Баночка витаминов. Совсем новая. Отец позаботился об этом?

Слабо свожу брови. Сколько себя помню, принимаю эти таблетки, может, не стоит перечить отцу и продолжить употребление? Он говорит, это важно для костей, значит, не может влиять на настроение. В таком случае, почему влияет? Или мне кажется?

Щелчок замка. Оборачиваюсь с непониманием, выраженным на лице. Отец что-то забыл? Опять права?

Кладу нож, шагая к порогу кухни, и опираюсь ладонями на дверной косяк, выглянув в прихожую. И встречаюсь взглядом с Диланом, который останавливается, ногой толкнув дверь, чтобы та закрылась. Моргаю, не зная, как себя вести, поэтому да, в очередной раз, поступаю, как дура, когда резко прячусь за стену, задумчиво сжав пальцами нижнюю губу, и встаю спиной к порогу, опустив глаза.

Так. Это точно не входило в мои планы.

— И часто ты зависаешь?

Оборачиваюсь. Дилан стоит позади, изогнув брови и держа ладони в карманах кофты. Отворачиваюсь, делая крупные шаги к кухонной тумбе, и бросаю взгляд на часы, решая прекратить казаться идиоткой и заговорить:

— Сегодня семь уроков, — режу лишние ломтики сыра, краем глаз следя за парнем, подходящим к холодильнику и открывающим его дверцу:

— И что? — он изучает содержимое.

— Уроки заканчиваются в четыре, а сейчас десять утра, — оставляю тосты. — Почему пришел?

— Мне стало скучно, — Дилан, такой Дилан. Серьезно.

Он берет бутылку воды, трясет у своего лица, продолжая:

— И пить захотел, — вот это причины. Почему я не удивлена?

Решаю больше не мучить его вопросами, к тому же, всё еще борюсь с чувством неловкости, которое норовит сообщить о себе с помощью румянца, так что киваю, сложив руки на груди, и иду по направлению к двери. Слиняю. Отличный план действий.

О’Брайен хлопает дверцей холодильника, чем заставляет меня затормозить, подняв на него глаза. Пытаюсь не хмуриться. Дилан дергает крышку бутылки, сделав шаг в сторону, чтобы повернуться ко мне всем телом, и я бы сказала, что выглядит он нервным, если бы не знала о его врожденной наглости.

— Если бы я позвонил тогда, — буквально ощущаю, как мои ногти рвут ткань свитера. Парень недолго смотрит на бутылку, стуча по ней костяшками, после поднимает глаза на меня, вполне серьезно задавая вопрос:

— Мы бы смогли…

— Но ты не позвонил, — то чувство, когда обида вырывается из груди, а ты так долго и тщательно рыла для нее глубокую яму, чтобы навсегда похоронить. А всё ради чего? Ради того, чтобы не произошло взрыва, ведь если ты эмоционально реагируешь, значит, тебя это задевает. А мне не хотелось, чтобы кто-то понял, насколько сильно меня обидело произошедшее. Особенно Дилан. Было бы проще, если бы сказала, что мне не интересен данный разговор, но я снова допускаю ошибку, когда опускаю руки, с нестерпимой злостью уставившись в ответ на парня:

— Больше, Дилан, — не даю ему вставить слово. — Ты даже не замечал меня, — не удается воздержаться от тяжелого вздоха. — Ты не представляешь, скольким дерьмом я наглоталась и какой дурой себя чувствовала.

О’Брайен начинает нервно дергать этикетку, но зрительного контакта не прерывает. Делаю короткий шаг от него, обиженно хмурясь:

— Так что не смей предполагать. Толку от этого никакого, — опускаю взгляд, уверенно двинувшись вперед, чтобы пройти мимо человека, который внезапно громко ставит бутылку на край стола, своей резкостью опять заставляя меня остановить пыл и давиться им, вскинув голову. Сердито смотрю за тем, как раздраженно Дилан поднимает глаза в потолок, сунув обе ладони в карманы кофты. Сжимает губы, явно глотнув, и дергает головой, наконец, опуская свое внимание на меня, процедив не со злостью, но с тем же раздражением:

— Обсудим? — я быстро моргаю, сильнее выражая злость:

— Я же сказала, что…

— Ты созрела, или так и собираешься вести себя, как сосунок, обиженный миром? — он крепко сдерживает тон голоса, но взгляд говорит о желании начать кричать на меня. Гордо фыркаю:

— Серьезно? — усмехаюсь, ладонью накрыв лоб, и качаю головой, широко распахнутыми глазами уставившись куда-то в сторону стола. — Боже, ты ведь не серьезно?

Дилан переступает с ноги на ногу, еле сдерживаясь. Пусть только попробует поднять на меня голос, я его…

— На самом деле, — голос парня прерывает мои мысли, вынудив обратить на него внимание. Дилан вынимает одну ладонь, дергано жестикулируя ею в воздухе:

— На самом деле, — повторяет, сглатывая, а ладонью указывает на меня, после на себя, будто не зная, как выразиться. Самое жуткое — я не перебиваю. Смотрю внимательно, подсознательно ожидая конкретных слов. О’Брайен начинает стучать пальцами по столу, после вовсе опираясь ладонью на его край:

— Я…

***

Громкий, настырный, продолжительный звонок в дверь буквально выворачивает натянутую атмосферу наизнанку. Райли настолько была сосредоточена, что внезапный звон спокойно ударил по сердцу, вызвав у того сбой. Дилан нервно кусает губу, ведь нежданный гость продолжает жать на кнопку звонка, призывая хозяев отворить ему дверь.

О’Брайен пропускает смешок, полный ироничной безысходности:

— Ненавижу людей.

Райли выдыхает, разочарованно качнув головой, и опускает ее, обходя парня, чтобы скорее попасть в прихожую, иначе этот звон сведет ее с ума.

Дилан сжимает губы, стукнув кулаком по столу, и оборачивается за девушкой, проронив:

— Рай… — не договаривает, дернув головой. — Да ебаный.

Девушка выскакивает с кухни, вспотевшими от напряжения ладонями убирает локоны волос за уши, и спешит с одышкой к двери, активно моргая. Сердце изводит до потери равновесия.

Нельзя было слушать. Но так хотелось. Выслушать, значит, понять причину произошедшего. Понять, значит, дать шанс. Дать шанс — простить. Простить — не то, что входит в обещание Райли перед самой собой.

Вдох. Выдох.

Поправляет одежду, дергая ткань свитера вниз, и дрожащими пальцами справляется с замком, потянув тяжелую дверь на себя. И направляет сбитый с толку взгляд на Остина, который, судя по виду, и не был в школе. Райли сжимает ручку двери, выдохнув с нервной улыбкой:

— Остин, — нарочно произносит его имя громко, чтобы ее услышал Дилан.

— Привет, — парень выглядит таким же усталым, не улыбается, пальцами водя по щеке:

— Я могу зайти?

Янг пытается собраться, но тараторит:

— Да, конечно, заходи, — отходит в сторону, пропуская друга в коридор.

Дилан держит ладони в карманах, медленно шагая к стене у порога, смотрит в пол, хмуро вслушиваясь.

Райли закрывает дверь, напряженно оглядываясь на кухню, и оборачивается к парню, сунув пальцы в задние карманы джинсов:

— Ты на больничном? — откуда в голосе такая скованность?

— Типа того, — Остин потирает замерзшие ладони, поглядывая на девушку, взгляд которой мечется:

— Так… Ты что-то хотел?

Остин пришел с определенной целью, и нет смысла оттягивать:

— Тот разговор, — русый припоминает, смотря ей в глаза. Финчер делает к нему шаг, озадачено открыв рот:

— Ам… — девушка подозревает, о чем он, но ей казалось, что друг протрезвеет, и даже не вспомнит, ведь… Это неуместно между ними.

— Ты о чем? — да, делай из себя дуру. А Остин не изменяет серьезности:

— Мое предложение.

Дилан хмурится, взглядом скользнув по стене.

Райли глубоко дышит. Смотрит на Остина. Тот делает еще шаг к ней, не выглядит скованным, когда твердо спрашивает:

— Ты будешь моей девушкой?

О’Брайен резко поднимает глаза, зло скрипнув зубами. Какого. На хер. Черта. Какого черта этот тип постоянно на шаг впереди?

Финчер наклоняет голову, активно хлопая ресницами, и вынимает ладони:

— Остин, — вновь поправляет локоны, опустив взгляд в пол. — Я… — дергает лицом, подняв голову. — Я не понимаю.

— Что не понимаешь? — он хмур. Он устал. У него проблемы.

— С чего так внезапно? — она имеет право спросить о подобном, ибо это реально ненормально.

— Внезапно? Мы ведь столько уже… — Остин нервничает, оттого заикается. — Ну, мы давно знакомы, и мне казалось, всё к этому идет.