Извините.

***

По окончанию занятий парковка заполняется учениками разных возрастов, которым не лень ещё какое-то время проводить на территории учебного заведения, общаясь с друзьями. Шум оглушает, но к нему привыкаешь. Остин никогда не придавал значения тому, как вокруг него громко. Парень просто не замечал этого факта. Разговоры, смех — любые звуки со стороны других людей никак не влияли на него. Опять-таки. Раньше.

Теперь же Остин еле терпит их. Он не понимает, зачем продолжает посещать уроки. Наверное, для поддержания образа «послушного» сына, лишь бы Донбар не заподозрил его в чем-либо, в каких-либо махинациях против бизнеса. Конечно, перемена в отношении колоссальная: почитатели ровняют его с грязью, учителя косятся с презрением, на каждом шагу в спину бросают громкие «гомик», «педик», а приставания и издевательства со стороны упырей становятся частью обыденности практически с первого учебного дня. Хорошо, что у парня появляется смысл существования, точнее, миссия, которая помогает ему поддерживать свою жизнедеятельность. Он теперь точно знает, что должен делать. Ему всё равно. Остается только ждать.

Садится в салон автомобиль, за рулем которого личный водитель. Богатая обшивка никогда не радовала глаз, а запах натуральной кожи душит. Остин ерзает на неприятном покрытии, повернув голову так, чтобы лишенным интереса взглядом скользнуть по школьной парковке, пока автомобиль наворачивает круги, чтобы наконец покинуть территорию.

Смотрит в окно. Наблюдает за людьми. И ничего не чувствует, до того момента, как его взгляд натыкается на знакомый автомобиль, возле которого стоят ребята. Уже старая машина, но почему-то она является притягательной для Остина, который переводит опустошенный взгляд на Нейтана, хлопнувшего по капоту, что-то с улыбкой говоря Дилану, а тот убирает его руку, с хмурым видом начав поглаживать то место, по которому его друг нанес удар, из-за чего девушки рядом заливаются громким смехом, совершенно не смущаясь проявления эмоций на людях.

Потому что они в своем собственном мире. И на мнение других им плевать.

Престон забрасывает руку Агнесс на плечо, а рыжая прижимается к нему под бок, ладонью накрыв грудь, и с упоением смотрит на парня, пока тот о чем-то говорит О’Брайену, и его слова вызывают у второго усмешку. Дилан качает головой, отвечает, зажав кончик сигареты между зубов. Райли стоит рядом, и парень выдыхает дым куда-то в сторону, противоположную от неё. Остин наклонятся ближе к окну, улавливая то, как Янг тыкает пальцем в бедро О’Брайена, привлекая его внимание, но, получив его, ничего толком не сообщает, а просто улыбается, продолжив общение с остальными. Такой короткий жест по отношению к другому… Для чего он нужен?

Наблюдение за ними вызывает знакомое теплое чувство ностальгии. Мысли о том времени, когда Остин так же проводил свои дни в окружении Робба, Агнесс и Райли. Нет, глубже. Парень погружается намного глубже, зарываясь в приятные светлые воспоминания прошлого, связанные с не самым легким периодом его жизни, когда бедность поглощала его, вынуждая красть еду и бродяжничать, но… Знаете, что странно? Именно эти воспоминания рождают тепло. О том, как они все строили целые планы, совместно стаскивая и добывая еду. Чертова компания: Остин, Нейтан, Дилан и Агнесс. Были вместе до того, как его мать связалась с Донбаром, и блондину пришлось соответствовать своему отчиму.

Не ценишь, пока имеешь? Какое распространенное мнение.

Остин смотрит перед собой, теряя из виду тех, за кем наблюдал.

Если честно, он чувствовал себя куда счастливее в тот жизненный период, когда его окружала бедность.

***

— Зачем вы это смотрите? — приношу в гостиную стакан молока, протянув его Агнесс, которая уже накрывается одеялом, переодевшись в свою забавную пижамку с мишками. Смотрю на экран телевизора, плохо показывает каналы, но мне достаточно слышать, что говорит девушка. Новости. Опять про убийства. Девушка садится, поблагодарив меня за молоко, а на краю разложенного дивана сидит Нейтан, на журнальном столике разбирая свой телефон, чтобы понять, что опять в нем сломалось:

— Интересно, — отвечает, иногда стреляя вниманием на экран. — Говорят, эта команда специалистов уже нарыли множество улик, ведут активное расследование. Хочется знать, что творится.

Я складываю руки на груди, не веря:

— Неужели, есть возможность поймать убийцу?

— Думаю, да, — Престон оглядывается на Агнесс, хмурясь. — Заплети волосы, а то опять будешь ныть, что я задеваю их.

— Вообще, вчера говорили о том, — Агнесс ставит стакан на столик, принимаясь плести косичку из непослушных волос, — что кто-то донес на убийцу.

— Слабо верится, — Престон вздыхает, начав собирать телефон обратно.

— Я верю, — Розалин остается при своем, а я набираю воздуха в легкие, качнув головой:

— Да, это именно то, что нужно смотреть перед сном.

— Ну, можно ещё чуть-чуть, мам, — Агнесс забавно картавит, мило хлопая ресницами, а я перевожу на неё сощуренный взгляд, фыркая:

— Молоко своё выпей до конца, — и мы обе смеемся, понимая, как забавно это выглядит со стороны.

На часах одиннадцать вечера, за окном стемнело, в гостиной горит приглушенный свет, а завтра рано вставать. Этот день нас всех вымотал, поэтому мы спешим скорее лечь спать. Отхожу назад, к порогу, касаясь пальцами выключателя. Престон выключает телевизор, шагнув к кровати, и снимает с себя футболку. Нажимаю на переключатель света — и помещение тонет в темноте.

— Спокойной ночи, — желаю, на что получаю кивок парня, забирающегося к Агнесс на диван.

— Спокойной, — девушка желает мне в ответ, и прежде чем выйти, я слышу тяжкий вздох Престона:

— Эй, ты опять ела на диване печенье?

— Да, и что? — не менее ворчливый ответ подруги.

— Будем спать на крошках?

— Да, если ты не решишь всё вытряхнуть.

Недолгая пауза, во время которой, я просто уверена, они оба долго пялятся друг на друга, зрительно сражаясь. После чего звучит усталое:

— Я разберусь с тобой завтра, — парень ложится, сдавшись, из-за чего Агнесс победно улыбается, продолжая пить теплое молоко.

Не могу не улыбнуться, прикрываю дверь, всё-таки ухватив тихий голос Нейтана:

— Захер ты пьешь молоко? Я не стану вставать посреди ночи и провожать тебя до туалета только потому, что ты боишься темноты…

А вот я боюсь засмеяться в голос, поэтому быстрым шагом отдаляюсь от двери гостиной, вмиг оказываясь на кухне. Выдыхаю. Боже, эти двое… Никакой выдержки с ними. Обращаю свое внимание на Дилана, полностью переключая на него свои мысли. Почему-то мне казалось, что он уже давно лег.

Парень помешивает простую воду в кружке, рядом с которой лежат таблетки. Принимает их. Наблюдаю за ним, не понимая, почему именно сегодня меня переполняют такое рвение быть открытой перед кем-то. Возможно, это объясняется поздним часом. Обычно именно ночью люди ведут себя немного нелогично, нехарактерно самим себе. Внутри них пробуждается подозрительная активность. И я её не укрощаю, когда подхожу к Дилану, получив вопрос с его стороны:

— Ты уложила детей?

Улыбаюсь, хотя спрашивает он с серьезным видом, но знаю, что он шутит. Зевает, кулак прижимая к губам. Устал. Понимаю. Тяжелый день. Совсем не хочется нагружать его сейчас, но… Мне хочется открыться ему, точнее, раскрыть ещё кое-что о себе. Мне нужно пользоваться таким состоянием и желанием, пока оно есть, так что встаю рядом, заметно нервничая. Дилан выливает остаток воды в раковину, повернувшись ко мне всем телом:

— Гоу спать, — кивает в сторону двери, сделав первый шаг, отчего молвлю, совсем не обдумав:

— Я хочу кое-чем поделиться с тобой, — скованно приоткрываю рот, начав активно мять пальцами ткань футболки. Взволнованно смотрю на О’Брайена, который сует руки в карманы кофты, хмурым вниманием изучая мое лицо, что толкает меня на следующее:

— Если ты хочешь послушать… — запинаюсь, неправильно излагая мысли. — Просто сегодня был тяжелый день, так что… — замолкаю, когда Дилан молча оглядывается на стол, взяв рядом стоящий стул, и двигает его ближе к себе, сев на него неправильно, чтобы положить руки на спинку. Смотрит на меня. Хочет послушать?