Я рассказал им, как рос на ферме. В жизни моей не бывало ничего интересного, пока я не решил, что не желаю крестьянствовать. Тогда я записался в одну из армий Госпожи, понял, что и там мне не нравится, дезертировал и поступил в Черный Отряд, где только и мог укрыться от разыскивавших меня профосов.

– Жалел когда-нибудь, что ушел из дому? – спросил Мотер.

– Каждый божий день. Каждый… Выращивать картошку – скучно и утомительно, зато она не воткнет нож в спину. Дома я вряд ли когда голодал, всегда жил в тепле, да и помещик нас особо не прижимал. Он, прежде чем взять, что причитается, всегда глядел, достанет ли арендаторам на зиму… Да и жил-то немногим лучше нашего. А магию мы видели только ту, что бродячие фокусники на ярмарке показывают…

– Так чего ж не вернешься домой?

– Не могу.

– Если держаться с оглядкой, не выглядеть богатым и никого не задевать, можно почти везде пройти без задоринки. Мы же прошли…

– Не могу, потому как дома-то больше нет. Через пару лет после моего ухода там прошла армия мятежников.

А после – и Отряд, по дороге из какого-то мерзкого места в другое, тоже не обещавшее радостей. Вся страна была превращена в пустыню во имя свободы от тирании империи Госпожи…

Госпожа прислала за мной только через шесть дней. За это время я избавился от насекомых и малость отъелся, заново набрав несколько фунтов, но все же выглядел, словно из ада сбежал. Собственно, примерно так оно и было…

Госпожа тоже выглядела не бог весть как. Утомленная, бледная, подавленная – наверное, до сих пор превозмогала хворь, от коей ее в прошлый раз рвало. Она не стала тратить времени на пустую болтовню.

– Я посылаю тебя назад, в Деджагор, Мурген. Мы получили тревожные вести о Могабе.

Я кивнул. Сам уже кое-что слышал. Каждую ночь озеро пересекали новые плоты. Дезертиры и беженцы – все как один удивлялись, узнав, что Тенекрут мертв, а армией его, тоже изрядно истощенной повальным дезертирством, командует Госпожа.

Госпожа – дамочка серьезная. По-моему, она просто не хотела снимать проблемы, чтоб Могаба решал ее сам. Невзирая на то, во что это обойдется Таглиосу и Черному Отряду.

– Зачем?

Не слишком-то умно было бы так – любой ценой. Все наши таглиосцы оставили дома родню. Многие – люди видные и состоятельные, таким-то прежде всего выгодно защищать родную землю…

– Мне нужно, чтобы ты просто вернулся и продолжал начатое. Но – записывай все. Оттачивай мастерство. Держи Отряд в сплоченности. И будь готов ко всему.

Я хмыкнул. Не то бы хотелось услышать, учитывая, что осаду можно прекратить хоть сей момент.

Госпожа почувствовала мой скрытый протест, слабо улыбнулась и внезапно взмахнула рукой.

– Спать, Мурген.

И я рухнул, где стоял.

Все та же старая, зловещая…

В голове клубилась густая муть. Таглиосцы, помогавшие мне выбираться из Деджагора, вовсе были словно зомби. Все время молчали и даже, казалось, не замечали ничего вокруг.

– Ложись! – негромко приказал я. – Патруль идет.

Они выполнили приказ, но двигались, словно до предела накурившись дури.

Патрулей стало немного, и избегать их внимания не представляло труда. Да и все равно – в их задачу не входило задержание тех, кто бродит вокруг. Берега озера мы достигли без происшествий.

– Отдыхаем, – распорядился я. – Ждем темноты.

Я не был уверен, стоило ли пересекать холмы днем. Просто не помню, как мы вышли.

– Я что, очень странно себя вел? – спросил я.

Таглиосец, что повыше ростом, медленно, неуверенно покачал головой. Он понимал в происходящем еще меньше моего.

– Я себя чувствую так, словно лишь пару часов назад вышел из непроглядного тумана, – сказал я. – Помню, как нас схватили. Помню что-то вроде боя. А вот как ушли – не помню…

– Я тоже, господин, – сознался тот, что пониже. – Только у меня такое чувство, что надо поскорей вернуться к товарищам. Уж не знаю почему.

– А ты что скажешь?

Высокий, сдвинув брови, кивнул. А ведь так старался вспомнить, что жила чуть не лопнула от натуги.

– Наверное, – предположил я, – Тенекрут что-то сделал с нами и отпустил. Об этом стоит помнить. Особенно если возникают побуждения, коим сам удивляешься.

После наступления темноты мы прошлись вдоль берега, нашли плот и, погрузившись на него, устремились к Деджагору. И немедленно поняли, что на шестах никуда не придем. Слишком уж было глубоко. Кончилось дело тем, что мы приспособили шесты и обломки досок под некое подобие весел. Полночи ушло на переправу, а затем, естественно, все пошло к чертям.

Одноглазый, стоя на часах, коротал время с возлюбленной своей баклажкой пива. Услышав плеск воды и оклики с просьбой помочь подняться, он вообразил, что все орды зла ополчились на него, и принялся пускать в воздух огненные шары, так что любой стрелок средней руки легко нашпиговал бы нас стрелами.

Одноглазый узнал меня почти сразу – мимо просвистело от силы три стрелы. Он заорал, приказывая прекратить стрельбу, но было поздно. Нары с башни над Северными воротами заметили нас.

Мы были довольно далеко, чтоб им удалось разглядеть и лица. Но сама возможность наличия у Старой Команды связей с внешним миром, несомненно, привлечет живейший интерес Могабы.

– А-а, рад видеть, – заговорил Одноглазый, когда я вскарабкался на стену. – Мы-то тебя уж мертвецом числили. Через несколько дней поминки собирались устраивать, ежели время найдется. Замешкался я с этим, потому как дел было много. Раз ты был формально мертв, мне пришлось продолжать вести Анналы.

Он щедро протянул мне свою, две недели не мытую, кружку с пивом. Я от такой чести отказался.

– Да и все ли с тобой в порядке?

– Не знаю. Может, ты сможешь понять.

Я рассказал ему, что смог вспомнить.

– У тебя снова был припадок?

– Если так, то и у двоих прочих – тоже.

– Интересненько… Ладно, завтра об этом поговорим.

– Завтра?

– У меня смена через десять минут, и я намерен малость ухо придавить. Да и тебе поспать не мешает.

Ох, дружище… Что бы я делал, кабы Одноглазый не заботился обо мне?

Разбудил меня Бадья.

– Мурген, один из Могабиных людей явился. Говорит, Его Величество желает видеть тебя.

Я застонал.

– Ну откуда столько света?

Накануне я поленился спуститься в подземелья.

– Он здорово зол. Мы-то делали вид, что ты здесь, просто не можешь с ним говорить. Гоблин с Одноглазым иногда двойников твоих на стену выставляли, чтоб нары видели.

– А теперь настоящий Мурген вернулся, а вы и рады его волкам скормить…

– А… Э-э… Так он же никого другого не звал.

То есть от Гоблина с Одноглазым он желает держаться подальше…

– Найди-ка этих друзей и скажи, что они мне нужны. Немедля.

Конечно, ведуны наши, по обыкновению, не торопились.

– Кладите меня на носилки, – велел я, – и волоките в цитадель. Мы сознаемся, что вы обо мне врали, но только оттого, что я был очень серьезно болен. Плот вчера ночью предназначался, исключительно чтоб помыться. А ты подумал, что выйдет смешно, если запустить парочку огненных шаров, пока я без штанов.

Одноглазый собрался было заныть, но я рыкнул, не дав ему начать:

– Я к Могабе без прикрытия не пойду! Ему больше нет надобности с нами нежничать.

– Он будет в плохом настроении, – напророчил Гоблин. – Тут бунты начинаются. С едой стало действительно плохо. Теперь он и рис по зернышку отсчитывает. Даже его отборные таглиосские сержанты разбегаются.

– Значит, все у него распадается на части… Он-то намеревался поразить мир славными победами, а подчиненные не соответствуют его железной воле…

– А мы – что-то вроде филантропического братства? – проворчал Одноглазый.

– Мы никого не убивали, кто сам не напрашивался. Идемте. Пора. И будьте готовы ко всему. Оба.

Однако вначале мы поднялись на стену – и затем, чтобы я мог поглядеть на город при дневном свете, и для того, чтобы нары лишний раз увидели меня больным.