Агнесс открывает глаза, с такой же сонной улыбкой прошептав:

— С каких пор ты любительница долгого сна?

Зеваю, укладывая голову удобнее на общую подушку:

— А сколько времени?

Подруга вынимает руку из-под одеяла, взглянув на запястье с часами:

— Двенадцать дня.

Я отрываю щеку от подушки, удивленно хлопая ресницами:

— Ничего себе, — и укладываю голову обратно. — Ну и ладно.

Агнесс ерзает, голыми коленками касаясь моих ног, и расслабляется, вновь прикрывая веки. Я изучаю ее покрытое веснушками лицо и понимаю, что еще не скоро решусь подняться с кровати. Один из редких случаев, когда мне так хорошо, сохраняется ощущение, будто тело проваливается в поверхность матраса. Моргаю. Стоп. Немного приподнимаю голову, уложив ее ближе к лицу Агнесс, чтобы шептать:

— А где Нейтан?

Подруга не открывает глаз, глубоко дышит:

— Они с Диланом выехали еще утром.

— Куда? — немного хмурюсь.

Агнесс открывает веки:

— Ну, когда появляется вариант заработка, тогда они едут.

Приподнимаюсь на локти, с интересом слушая:

— Они работают?

— Подрабатывают, — рыжая переворачивается на спину, потянувшись с довольным видом. — Вот ночью в четверг они работали в баре. Оттуда и алкоголь притащили.

Я совсем не замечала. А ведь…

А. Так вот куда иногда пропадает Дилан. Обычно вечером куда-то уходит. Я думала, он просто шляется где-то с упырями, да и Лиллиан так считает, а оказывается… Даже стыдно за свои мысли.

Пытаюсь пальцами расчесать свои волосы и обращаю внимание на то, как задумчиво Агнесс смотрит в потолок. Стоит спросить.

— Вы с Нейтаном ведь не в отношениях? — догадываюсь об ответе благодаря вздоху, который слетает с губ подруги. — Ты ведь понимаешь, что кроме тебя он может спать с другими. Я переживаю, как бы он болячки не перенес тебе, да и вообще, — пальцами начинаю играть с ее волосами. — Это не твой вид отношений, верно? — подруга устремляет свой нагруженный мыслями взгляд на меня. Она явно расстроена, но понимает, к чему я веду, так что не тяну резину:

— Рано или поздно это придется прекратить, знаешь?

Агнесс сжимает губы, и я замечаю, насколько они искусаны. Она нервничает. Причем часто.

— Всё так или иначе закончится, — девушка натягивает улыбку. — Колледж, разные города, — шире растягивает губы. — Ну, ты понимаешь.

Улыбаюсь в ответ:

— Понимаю, — вздыхаю, осторожно сжав пальцами ее щеки. — Чаю?

Агнесс смеется:

— С ромашкой, пожалуйста.

Всё закончится. Скоро прошлое перестанет иметь значение.

Верно, Дилан?

========== Глава 28 ==========

…Горячее солнце лучами одаряет бледную кожу ладони. Сквозь пальцы свет проникает ниже, касаясь слегка нездорового оттенка кожи женщины, лежащей на зеленой траве. Её карие глаза с замиранием в груди изучают игру ярких вспышек, пока немного двигает ладонью, меняя угол и наклон, чтобы поиграть с солнцем, будто не давая тому легонечко тронуть кожу щек. На её лице нет улыбки. Обездвиженная мимика, полная усталости.

— Мам, — рядом на спине ерзает девочка, цвет кожи её куда здоровее, глаза ярче, хоть такие же карие. Но есть что-то в невинном ребенке свежее, живое, ещё предвкушающее чудеса жизни.

До определенного момента все мы верим в чудеса.

Женщина тоже верила. Но чем старше она становилась, тем сильнее огорчалась, получая в ответ на свое желание познать радости жизни одно разочарование. Когда ты ребенок, то по глупости желаешь скорейшего взросления. А в результате оказывается, что быть взрослым — не столь приятно. Сколько женщина знает судеб, порушенных из-за неумения людей приспосабливаться. Сколько её друзей покончили жизнь самоубийством после слов: «Это дерьмо не для меня». Она видела их лица, знала об их трудностях, но никогда не понимала, что может быть настолько тяжелым, настолько изнуряющим в твоей обыденности.

И вот сейчас понимает. Лежит. Смотрит на текущие облака. В доме на плите стоит кастрюля с водой, разбросанные игрушки не убраны, цветы не политы, пыль не протерта, постель не заправлена. Ещё пару месяцев — и придется вернуться на работу в офис. И таким образом, каждый день. Уборка, стирка, готовка, ребенок со своими требованиями, работа в офисе среди тучи бумаг. Она этого желала? Хотела?

— Мам?

Поворачивает голову. Изучает красивое личико девочки, что с интересом смотрит в ответ, пытаясь повернуть голову так, чтобы видеть мать:

— Что ты делаешь?

Женщина не способна сдавить губами улыбку, когда смотрит на этот лучик света, поэтому растягивает губы, выдохнув:

— Я считаю.

Девочка поднимает глаза на небо:

— Что считаешь?

Лицо женщины вновь окутывает печаль, голос звучит гораздо тише:

— Звёзды.

— Но… — ребенок приседает на колени, всматриваясь в голубое небо. — Но… Их там нет.

Её мать больше не улыбается. Стеклянный взгляд врезается в кулон на шее дочери, медленно покачивающийся из стороны в сторону.

— Вот именно, Райли.

Телефон требовательным звоном пробуждает меня, возвращая в реальность из мира приятных грез. Мой старый мобильный аппарат грешит громкостью, используя все свои силы, чтобы как следует сдавить виски. Как только тяжелые веки раскрываются, меня окутывает головная боль по вине излишних часов сна. Да, после того, как проводила Агнесс, снова прилегла вздремнуть, в итоге проспала еще… Беру телефон с тумбы, хмурым взглядом изучая цифры. Пять часов дня. Я проспала еще два часа. Ну и денек. Полностью потерян, но в моем доме давно не царило такое приятное спокойствие. Ни отца, ни Лиллиан, ни, судя по отсутствию шума, Дилана.

Кстати, о Лиллиан. На старый телефон вписаны номера, так что сейчас на треснувшем экране высвечивается имя женщины. Прикрываю веки, перевернувшись на спину, подавив на глаза пальцами. Тру, избавляясь от желания проваляться еще часиков шесть, и подношу телефон к уху, хрипло спросив:

— Да?

— Привет, Райли.

Да, привет.

Голос Лиллиан звучит громко, бодро, мне немного завидно. Приседаю, согнув ноги в коленях, и обнимаю их одной рукой, продолжая попытки казаться обрадованной нежданному звонку:

— Здравствуйте, — и тут же перехожу к интересующему. — С отцом что-то? Он пришел в себя?

— Ой, еще пару дней назад, — она весело смеется, а у меня чуть челюсть не отваливается от услышанного. Почему мне никто не сообщил? Я звонила позавчера. Ни слова эта женщина не сказала про отца. Какого черта?

— Я вот чего звоню, — Лиллиан переходит к делу. — Твой отец просит привезти ноутбук, он совсем не здоров! Не хочет тратить время зря. Работа, работа, — смеется.

Хмуро смотрю на свои колени. А он сам не мог набрать? Почему меня обязуют слушать его просьбы через посредника? Всё потому, что ему стыдно? А ему вообще есть дело до того, что он чуть не убил нас? Меня? Он хоть понимает, что я требую объяснений по поводу их помолвки, он…

— Райли? Ты на линии? — Лиллиан пытается достучаться до меня, так что проглатываю обиду, говоря ровным тоном:

— Я поняла, — прокашливаюсь. — Привезу.

— Отлично, там кабинет не закрыт, — женщина благодарит. — Спасибо большое.

Бросаю трубку первой, с неприязнью цокнув языком, и откидываю телефон к краю одеяла, пальцы запустив в волосы. Локтями давлю на колени, сжав локоны, и громко глотаю кислород, обратив внимание в сторону окна, за которым еще утром было солнечно, а теперь погода стоит пасмурная. Серое небо оказывает давление, вызывая исключительно отрицательные эмоции, но я стараюсь не подаваться навязываемому настроению. Не хотелось бы остаток дня провести в хмурости только из-за разговора с незначительной личностью. Хотя… Если они с отцом помолвлены, или даже женаты… Значит, хочешь, не хочешь, а она будет иметь место в моей обыденности. Это удручает. Не знаю, что и думать, чего ожидать в дальнейшем. Нет желания гадать. Мысли об этом вгоняют меня в уныние.

Провожу ладонью по волосам, приглаживая растрепанные пряди. Глубоко дышу, набираясь моральных сил для подъема. Ладно, этот день всё равно не обещал быть хорошим.