Пошёл обратно, мимо парка с гостевым, пока пустым, домом. Лорд не сомневался, вскоре его заполнят люди, или он плохо знал отца: письма уже готовы. Прошёл правей дорожки, минуя высохший колодец: пустой внутри, а сверху потрескавшийся камень, оплетенный высохшим вьюнком, как будто путами обвязанный. Его оставили для красоты, по мнению Леонара – весьма сомнительной. Как будто призрак старика, но не в поместье, как полагается, а на задворках.

О призраке лорд подумал и увидал его впереди – белое пятно мазнуло по дороге. В упавшей темноте оно хорошо виднелось сквозь деревья: куда пошла Химемия?

В том, что это именно она, Леонар не сомневался. Только привезённая им невеста вечно носила белое и имела столь незначительный рост, даже поварята выше.

Пошел за ней, всё размышляя: а может, вправду, графиня – ведьма? А может, верно – не в себе? Тогда бы он легко избавился от неугодного обряда. Его бы не посмели обручить с нечистою душой.

Нашлась нечистая легко. Графиня Хичтон стояла меж деревьев спиной к нему и с рук кормила лань. Красивую, молодую, всю в пятнышках. И та покорно принимала листки салата и кусочки хлеба.

Ручная, решил мужчина и подошёл поближе.

Под стопой внезапно громко хрустнуло. Звук эхом разошелся от деревьев, и вздрогнули и лань и девушка. Химемия обернулась. И маски на ней не было. Леонар успел испугаться, вскочить, навоображать уродств, но не увидеть их – всё скрыл глубокий капюшон. Первой побежала лань, за ней, не уступая в скорости, девица, только подол накидки по ветру стегнул.

— Куда? — вдогонку крикнул Леонар и только после посмотрел, на что он наступил. Осколки маски из фарфора повторно хрустнули, их не смог бы уже собрать и мастер.

Прошёл вперед. Но ночь уже брала узды правления. Макушки деревьев решетили небо, с которого крысилась недоспелая луна. Света она давала недостаточно, и следы беглецов потерялись в осенней листве. Постояв ещё немного, лорд повернул обратно.

Его раздирал ком противоречий: что он видел? Мистическая картина вновь пронеслась перед глазами и, вот беда, интриговала и пугала. Хотелось спросить графиню о ночных прогулках, если та соблаговолит вернуться. В лесу завыли волки, и Леонар метнулся вновь к парковой оградке, позвал, но ответа не дождался и поспешил в поместье.

В комнату он даже испугался заходить: а вдруг невеста уже там. Пока он блуждал средь деревьев и мыслей, она первой пришла. Внутри и вправду кто-то был, но не Химемия, – Онёр. Прекрасная служанка лежала на одеяле, ничуть не стыдясь нагой красоты.

Сын виконта разом думать перестал о лани и графине. Возможно, потеряв маску, она и вовсе не выйдет из леса, поселится в берлоге. А то, что та картина никак не хочет вылетать из головы, так это с удивления. Не каждый день увидеть можно, как некто кормит лесного зверя с рук, затем бежит с ним рядом.

— О чём задумался, — сладко прошептала в ушко Онёр и нависла над мужчиной.

— О венчании. Ты слышала, отец рассылает приглашения. Уверен, с утра наймёт гонцов.

— И это так тяготит тебя?

— А тебя?

— Я уже смирилась, — призналась Пай, — главное, чтобы нас не разлучили. Тогда мы сможем быть вдвоём. Невеста, думаю, всё понимает. Пока она нам лишь разок помешала.

— Да кто её поймет. Немая.

— И это хорошо. Ни слова упрека, ни криков скандала, ни единого звука, за это и выпьем.

Бокалы со звоном встретили и разошлись, но губ так и не коснулись.

В оконное стекло ударилось и отлетело нечто большое. Развернулось, стрясло с осинки последнюю листву и распустило крылья огромного размаха. Тут уж не до пролитого вина. Люди всполошились, из комнат выбежали и с испугом толкались в коридорах.

Птица покружила возле дома и повернула в лес.

Где-то заухала сова, проснулся зяблик и сонно заклокотал, забеспокоился глухарь, а редкий в здешних лесах грифон заинтересованно вылез из берлоги. Зверь расправил крылья, потоптал львиными лапами листву и вытянул орлиную голову, не понимая, кто посмел прийти к его дому. Узнал и дико удивился. Вздыбил гриву, зарычал, да связываться не решился – и медленно удалился в глубь леса, где обитало привычное ему зверье.

О будущей свадьбе единственного сына Фаилхаит заговорили. Все соседи обсуждали личность жениха и невесты. И если с самим Леонаром всё было предельно ясно, таинственная дочь дома Хичтон с разных слов представляла разное зрелище. Особенно старались очернить несостоявшиеся невесты лорда. Упитанная Центаура Сеа Гайла убеждала подруг, что якобы графиня с пятачком. А Иберис Сеа Мортан добавила когтей, да неухоженных, звериных, длинных. Рицуна Сеа Даэль, до последнего надеющаяся на первенство в сердце Леонара, просто рыдала. Зато её маменька не отказала себе в удовольствии распространить сплетню, якобы у графини на лице нет кожи, а на голове волос. К этому описанию не придрались.

Слуги поместья Фаилхаит, что отлучались в город, кивали, говоря:

— Вся в бинтах, на лице маска. А лекарь, говорят, по ночам кровь пьет.

Боясь предстать трусом, Ремар Ременсон, сбежавший со сватовства графини, добавил деталей образу Химемии: волчий хвост да клыки. Сказал, будто она за ним бежала, вцепиться пыталась, а хвостом мухоморы сшибала. Слуги поверили и с соседями описаниями обменялись. Картины смешались.

Огня в пламя обсуждений добавил Тённер, который ратовал за друга, и не хотел ему несчастной судьбы. Он пригласил художника, и тот нарисовал со слов сплетников карикатурный ужас.

— Друг мой, — Леонар перевернул рисунок страшной рожей (лицом сей шедевр не назовёшь) к столу и отодвинул, — ты меня поддержать пытаешься или склонить к прогулке к реке, с камнем на шее?

— Поддержать! За кого ты меня принимаешь? — возмутился Тённер, едва не давясь пивом.

— За счастливого и неженатого.

Друг, у которого провёл половину дня Леонар, ухмылялся. Ему брак ещё долго не грозил, вначале папочка отгуляется.

— А как твоя «люблю её больше жизни»?

— Говорит, мой брак неважен. Главное, чтобы нас не разлучили. Ты знаешь, как сильно я её люблю?

— Да, ты мне напоминаешь об этом регулярно, — отмахнулся Уль Тамир. — Друг, твой отец не изменит решения? Может, ещё есть шанс?

— Не знаю, Тённер, но даже если не изменит, наш брак будет фиктивен на все сто процентов.

— А она? Я о графине. Что она думает об этом?

— Не ведаю. Немая. И странная.

— Очень странная? — заинтересовался друг.

— Довольно-таки, — сын виконта задумался, и понял, что самое странное, это не ночёвки в шкафу и не кормежка лани. А ещё глаза необычного темного цвета. — Например, её взгляд, он полон сочувствия. Будто, это не она в детстве обгорела, а я обжёгся, — Леонар потер висок. — Давай сменим тему. Завтра прибудут первые родные и говорить будут они лишь о Химемии и обо мне. Больше тем не будет вовсе.

Родственники стекались не первый день. И было их не меньше восемнадцати человек, ведь приезжали они семьями. В начале старший брат виконта, его жена, сын и дочь. По роду он, как и виконт, принадлежал дому Фаилхаит, но не имел таких широких привилегий. За ним приехала младшая сестра с мужем и двумя дочерьми. После свадьбы сестра стала баронессой Вейра. Тетушка Эльнара, уже не вспомнить кому она родня по древу, приехала одна с собачкой на руках. Последним заявился кузен виконта, священник Властенас. Леонару он напомнил наполненный до краев толстый бочонок, которому ушлые мальчишки нахлобучили парик, да тот сполз, и вышло: спереди как бритый, а сзади кудрявая и длинная коса.

Гостевой дом был занят полностью, в нём не осталось ни одной свободной комнаты. Особо близкие родственники, упомянутые выше, поселились в поместье Фаилхаит, едва не вытеснив хозяев.

Всё это время невесту прятали всеми возможными способами, до официального представления родственникам. Вернее, бросили это дело на голову жениха. Обвинив отца в чёрствости и не упоминая, что невеста и без того живёт в его комнате довольно долгое время, сын принял кредо.