С нами происходит что-то непонятное, что никак не соотносится с реальностью: мы упрекаем детей с горячностью, намного превосходящей тяжесть их проступков.

Почему мы так болезненно на них реагируем? Может быть, мы преувеличиваем их вину как раз для того, чтобы оправдать собственную несдержанность?

Именно матерей отличает склонность излишне драматизировать происходящее, в чем нас часто обвиняют наши мужья. Но, согласно результатам научных исследований, отцы заболевают той же «болезнью» – если заботы о повседневном благополучии семьи ложатся на их плечи. Таким образом, напрашивается вывод, что склонность к драматизации связана не с полом, а с функцией внутри семьи.

Рассуждения о том, что отцы менее восприимчивы к детским жалобам, чем матери, впадающие в панику всякий раз, когда им кажется, что с ребенком что-то не в порядке, давно стали для всех привычными. Многие считают, что это связано с биологическими отличиями между мужчинами и женщинами. Однако опыт показывает, что мужчины, принимающие полноценное участие в воспитании детей – а таких в наши дни все больше и больше, – ровно в той же мере проявляют гипертрофированное беспокойство, что и женщины. Очевидно, такова реакция приспособления к исполнению функции под названием «забота о ребенке».

Судя по всему, отцы спокойнее относятся к тому, что происходит с их детьми, только потому, что меньше с ними общаются. Если они чаще говорят: «Ничего страшного», «Скоро пройдет», то это означает, что они хуже знают собственных детей. Они не так близки с ними и не так хорошо оценивают их способности и потребности. К этому следует добавить чисто мужскую черту – стремление находить решение любой проблемы, брать ситуацию под контроль, демонстрировать свою силу и успокаивать жену. Мужчины редко тратят время на обдумывание сложности стоящей перед ними задачи. Не так давно психологи провели исследование, в рамках которого опрашивали отцов трехмесячных детей. Выяснилось, что большинство из них плохо представляют себе реальные возможности грудного ребенка. Некоторые папаши заявили, что они не против телесных наказаний таких крох, если это поможет изменить их поведение в лучшую сторону. Им не приходило в голову, что младенец не контролирует собственные реакции – крики, плач и т. д.

Чаще всего предметом споров в семье становится тема дисциплины. Эти споры длятся до бесконечности, порой превращаясь в тяжкие ссоры, а все потому, что их участники не сознают, почему с пеной у рта отстаивают ту или иную точку зрения.

И научные исследования, и житейский опыт доказывают, что доверять лучше тому, кто в основном занимается ребенком и обеспечивает ему уход. К сожалению, в семье решающим голосом обладает не он, а второй супруг, как правило, не мать, а отец. Еще бы, ведь это он работает, он приносит в семью деньги, кроме того, он точно знает, что можно позволять ребенку, а чего нельзя. Родитель, ежедневно погруженный в заботы о ребенке, находится во власти постоянных сомнений: реальность преподносит ему такие сюрпризы, что он уже сам не понимает, что хорошо, а что плохо. Увы, наше общество устроено так, что знание ценится в нем выше сомнения. Если человек заявляет, что он все «знает», мы склонны считать, что он прав. Конфликты, связанные с воспитанием детей, происходят потому, что каждый из родителей стремится доказать свою правоту другому. Но сама постановка вопроса ошибочна. Гораздо продуктивнее вместе подумать о том, в чем на самом деле нуждается ребенок, испробовать одно и другое, поделиться друг с другом сомнениями и вместе найти наилучший выход.

Когда один из родителей выступает сторонником более строгих подходов, он обычно требует, чтобы второй его поддерживал и не подвергал сомнению его методы – иначе пострадает его родительский авторитет. Обратную картину мы почти не наблюдаем. Редко приходится слышать, чтобы отец говорил матери (или наоборот): «Пожалуйста, не вмешивайся, когда я слушаю нашего сына и пытаюсь понять, что его мучит, – иначе пострадают наши с ним отношения». Когда более авторитарный родитель настаивает на «союзничестве» с менее авторитарным, это означает, что его позиция слаба и основана исключительно на злоупотреблении властью. Но если тот родитель, который уделяет ребенку гораздо больше внимания, одновременно более восприимчив к его чувствам, почему бы второму – стороннику «твердой руки» – не поменяться с первым ролями? Хотя бы на недельку?

На лужайке стоит с полсотни столиков. Мы едим, разговариваем, смеемся… Вдруг мне в спину ударяет мелкий камешек, за ним второй и третий… Я оборачиваюсь и вижу девочку лет двух. Она смотрит на меня с удивлением, явно пораженная произведенным эффектом. Весь стол начинает ее ругать. Особенно старается отец, который хоть и вполголоса, но весьма сурово ее отчитывает.

Девочка не ожидала, что все на нее ополчатся. Она играла и никого не собиралась обижать… Тогда она, как и любой ребенок ее возраста, не понимающий, что происходит, и желающий это понять, предпринимает следующий шаг, с ее точки зрения, совершенно логичный: берет еще пригоршню камешков и, глядя отцу в глаза, снова бросает ими в гостей.

Взрослые, успевшие забыть о том, что и они когда-то были детьми, громко возмущаются: какое безобразие! Им невдомек, что повторить попытку девочку заставила именно неадекватность их первоначальной реакции. Ей надо было понять, почему взрослые так недовольны.

Я вижу, что отец хмурит брови, и вмешиваюсь: «Она не хотела сделать ничего плохого. Она сама удивлена…» Отец поворачивается ко мне: «Она вам в тарелку камней накидала?» – «Нет-нет, один или два попали мне в спину». Мы обменялись еще парой реплик. За это время общее напряжение немного спало, а девочка услышала, что брошенные ею камешки причинили кому-то боль. Тогда она разжала ладошки и выбросила камни на землю.

На публике все усложняется. В присутствии чужих людей наш ребенок должен вести себя безупречно! Нам особенно невыносимо наблюдать за его нехорошими поступками, если мы уверены, что люди его осудят. Почему мы так боимся чужого осуждения? Уж не потому ли, что своим недостойным поведением ребенок компрометирует нас? Он не просто шалит или озорничает, он разрушает наш образ! Мы немедленно переносим осуждение на себя. Если посторонние люди делают ребенку замечание, виноватым себя чувствует родитель.

На родительские плечи давит тяжкий груз ответственности, не важно, находимся мы дома или на людях. Ребенок кашляет, и мы спешим переложить вину на него: «Говорила же я тебе вчера: надень пальто!» Мы обвиняем ребенка, чтобы снять вину с себя. Справедливость требует признать, что наша культура пронизана понятием греха. Если мы видим, что случилось что-то плохое, то первым нам в голову приходит вопрос: «Кто это сделал?» И только потом, да и то не всегда, мы спрашиваем: «А как это исправить?» Складывается впечатление, что установление виновного важнее решения проблемы. Таково наше мировоззрение, и мы существуем в его рамках.

Стремление «поступать правильно», боязнь осуждения – чужого или собственного – иногда мешают нам адекватно оценивать реальность и приводят к узости взгляда, а порой и толкают нас на несправедливые поступки.

Рассмотрим конкретный пример. Родители узнали, что их сын дерется в школе. Если это люди, живущие с сознанием доверия к себе и миру, то они спросят: «Что происходит?» – и постараются выслушать ребенка. Но если вследствие пережитой драмы или несчастливого детства они чувствуют свою уязвимость, то их реакция будет совсем другой. Возможно, они начнут с отрицания проблемы. Столкновение с реальностью слишком болезненно, и они предпочтут делать вид, что ничего не случилось: «Этого не может быть! Я никогда не учила его драться! Зачем вы на него наговариваете?» Они и ребенка принуждают лгать, загоняя проблему внутрь, лишь бы самим не испытать разочарования. Есть родители, для которых непереносима мысль о том, что их ребенок может стать жертвой. «Он не дрался, а защищался! Правда же, Сирил? Ну, скажи, что они первые начали!» И Сирил опускает глаза. Он вынужден обманывать родителей – не может же он их огорчить. Такие родители, на первый взгляд помешанные на том, чтобы не дать ребенка в обиду, настолько его идеализируют – еще бы, ведь это позволяет им чувствовать себя прекрасными родителями! – что все остальное не имеет для них значения. Ребенок подавляет свои истинные чувства и в каком-то смысле приносит себя в жертву на алтарь родительских заблуждений. Он чувствует, что ему отказывают в праве быть собой. Он должен быть продолжением своих родителей, их идеализированным подобием. Для родителей подобного типа любить и идеализировать – это одно и то же. Отрицание реальности становится для них способом избежать страдания.