— У меня нет телефона, — напоминаю ровным тоном, носком ноги придавив бумажку.

— Я могу кинуть Дилану, может, вы вместе сходите, — предполагает отец, а мне остается лишь фыркнуть. Да, сейчас. О’Брайену заняться больше нечем.

— Хорошо, я поняла.

— Ладно, увидимся, — не слушаю до конца, уложив трубку обратно, и сую ладони в карманы штанов, начав переминаться с ноги на ногу. Здорово. Голова идет кругом, а придется выйти из дома. Последнее, чего мне охота делать сегодня, но придется.

На кухне приятно «ворчит» кипящий чайник. Прикусываю губу, разворачиваясь. Ладно, так или иначе… Придется выйти на контакт, поэтому ноги в руки. И вперед. Ничего не было. Я ничего не знаю. Он не знает, что я знаю и… Голова… Моя голова…

Ладонью растираю больной лоб. В голове гудит. Подхожу к порогу кухни, желая замедлить шаг, но вынуждаю себя не тормозить, поскольку О’Брайен оборачивается, наливая себе кипяток в кружку. Стреляет в меня крайне недовольным взглядом, лишенным утренней радости, которой была охвачена я пару минут назад.

— Какой мудак звонил? — хриплым голосом интересуется, обратив свое внимание обратно на кружку. Прохожу к столу, постучав пальцами рук по его поверхности, и немного мнусь, сообщая:

— Отец.

— Мудак, — повторяет без задней мысли, громко поставив чайник на тумбу. Встаю позади, ладонями опираясь на спинку стула за спиной, пока парень заваривает крепкий чай, не прекращая раздраженно глотать кислород. Вздыхает носом. Громко выдыхает. Чего это с ним?

Резко опускаю взгляд, перестав рассматривать его со спины. От накативших на сознание мыслей о случившемся щеки будут гореть, так что лучше избегать всплывающих воспоминаний. А для этого требуется не смотреть на парня. Он не должен попадать в поле моего зрения.

Но как подобное возможно?

Он же постоянно вертится где-то рядом…

Внезапно мысли притормаживают, сбавляя свой ход. Знаете, это странно. Точнее, нет, не должно уже вызывать вопросов и удивления, но, если так подумать, Дилан редко оставляет меня одну. Он может издеваться, подшучивать, подкалывать, но при этом находиться рядом. Не всё время, конечно. Большую его часть. Взять хоть эту ночь. Я не собиралась проводить с ним время, но он сам остался. Я его не просила об этом.

И вот, во что это вылилось.

В жар на моих щеках.

— Что за хуйня? — как-то он сегодня падок на матерные выражения. Нехороший знак. Отвлекаюсь на парня, который держит телефон у лица, поворачиваясь ко мне и демонстрируя мне сообщение отца. И хочется закатить глаза от длинного списка продуктов, но сохраняю положительное расположение духа, протянув руку к мобильному аппарату:

— Я попросила отца прислать тебе список, а то у меня нет телефона, — забираю, начав листать вниз, и вздыхаю. — Много…

Дилан полностью оборачивается всем телом ко мне, держа в одной руке кружку с горячим чаем:

— Я думал, они сами закупятся, — резким движением отбирает мобильный, хмуро изучая список. Складываю руки на груди, прижавшись копчиком к спинке стула, и его строгий тон вызывает естественную для меня реакцию — вину. Чувство стыда, охватывающее меня каждый раз, когда отец ругал меня. Нет причин. Но ощущение есть. Это факт. Смотрю в пол, думая, как снизить уровень морального давления со стороны парня:

— Можно я перепишу? — надо же как-то взять с собой список.

— Захер? — Дилан сует телефон в задний карман джинсов, опершись спиной на кухонную тумбы. Не поднимаю взгляд, сохранив его на уровне дверей шкафчиков:

— Мне надо знать продукты, — это очевидно, чего он глупит так?

— Я просто дам тебе телефон, — Дилан делает глоток, морщась от горькости чая. — Надо ещё сигареты купить, — мыслит вслух, а я еле скрываю очередной поток мыслей, роющих дыры в голове.

Поедет со мной? Я его не звала. Опять. Почему он сам стремится проводить со мной время. Думала, у меня паранойя, но нет. Надо убедиться.

— Тебе не обязательно ехать, там, вроде, немного, — нет, там кошмар как много продуктов. Удивлена, что отец изначально не продумывал вариант совместной закупки с Диланом. Одна я всё не унесу.

О’Брайен раздраженно скользит взглядом по экрану, просматривая список ещё раз:

— Тут пиздец много, — поднимает на меня глаза, посчитав, наверное, что я идиотка. — Одна не донесешь, тут с машиной надо сгонять, — ворчит, повторно спрятав телефон в карман, и вдруг осторожно касается ладонью чуть ниже своей груди, будто ощутив укол. Я искоса слежу за тем, как он морщится, но спокойно разворачивается, поставив кружку, и достает аптечку.

Сердце?

— Прихватывает? — осторожно спрашиваю.

— Нет, — лжет. Почему он постоянно лжет о своем состоянии?

Запивает таблетку чаем, оглянувшись на меня:

— Тебе ничего не надо? — стучит пальцами по аптечке, намекая на мое возможное похмелье, но качаю головой, решая всё-таки встряхнуться и справиться со скованностью:

— Как ни странно, я в порядке, — подхожу к тумбе, встав сбоку от парня, и беру кружку, чтобы сделать себе чай.

— Тебя вчера нехило вставило, — сообщает, отчего закатываю глаза, слабо улыбнувшись. И вырывается непроизвольно:

— Тебя, по всей видимости, тоже, — наливаю кипяток, стиснув зубы. Уголки губ опускаются. Буквально замираю, краем глаз видя, как он обращает свое внимание на меня, хмуро интересуясь:

— С чего вдруг? — подносит кружку к губам. — Я единственный, кто дотерпел до титров.

Не знаю, как выкрутиться, оттого пожимаю плечами, решая остаться молчаливой, чтобы не копать яму больше. Нельзя, чтобы он понял. Почему-то мне кажется, что это сильно повлияет на наши отношения. В худшую сторону.

Дилан явно плохо себя чувствует, поэтому оставляет данный вопрос не решенным, и опирается одной рукой на край тумбы, другой желая надавить на грудную клетку, но останавливает себя, начав нервно мешать чай ложкой:

— Давай чуть позже поедем, — почему он сдерживается? Ему определенно хочется слегка скорчиться от боли, но вместо настоящих эмоций демонстрирует негатив. Прикрывается злостью. Не стану его беспокоить:

— Я правда могу сама…

— Ну ёбаный, — всё же морщит лицо, скользнув ладонью по лбу. — Я же сказал, мне тоже надо в магазин, харе кислород тратить, — накрывает пальцами глаза, закрыв веки, а я искоса слежу за ним, не предотвращая следующее:

— Не груби мне, — слетает с языка. — Я не виновата, что тебе плохо, — громко опускаю чайник, взяв пакетик с чаем, и начинаю нервно с ним справляться, пока Дилан глубоко дышит, поставив руки на талию. Делает шаг назад от тумбы, подняв голову, но веки не открывает. Переводит дух. Пытается справиться с болью.

— Я сотню раз говорила, — твердым тоном напоминаю. — Тебе нужно лечь в больницу и пройти полное обследование, иначе дальше будет только…

— Кусок, — его злость не убавляется. Вот мы и вернулись к «куску мяса».

— Я правильные вещи говорю, — не отступаю, опуская пакетик в темнеющую жидкость. — Не затыкай меня, — не хочу обращать внимание. Не хочу. Он стоит немного позади. Сверлит мой затылок взглядом. Не хочу. Не чувствую. Чувствую. Мешаю чай ложкой, взгляд оставляю на горячей жидкости, сама же сглатываю, сохранив уже фальшивую уверенность:

— У нас будут праздники, учеба приостановится. Можно лечь в этот период, как раз ничего не пропустишь. Хотя бы поймешь, что у тебя не так, — с громким звоном бью ложкой о стенки кружки. — Так что прекращай со мной так разговаривать, иначе…

— Иначе, что? — прилетает со спины резко, правда, тон его голоса вполне спокойный, чем до этого. Не предаю себя, сдержав желание промолчать, и отвечаю, бросив ложку в раковину:

— Я перестану пытаться поддерживать дружеские отношения.

— Думаешь, мы друзья? — самое странное, что парень находит, что бросить обратно за короткие секунды. Я толком не успеваю договорить, а он уже закидывает меня новым грузом слов.

Думаешь, мы друзья?

Думаю, да… А как иначе?

Вот теперь даю слабину, начав с сомнением внутри хмуриться, подергивая головой в сторону, но каждый раз останавливаю себя, дабы не оглянуться. Лучшее решение — замять, перескочив на другую тему. Так и поступаю, сжав ладонями кружку: