустят, чтобы капитаном был парретит, – сказал Типпер.

– Тем не менее настоящий капитан все-таки из отделения Паррета, – возразил Вибберли. – Я с нетерпением жду гонок: после них все выяснится. Когда наша шлюпка возьмет приз, директорские поневоле присмиреют!

– Еще неизвестно, чья шлюпка победит, – заметил Блумфильд. – Директорские тоже неплохо работают.

– Работают, но из-под палки, – покачал головой Гейм. – Я скорее готов поставить на шлюпку Вельча, чем на директорскую. У них только один Ферберн относится к делу как следует. Я еще удивляюсь, как они не взяли гребцом самого Ридделя…

Все расхохотались при одной мысли о подобной нелепости. Потолковав минут пять в том же духе, мальчики разошлись.

– Кстати, – сказал Гейм Эшли, когда они выходили, – завтра открытие нашего школьного парламента. Я думаю предложить в председатели Блумфильда. Поддержишь меня?

– Само собой, – ухмыльнулся Эшли.

Всю ночь Риддель пролежал без сна, размышляя о сложности своего положения, что само по себе было неважной подготовкой к исполнению новых обязанностей, потому что привело его в беспокойное, нервное состояние, совершенно не подобающее главе большой школы. Мучило Ридделя не только то, что товарищи не любят его, но и сознание своего бессилия в борьбе с теми трудностями, какие непременно встретятся на его новом пути.

Как он справится с целой школой, если не может заставить слушаться даже собственного фага Тельсона? Новому главному капитану придется несладко, даже если классные капитаны будут с ним заодно. А для человека, оставшегося в одиночестве, без какой-либо поддержки, наводить порядок в большой школе – просто задача непосильная…

Как он поступит, например, если ему сообщат о беспорядке в младших классах или о каком-нибудь другом проступке, требующем его вмешательства?

Вдруг в голове Ридделя мелькнуло неприятное воспоминание. Ведь вчера ему принесли записку от одного из классных капитанов! Но вчера он был так занят и взволнован, что только мельком пробежал ее и сунул куда-то, кажется на камин. В записке говорилось о каких-то фагах, опоздавших к перекличке…

Не вставая с постели, Риддель протянул руку и стал шарить на камине. Вот и записка!