Понимаю, его внимание привлекает моя щека, всё дело в синяке? Да, он еще проявляется на коже, чем только ни мазала, отек не сходит. Придется проходить с ним достаточно времени.
Нервно ерзаю на месте, перебирая пальцами кожу плеч, покрытую мурашками. И сложно сказать с точностью, что является их причиной. Просто Дилан так долго изучает отметину, вгоняя меня в неправильную краску, последствием чего становится то, как опускаю взгляд в пол, поторапливая его:
— Иди, я спать хочу.
Морщусь, сжав веки от неожиданного для себя прикосновения. Немного жесткого, но ничего другого не стоит ожидать от этого человека, не спрашивающего моего дозволения для установления физического контакта. О’Брайен ладонью одной руки касается моей щеки, сжимает, большим пальцем грубо проводя по немного синеватой коже ниже глаза. Не понимаю, откуда берется уверенность поднять на него взгляд. Но я поднимаю. Смотрю искоса, с недоверием, без которого обычно не происходит ни один наш зрительный контакт. Дилан продолжает без эмоций в глазах изучать синяк, трогая его пальцем, и так же равнодушно давит на него, вынудив меня сильнее скорчиться от боли:
— Эй, — шепчу на выдохе, устало опустив плечи. Одной ладонью касаюсь его запястья, чтобы привлечь к себе внимание. Парень отрывается от отметины, встретившись со мной взглядом, поэтому поднимаю брови, скрыв хмурость и как бы намекая, что происходящее очень необычно. И ему лучше прекратить, чтобы не ставить ни себя, ни меня в еще большее неловкое положение.
Правда вспомним, что Дилан — кретин. Так что поступает он тоже подобно кретину. Парень резко сжимает пальцами мои щеки, больно сдавив, и пускает смешок, наблюдая за тем, как бубню что-то, не в силах оторвать его руку от себя:
— Ну у тебя и щеки, — усмешка. — Прекращай так много кушать, кусок мяса, — отпускает, и я тут же принимаюсь массировать больную кожу щек, бросив в спину уходящего парня сердитый взгляд:
— Я разбужу тебя в шесть! В шесть утра! — бросаюсь угрозой, даже со спины понимая, что они его только смешат. — Я замучаю тебя! Молись богине математики, придурок! — он заходит в комнату, хлопая дверью, а я раздражено топаю ногой, ворча под нос о том, что вовсе разбужу его в пять, чтобы точно испортить ему ночь.
Кретин.
Тру щеки. Больно же.
Хочу подойти к зеркалу, чтобы проверить, остались ли красные отпечатки его пальцев, но отвлекаюсь на вибрацию телефона в кармане штанов. Надеюсь на отца, а на экране номер Остина. Без долгих раздумий отказываю в ответе, сунув мобильный аппарат обратно, и выдыхаю, уставившись на свое отражение. От разговора с ним не сбежать. Пока я не готова. Поддаюсь вперед, замечая, насколько румяные мои щеки.
Ощущаю робкое смущение.
О. Мой. Бог. Ты еще глупее, чем кажешься, Райли Янг-Финчер.
Держись, О’Брайен. Я устрою тебе сладкую жизнь. А если без шуток, то ему правда предстоит за завтрашний день сделать много заданий по учебе. Не представлю, как мы всё успеем. Надо встать пораньше. С моей привычкой к раннему подъему это не проблема. Проблемой может стать внезапный упадок настроения. Приняла последнюю таблетку вечером, значит, на половину предстоящего дня должно хватить.
Ничего, прорвусь.
***
Вибрация. Всё тело словно растекается на кровати, проникая сквозь мягкий, теплый слой матраса. Тепло и уютно укутываюсь в одеяло, без желания вынимаю одну расслабленную руку, чтобы нащупать на тумбочке звонящий телефон. Мне ничего не снилось, но сон настолько крепкий, что я еще нахожусь на перепутье с миром грез и реальностью. И, без сомнений, желаю остаться подольше в кровати, наслаждаясь бессознательным состоянием. Хорошо, что сейчас около пяти утра, можно перевести будильник на шесть.
Ещё часочек…
Еле вынимаю голову со спутанными в хлам волосами из-под одеяла, и заставляю себя разжать один глаз, чтобы сморщиться, но быть способной видеть ослепляющий светом экран телефона.
Встречаюсь с первой проблемой — не могу найти привычную кнопку выключения будильника. Она обычно расположена чуть ниже больших цифр. Небольшой красный кружок, который нужно просто сдвинуть в сторону для выключения сигнала. Его нет. Вместо этого различаю смазанным зрением два кружка: красный и зеленый.
Стоп.
Хмурюсь спросонья, еле сфокусировавшись на экране. Это не будильник, а звонок. И с самого пробуждения меня бросает в легкий холод волнения, ибо это номер Остина. Черт, но не сейчас уж точно. Отказываюсь в ответе, опустив телефон экраном вниз, сама еле заставляю свою тушу двигаться. Ложусь на спину, свободной ладонью накрывая сонные, опухшие веки прикрытых глаз. Чувствую, насколько сильно отекло мое лицо. Я так хочу спать… Очень непривычно для меня, но тело само растворяется. Знаете это ощущение, когда ты его почти не чувствуешь? Будто ты только что окончил ряд сильно выматывающих физических упражнений, и теперь рухнул на кровать, без возможности подняться вновь. Вся я обмякла.
Не могу предположить, сколько пролежала бы, да и вовсе уверена, что отдалась бы сну вновь, если бы не довольно яркий бледный свет со стороны окна. Конечно, в пять утра уже светает, но не настолько же, верно?
Громко втягиваю воздух носом, еле приподняв голову, оторвав её от подушки, после вновь укладываю обратно, понимая, что еще не способна нормально мыслить. В глазах все плывет. Громко вдыхаю, потягиваясь на кровати. Прогибаюсь в спине, потянув руки к стене над головой, в одной из них сжимаю телефон, затем опуская его к лицу, вновь зажигая экран.
И чего Остин звонит в такую рань?
Мои глаза находят отметку времени, и я резко хлопаю другой рукой по кровати, грубым рывком вперед вынудив свое тело согнуться и оторваться от кровати.
Двенадцать. Гребаных двенадцать дня! Боже! Как такое возможно! Я никогда так не просыпала!
Начинаю активно двигаться. Мозг уже перенапряжен, дымится от осознания, сколько времени мы потеряли. Теперь точно не успеем закончить со всем необходимым. Черт, тоже мне, собранная дама!
Плюю на то, что выгляжу, как безумный ученый. Мои волосы в разные стороны, спутаны до непристойности, лямки майки стекают с плеч, на которых остаются «мятые» следы от кровати. К слову, такой же след на щеке и виске. Но не суть. Бросаю кровать незаправленной, еле координируя движения. Всё равно ногой задеваю брошенный на пол рюкзак. Телефон оставляю на столе или бросаю мимо стола, черт, неважно. Хотела устроить «сладкую жизнь» О’Брайену, а подвела сама себя.
Спешу в коридор, ощутив, как резкий перепад температуры приводит мой организм в ужас. Холодно. Очень. Подбегаю к двери комнаты Дилана, распахиваю её, совсем не поражаясь тому, что парень еще мирно спит в кровати.
— Эй, вставай, — бубню, быстро шаркая в его сторону, пальцами пытаясь навести какой-то приблизительный порядок на голове. Поправляю ткань майки и штанов, чтобы выглядеть немного презентабельно.
— Дилан? — наклоняюсь, чувствуя хруст в позвонках из-за отсутствия нормальной разминки после сна. Опираюсь одной рукой на край его кровати, другой трясу парня за плечо. Он даже спит в кофте, хотя в такой холод простительно. О’Брайен лежит на боку, отвернутым от меня, и бубнит, сердито морщась.
— Дилан, вставай, — сама зеваю, коленками забираясь на его кровать, и обеими руками покачиваю его за плечо. — Уже двенадцать…
— Рано, — он ворчливо хрипит, не раскрывая веки. Пытается натянуть на голову одеяло, но не позволяю, таща его на себя:
— Нет, ты обещал, — зеваю. Черт. — Никаких возмущений, — сама прикрываю глаза, но всего на секунду, чтобы проще было фокусироваться на парне. А тот отворачивает от меня голову, полностью лицом зарываясь в подушку, даже не ленится пальцами потянуть капюшон, накинув его на волосы.
— Блин, ну, давай… — опять зеваю, черт возьми. Холодно. Ужасно холодно. Поддаюсь вперед, одну руку сгибаю, чтобы опереться на плечо парня, щекой уткнувшись в свое же предплечье. Не могу держать спину прямо, поэтому так сгибаюсь, пока ладонью второй руки дергаю капюшон Дилана на себя, открыв морозу его затылок: