Сначала было тихо. Затем единственная оставшаяся дверь откинулась, и из неё, как из люка, боязливо вылезли пассажиры. Никто их больше не преследовал.

Из дневника графа Коллума Хичтон.

«…Мой разум весь в дыму, а тело пожирает пламя. Иногда я прихожу в себя и продолжаю писать в этой потрепанной тетради...

Тот день всё ещё царит перед глазами, и мне не отмахнуться от него. Огонь! Взрывы! Треск мачты! Крики! И два пылающих тела. Виновники заплатили сполна. Но это не вернуло потерянного счастья.

Я покалечен, а моя жена мертва. Дочь выжила, но её будущее туманно…

Я ухожу с тяжёлым сердцем. Но я надеюсь, что в будущем найдётся тот, кто убережёт Химемию от пламени, от слёз и горя. Кто будет рядом во время шторма и в тихих водах. Нет, я не надеюсь, я молю!»

Это последняя запись Коллума Хичтона.

Зимний лес в преддверии вечера представлял жуткое зрелище для двух потерявшихся в нем людей. Казалось, сама природа против чужаков и шепчет заклинание изгнания.

Пушистые ели отважно скрипели в ответ на повелительные удары переменчивого ветра. Голые дубы скрежетали сухими ветками, словно мясники ножами. Им аккомпанировал дробный стук древесного барабанщика – дятла. Мелкие корольки мелодично свистели меж собой, как сельские ребятишки, за монету готовые показать, где можно покушать и заночевать. За ту же монету они могли помочь и обратной стороне, волкам: указать, где можно поживиться.

Стоило Леонару подумать сие, как какой-то зверь сломал настил сугроба, хрустнув тонкими ветвями бузины, и птицы смолкли. То был не волк, а обычный рыжий лис: он высунул любопытную морду из норы и с интересом наблюдал за невольными гостями леса. Прядал ушами, как любопытная дворняга, но на близкое знакомство не претендовал, продолжая прятаться у входа в норку.

Графиня не смотрела на испугавшегося леса лорда. Её заняло страшное зрелище звериной боли. Лошади, запряжённые в экипаж, лежали без возможности подняться. Они запутались в упряжи и поломанных оглоблях: одна со сломанной ногой, вторая хрипела, захлебываясь пеной. Химемия подошла почти вплотную. Протянула руки и медленно сделала последний шаг. Её рука коснулась тяжело вздымавшегося бока и враз намокла в пене и крови. Всё тщетно, несчастным не помочь. Погладила, прося её простить, и повернулась к Леонару, который тоже увидал, во что превратились свадебные скакуны. Сеа Хичтон с решимостью в глазах протянула руку требуя арбалет.

Леонар уже терял коней. Один раз по-глупому сгубил прыжком через овраг. Тогда его рука не поднялась, и несчастную скотину заживо съели волки. Второй раз не заметил слетевшей подковы, и конь повредил колено. Недавно Райд сгинул на охоте. Теперь вот – свадебная пара.

Со вздохом он оттеснил невесту, прицелился, и первая коняга перестала сучить ногами. Перезарядил. Вторая отошла за первой в лучший мир. С этого арбалета убили человека и двух лошадей, а в голове всего лишь мелькнула мысль: осталось два болта.

— Проклятье, — выплюнул юный лорд и отвернулся. — Ещё месяц назад я считал брак худшим, что могло со мной произойти. Как я ошибался!

Графиня разделяла его печаль. Было слышно, как она хлюпнула носом и отвернулась. Ушла за лежащую на боку карету, где несколько минут предавалась печали. Затем закуталась в шторку из салона кареты и забралась на экипаж сверху, высматривая помощь и врагов.

— Никто за нами не идёт, — Леонар не выпускал из рук арбалета, ожидая погони, пока это дело не стало безнадёжным. — Как думаете, миледи, нам стоит продолжить ждать или пойти навстречу?

В ответ Химемия зажгла две масляные лампы, указывая на колею от колес кареты.

— А вы уверены, что нас будут ждать с распростертыми объятьями? Что, если в этой битве победу одержала другая сторона?

Сказав это, юный лорд поджал губы, старательно отгоняя от себя картину смерти его родителей и прочих родственников, но она настойчиво являлась перед ним, как неизбежный рок. Бандиты приходили не воровать, это ясно. Всё, что произошло – заранее спланированная засада с единственной целью: убийство. Иначе почему тот залп дробью был сделан в карету жениха с невестой, а не в сопровождение, которое могло быть вооружено?

Мужчина невольно себя ощупал: он вышел из передряги без травм. И всё благодаря Химемии. Не заставь она его упасть, не подстегни коня – хоронили бы в закрытом ящике. Чуть ранее он видел кровь на её одежде, на боку. Невеста помощь не приняла, отмахнулась: ерунда. Для подтверждения наклонилась вправо-влево.

Холод кусал не хуже волков, чьи завывания слышались в отдалении. Наряды для свадебного обряда предназначались для услады глаз и не давали благостного тепла. Лорд признал суждения леди верными. Ждать более не имело смысла. Они могли замерзнуть или дождаться вовсе не спасителей. Поэтому медленно пошли по пропаханной каретой колее. Графиня, как представитель слабого пола – чуть позади, юный лорд – впереди.

Была идея свернуть правее и идти параллельно проделанному каретой пути, но сын виконта опасался потеряться. Снег едва припорошил колеи, однако уже в ста метрах впереди ничего не давал рассмотреть. А природа часто играла и водила путников кругами, и те умирали от холода и голода, находясь в километре от спасения.

— Вы же и по деревьям, уверен, лазаете не хуже, чем по стенам? — спросил Леонар, не столько ожидая узнать ответ, сколько желая разбить тишину и не задумываться о предстоящей встрече. — Тогда вы сможете бежать, если нас будут ждать бандиты.

В ответ – мотанье головой. С такой идеей Химемия не могла согласиться. Она приблизилась и крепко ухватилась за мужской рукав. В глазах её блестела надежда и вера в лучшее.

По веткам заскользила пара зябликов. Забилась в покинутое беличье гнездо и уже оттуда громко просвистела, объявляя о спускающейся на лес ночи. Темнело быстро, но блеск снега от пятачка луны и две чадящие лампы давали достаточно света для пути. Вновь где-то недалеко завыли волки. Они не подходили к идущим путникам, но будто ждали впереди. Чем дальше шли, тем ближе становилась волчья песня. Тот нападавший, кого просто ранило болтом Леонара, на пути так и не встретился. Убежал он, или звери оттащили, несостоявшиеся новобрачные так и не узнали.

А убитого обгладывали волки: с приближением людей ощерились и бросили добычу, облизывая сытые морды шершавыми языками. Сын виконта загородил страшную картину состоявшегося пира от графини, удерживая её слева и обходя останки справа. Янтарные глаза ещё долго провожали удаляющиеся спины, но ни один зверь следом не пошёл.

Раздались шаги впереди, голоса. Кто-то выкрикивал их имена. Прошли ещё немного, и им навстречу вышел человек из королевской армии. Убрал оружие и поблагодарил богов, что нашлись, повёл их к месту нападения. Карет прибавилось: то были королевские служивые – лекари и стража. Один сыскарь кому-то был родней из высших армейских чинов, и попросил о патрулировании дороги в этот зимний день. Благодаря ему погибли лишь слуги и два сыскаря, да пострадали экипажи. Из знатных господ много раненых, но ни одного убитого.

— Леонар! — Левизия бросилась к сыну. Даже Манс не сдержал чувств и торопился следом, желая убедиться, что из лесу вышел его единственный наследник, а не призрак.

— Я цел, — устало выдавил сын, ощущая ужас от вида смерти.

У кромки леса уложены штабелями десяток бандитов. У некоторых не хватало головы – состоялась казнь. Троих связанных уводили люди из службы короля. А рядом с Леонаром низкая тоненькая фигурка в белом платье, которая дрожит и льнёт к его теплому боку:

— Мы целы, — добавил он.

Химемия продолжала крепко держаться за Леонара и смотрела вокруг с немым вопросом «за что вас хотят убить, милорд; и, главное, кому вы так насолили, что вражда приняла подобный оборот?». Таким вопросом лорд мучился и сам.