Одним из погибших был Уртик – опознали кости по старым переломам, другие – просто Пай.

Виконт обратил внимание на странное совпадение смерти старого сыскаря и его упорства в поисках причины покушений на семью Фаилхаит в пределах поместья. Лорд Манс не пожелал мириться с заявлением о невозможности подтвердить или опровергнуть теорию старика, и сразу после лечения обожжённой руки отправился в королевскую канцелярию, надеясь там направить поиски в прежнее русло.

Удвоилась охрана и повторилась кутерьма с допросом, но ничего найти не удалось. Был неизвестный, и сделал выстрел в чердачное окно. Но кто он – узнать нельзя. Перетрясли всех контрабандистов, но кто и когда купил саламандру, узнать не представлялось возможным.

Семью Фаилхаит приютили соседи – семейство Ременсон, поселив в своём гостевом доме на время разбирательств. Ременсоны были в той же мере горды своим благородным поступком спасения обездоленных соседей, в какой и возмущались затратам на подобное благородство. Это, впрочем, не влияло на учтивость бесед и безвозмездность помощи.

Фаилхаиты желали как можно скорее переселиться в свою северную резиденцию, но они ещё могли понадобиться для дачи показаний, и их сыну ещё была нужна лекарская помощь, потому Фаилхаиты и задержались. Из слуг они взяли лишь двух служанок и одного юношу, на случай тяжелой работы. Стряпуха и её мальчонка отправились на север, желая продолжить служить семье Фаилхаит. Остальные Пай разошлись с рекомендательными письмами в поисках новых хозяев. За пропавших в огне помолились.

Сыскари приставили к Леонару с юной графиней двоих телохранителей, во избежание.

Новость о возможной гибели Онёр юный лорд принял стойко. Он никак не мог поверить и не верил, пока мать не принесла траурную ленту, заметив, что он убит горем. Он долго смотрел на чёрную полоску ткани и никак не мог решиться повязать её на запястье.

Лорд помнил жар ночей с любимой женщиной, помнил их короткие встречи, и в его воспоминаниях Онёр была живой. Он давно не имел возможности видеться с ней, и ему начало казаться, что любовь угасла, как огонь свечи. Потеряв же, Леонар ощутил тоску и боль от понимания: он предал её. Буквально променял на интересную и таинственную графиню, которую сам привез в дом семьи.

Сознавая свою вину и избегая мыслей о болях от ожогах, лорд взял перо и бумагу и начал рисовать. Он уже давно не прикасался к изящным искусствам, всего себя отдавая делам компании и любимой женщине. Как оказалось, навык не был потерян. Онёр вышла узнаваемой, хоть и рисовалась чёрным. Именно на эту картину Леонар и повесил ленту, приколол к стене. На оставшемся листе начал рисовать вторую девушку. Дошел до маски и смял рисунок.

Как раз принесли Остина Хеста. Леонара и лекаря графини разместили в одних покоях, где раньше жил лекарь семьи Ременсон. Не так давно этот лекарь изволил отойти в мир иной, а нового ещё не нашли.

— Химемия, — не то в бреду, не то желая увидеть госпожу, позвал Остин.

Графиня пришла через несколько минут. Вид она имела весьма дикий: белая маска подкоптилась, в глазах стояли слёзы, бинтовать саму себя у неё не вышло аккуратно, а неизменный спутник – белый бурнус – пугал пятнами гари и дырами ожогов. Но, не смотря на неопрятный вид, девушка не соглашалась с ним расстаться. Остальную одежду она позаимствовала у дочери семьи Ременсон.

Стоило ей войти, как подавленный потерей лорд отвернулся к стене. Он зашипел от боли и принял грустный девичий взгляд как новый камень к утёсу своих грехов, о который был готов разбиться.

Химемия взяла Остина за руку и вела себя незаметно, пока господин Харис не вышел из комнаты для разговора с виконтессой. Графиня достала из-под одежды подпалённые перья, провела ими над свечой и дождалась, пока весь пепел осядет в подставленном стакане с водой. Перемешала и напоила лекаря получившимся лекарством. Жар почти мгновенно спал, и мужчина смог уже осмысленно посмотреть на воспитанницу:

— Спасибо, девочка, — поблагодарил Остин Хест.

Леонар повернулся и с удивлением посмотрел на самоуправство Химемии, на что лекарь пояснил:

— Это перья удивительной птицы. Благодаря им вы выжили после падения с коня.

— Я был прав, — Леонар принял из рук невесты второй стакан и выпил горчащую воду: — Вы держали такого удивительного зверя возле поместья? Но где же он сейчас?

— Недалеко, — заверил Остин, ощущая, как боль уходит и в теле появляется легкость.

Химемия кивнула. Несмотря на весь пережитый страх, она не могла не радоваться, что люди, которые угрожали Леонару, больше не живут в его доме. Впрочем, она не строила иллюзий и понимала, что вскоре они себя проявят. В то, что эти люди погибли при пожаре, она не верила.

А когда графиня забылась беспокойным сном, между мужчинами состоялся важный разговор.

— Вам следует убедить её разорвать помолвку, — произнес лекарь дома Хичтон и поднял с пола помятый рисунок. Разгладил.

— Почему? — сам не осознавая того, упёрся сын виконта.

— Я был против с самого начала, — говорил Остин Хест, рассматривая знакомую фигуру на бумаге. — Вы прибыли в наш дом, открыто заявляя, что между вами не может быть любви. Что вы хотите использовать её, как пугало. И графиня понимала это, но всё равно позволила увезти её.

— Мне, право, стыдно за это, — Леонар отвел взгляд. — Первопричины нашей встречи воистину отвратны.

— А ваши родственники, их отвращенье и издевки?

— За них и за себя я вновь прошу прощенья!

— Мне вам выписать медаль за ваши извинения?

— Если можете – прошу, — усмешка лорда вышла горькой. — Так к чему же наш разговор?

— К тому, что вы втянули девочку в круговорот, из которого она может живой не выйти. — Остин помолчал, сложил рисунок и убрал на память перед тем, как сказать: — Если вам она не безразлична, если в вашей душе есть хоть немного теплых чувств к леди Химемии, прошу вас, прогоните её. Говорите, что хотите, но от чистого сердца. Тогда, уверен, она позволит увезти её домой.

Из дневника графини Химемии Сеа Хичтон.

«…В тот день я приняла много жизненно важных решений. И без сомненья говорю, что не жалею.

Люди привыкли видеть женщину хранителем огня. Решили: ей не престало быть жестокой, решительной, что ей надлежит быть под защитой мужа. И где-то я согласна. Согласна быть такой, пока могу. Но бывает, даже самая добрая тихоня выходит на тропу войны с мечом. Всё ради защиты дорогого человека…»

Сын виконта признал правоту слов лекаря, пропитанных искренней заботой к опекаемой юной графине. Ощутил правильность укора в свою сторону. Леонар и сам осуждал себя за былое поведение, корил за смерть Онёр и едва не случившуюся смерть невесты. Да, он геройски спас Химемию из огня, но не был воителем, способным и далее защищать её от предстоящих бед. Как выражались иноземцы, предприниматель – не воин.

Графиня Сеа Хичтон спала и не знала, какое разочарование её ждет по пробуждению: мужчина принял решение отказаться от брака с ней во имя её блага. Бинты на голове сбились, и через прорехи кольцами струились причудливые серо-крапчатые пряди. Ещё ни у кого Леонар не видел локонов такого странного цвета.

— Вы ведь и вправду дурите меня, миледи, — на ощупь волосы оказались необычайно мягкие, вызывали желание погладить выбившуюся прядь. Так зачем отказывать себе в малом удовольствии.

Прикосновения разбудили Химемию и она первым делом проверила, на месте ли маска и хорошо ли держатся завязки. Вот глупая, забылась и уснула!

— Ваши волнения тщетны, я не снимал и не пытался снять вашу маску. Хотя, признаю, искус был. Как мужчина кровей благородных я его поборол.

Взгляд девушки вопреки словам стал растерянным. Создалось впечатление, будто ей было бы легче, узнай мужчина правду против её нерешительной воли. Графиня села и сложила на коленях руки. Её взволновал понурый вид юного лорда.