— Раз мы заговорили об этом… — Лиллиан вздыхает, переплетая пальцы рук с красивым маникюром, и сначала смотрит на отца, только после на меня. — Хочется обсудить это ваше… — начинает жестикулировать ладонями у своего лица, сжимая и разжимая пальцы. — Подобие отношений, — она бросает еле уловимый смешок, произносит с сарказмом, будто в шутку, оттого звучат её слова неприятно, будто мы с Диланом играемся, будто мы — детишки из садика, которые толком ничего не знают, а уже пытаются из себя строить нечто вменяемое и взрослое. Да, может, мы и подростки, но, черт возьми, какого хера она так улыбается?

Сжимаю йогурт, но не сильно, стараюсь себя контролировать. Последнее, чего я хочу — это показывать Лиллиан свои эмоции.

Женщина садится ровно, поднимая голову, и продолжает свою речь, которую не пропускаю через себя, дабы защититься:

— Я считаю, это немного неуместно, учитывая, в каких отношениях состоим мы, и… — и всё. Всё. Просто… Нет, вовсе не я обрываю её, поэтому такая резкая остановка меня сжимает. Тот, кто прерывает женщину — мой отец. Данное вдвойне удивительно, учитывая то, что он не разу не перебивал её. Вообще.

— Лиллиан, — мужчина произносит без давления, вполне себе собранно, и улыбается хлопающей ресницами Лиллиан, которая приоткрывает рот, уставившись на него в ответ, видимо, её происходящее поражает куда сильнее. Она даже не успевает сообразить, что сказать. Отец обращается ко мне. В его голосе нет ничего напрягающего, и именно это меня настораживает.

— У вас с Диланом всё… — начинает ладонями рисовать какие-то круги над столом, не отрывая локтей от деревянной поверхности. — Ну… — смотрит на меня с такими же поднятыми бровями, отчего на его лбу собираются глубокие линии морщин. Он ждет. Ждет, что я скажу? Он хочет слышать меня?

Сильнее нервничаю, начав пальцами крутить йогурт и переминаться с ноги на ногу, растерянно заикаясь:

— Ну… Я… Мы…

— Он тебе нравится? — вопрос прилетает в лоб. Я панически перескакиваю взглядом с отца на Лиллиан, которая с большим напряжением уставилась на меня, будто мысленно приказывая дать отрицательный ответ, именно это и толкает меня признаться сквозь горячее смущение, что перекрывает собой ту серость, что обещала мучить меня до конца дня, ту, с которой пришлось бы бороться. Пустота уходит. Приходит пылкий жар.

— Да, — киваю, моргая, и успеваю глотнуть набравшейся во рту воды, прежде чем неловко запнуться. — Очень.

В упор смотрю на отца, не в силах контролировать нормальное поступление кислорода в легкие, а мужчина пожимает плечами, расцепив ладони:

— Хорошо, — опускает взгляд на свою кружку, взяв её одной рукой, и делает глоток остывшего кофе, оставляя меня с ненормально скачущим сердцем в груди.

И не только меня, похоже.

— Митчелл, — Лиллиан продолжает держать осанку, хранить улыбку. Она обращается к отцу умеренно спокойным тоном, но я клянусь, она давит. Она настолько профессионально сдавливает своим существом, что охота зарыть себя в паркет. Мужчина обращает на неё внимание, вопросительно кивнув:

— Что? — секундный взгляд в мою сторону и по-прежнему неясное мне равнодушие. — Я не вижу ничего сверхужасного, — ставит кружку, скользнув пальцем по её краю, смахнув капельку кофе. — Они ведь не родные.

— Но это странно, — женщина щурит веки, пуская смешок, но её лицо всё такое же красивое и ясное, ангельское выражение. Странно ощущать себя зрителем, мне даже неловко, но не могу заставить себя шевельнуться, так как с волнением вслушиваюсь в разговор взрослых, боясь, что женщина способна изменить мнение отца, чего, к слову, ожидаю с тревогой, ведь это очевидный исход их беседы.

— Будет сложно объяснять людям, что…

— Мне плевать, что подумают другие, — не думала, что отец способен говорить с Лиллиан в таком тоне, кажется, сама женщина не догадывалась, что мужчина когда-нибудь обратится к ней с подобным сердитым выражением лица, но это происходит. Прямо сейчас. Мне не верится. Лиллиан отклоняется спиной назад, к спинке стула, и пристально смотрит на отца, словно имеет способность взглядом внушать людям свою точку зрения, но мужчина явно не поддается. Он оставляет кружку, поднимаясь из-за стола, и всем своим грозным видом дает мне и Лиллиан понять — он всё сказал. Он поставил точку. Более не желает трепать языком. Кажется, женщина не может смириться с этим, поэтому продолжает гордо держать голову, но мне удается ухватить в её взгляде настоящую скованность. Она… Неужели, она проявляет признак слабости?

— Идем, — отец шагает мимо меня к двери. — Надо документы на дом собрать, — цепенею, когда чувствую, как тяжелая, но такая знакомая ладонь отца ложится мне на голову, слегка потрепав волосы. Взглядом врезаюсь в пол, сжав обеими руками бутылочку йогурта. Я уже и забыла… Каково это. Так непривычно. И странно. И… Тепло. У отца теплые пальцы.

Стою неподвижно. Взрослые покидают помещение, дав мне возможность вдохнуть полной грудью, но не выходит. Мое сердце колотится настолько быстро, что ощущаю каждый удар в кончиках пальцев. Мне тяжело в это поверить. Отец выбрал мою сторону? Он выслушал меня? Он…

Моргаю, с неопределенным чувством радости и тревоги касаюсь ладонью шеи, чтобы нащупать кулон матери. Совершаю это действие невольно, на автомате, и продолжаю находиться в прострации, понимая, что мое равнодушие отходит на задний план, вовсе растворяется под натиском совершенно обратных, полных тепла эмоций.

И непроизвольно уголки моих губ дергаются вверх.

***

Разбор документов в кабинете происходит в молчании, которое должно бы смутить Митчелла, как происходит обычно, но этим утром всё идет не так, как ожидает Лиллиан, точнее, не тем образом, к которому она привыкает за столько лет общения с мужчиной, никогда не спорившим с ней и уж тем более не смевший перебивать её.

Все любовники Лилиан не смели пререкаться с ней. Кроме Роберта. Он был поистине особенным, единственным, кого она яро уважала. И боялась.

— Ты правда считаешь это нормальным? — женщина решает заговорить об этом, пока они наедине. Не потому, что хочет справиться с мужчиной наедине. Она понимает, многое из поведения Митчелла зависит от присутствия Райли, и сейчас она хочет, нет, действительно, желает узнать его настоящее мнение. Лиллиан сидит на кровати, держа папку с документами в руках, листает файлы в поисках нужных «бумажек». Поглядывает на мужчину, который находится у стола, спиной к ней, и слышит, как он пропускает вздох, поэтому продолжает свою мысль, что правда беспокоит её:

— Учитывая её болезнь. Зачем ты так поступаешь? Хочешь, чтобы Дилан пережил то же, что и ты?

— Я просто… — Митчелл разворачивается, ладонью скользнув ото лба к щеке, и накрывает пальцами рот, задумчиво уставившись в пол. Женщина не торопит, ждет, пока он соберет свои мысли воедино. Даже не смотрит на него, дабы не отягощать своим давлением.

— Я смотрю на неё сейчас, — мужчина берет папку из коробки со стола и шагает к кровати. Лиллиан поднимает на него взгляд.

— Она кажется такой… — ему трудно подобрать правильные слова. — Живой, что ли, — садится на край, рядом с ней, и вновь вздыхает, сутулясь, опираясь локтями на свои колени, а взглядом упираясь в папку, которую нервно вертит руками. — Мы переписываемся с Диланом.

— Что? — она… Она удивлена? Да, её лицо заметно меняется. Услышанное вызывает странные эмоции. Лиллиан не могла бы предположить, что эти двое нашли общий язык. Последний раз её сын налаживал контакт с Коннором. И немного с Шоном, пока тот не потерял свою голову.

— Дилан не дает ей таблетки, — Митчелл нервничает, его ладони потеют, но переполняют его положительные эмоции, ведь он начинает верить в прогресс. — Ты видишь? Она несколько дней держится без них, — смотрит на Лиллиан. — И она… Она в порядке.

— Откуда тебе знать это наверняка? — женщина не хочет погубить зачатки надежды, просто рассуждает, как психолог. То, что она видит и может уловить — не каждый заметит. И именно сегодня женщина обратила внимание на поведение Янг. Та явно чувствует себя некомфортно, и Лиллиан не желает предполагать, что это вызвано отсутствием Дилана. Такая психологическая зависимость от другого человека — губительна. Митчелл зря считает это — спасательным кругом. Он должен был на своем опыте осознать, к чему это приводит. Эллис была зависима от него, но в один момент приняла решение отпустить, чтобы больше не приносить увечий, а Митчелл не желал её оставлять, но не справился. Он сам ушел, сбежал, чем сделал только хуже. Если человек сам отказывается от чего-то, он с пониманием причин оставляет источник зависимости. Но в случае, когда необходимый человек сам покидает тебя, всё происходит иначе. Психически больные люди воспринимают это по-другому. С Райли может произойти тоже самое, так как Лиллиан знает своего сына. Тот может сорваться. Правда, Дилан, подобно Митчеллу, вернется. Он не бросит Янг, в чем женщина с печалью признается самой себе, но даже если он сбежит на короткие часы, Райли успеет себя погубить.