… но затем Джин закричала, и самолет начал распадаться на части.

Эрик с ужасом уставился на морскую воду, которая заливала пол самолета. Они приземлились в океан, приземлились без единого предупреждения. Шум вокруг него достигнул своего пика — крики Джин и остальных пассажиров, скрип металла…

«Не стой на месте!»

Он отстегнул их ремни безопасности и подхватил Джин на руки. Стюарды уже начали призывать людей эвакуироваться, но когда Эрик встал, вода продолжала подниматься — лодыжки, голени, колени. В мигающем свете аварийных огней, которые поочередно сменяли темноту на полумрак, он увидел, что задняя часть самолета отвалилась, на пару секунд мелькнула стальными зубьями над поверхностью и затем погрузилась под воду.

Визг Джин стал таким громким и высоким, какого он никогда раньше от нее не слышал — она знала, что они могут погибнуть. Пол самолета треснул, вода фонтаном била из разрывов, заливая их багаж, закрепленный в нижнем отсеке. Через несколько секунд остальная часть фюзеляжа тоже уйдет под воду, и тогда у них не будет ни единого шанса пробраться к выходу сквозь потоки воды и кучи мусора.

Решение молиться не было осознанным — он не верил в Бога уже много лет. Но это был родительский инстинкт, стремительная, отчаянная дистилляция всего, что он когда-либо чувствовал и знал, в одну единственную имеющую значение мысль: «Пожалуйста, пожалуйста, позволь мне спасти моего ребенка».

В своем безумии он представил, что каким-то образом удерживает всю огромную массу самолета над водой одним лишь усилием воли…

… и затем он сделал это.

Фюзеляж поднялся над водой — всего на пару метров, но этого было достаточно, чтобы вода опустилась до уровня лодыжек. Эрик снова смог двигаться, неся Джин на руках в сторону выхода, где стюарды теперь смогли возобновить эвакуацию. Сквозь толпу кричащих и паникующих людей, часть из которых были ранены, он пробирался к спасательным шлюпкам, спотыкаясь о покореженный металл и промокшие чемоданы.

«Я не могу делать это. Я делаю. Я это делаю».

Эрик мог чувствовать самолет, каждый сантиметр его металлической оболочки пел для него. Пел — какое странное слово, и все же оно было верным, потому что он чувствовал, что слышал эту песню всю свою жизнь, пусть и не осознавая этого раньше. Он мог удерживать самолет на поверхности волн с такой же легкостью, с какой держал Джин на руках.

— Быстрее! — крикнул стюард, почти выталкивая пассажиров в шлюпки. Когда подошла их очередь, Эрик спустился в мокрую желтую резиновую лодку, которая подпрыгивала и дергалась на волнах, вызывая всплески брызг. Джин не переставала кричать.

— Тише, милая, — сказал он. — Все в порядке. Мы в безопасности.

С неба беспощадно лил дождь, и мокрые пряди волос облепили его лоб и виски. Он отрешенно заметил струйку крови, стекающую по манжете штанов — видимо, он где-то повредил лодыжку. Это было маловероятно, но Эрик ощупал Джин, проверяя, не ранена ли она тоже.

Экипаж самолета погрузился в лодку после них, последними высадились пилоты.

— Что случилось? — спросил одного из них стюард, но пилот выглядел слишком шокированным, чтобы ответить.

Эрик сам был в таком состоянии удивления, что не был вправе винить его. Он все еще мог чувствовать самолет. Действительно мог? Не было ли это всего лишь иллюзией?

К этому моменту все люди находились в шлюпках, так что Эрик решил попытаться отпустить самолет.

Песня оборвалась. Фюзеляж быстро и беззвучно погрузился под воду. Они были одни посреди темного, дождливого океана, огни Лос-Анджелеса мерцали где-то далеко на горизонте.

Это было на самом деле. Все это было на самом деле.

— Они все умерли, — захныкала Джин.

— Ш-ш-ш. Все выбрались из самолета, Джин. Мы все в порядке.

— Нет, сзади. Там было темно, и потом вода залила их, и они не могли дышать, — она всхлипнула, рыдания сотрясали ее так сильно, что это, похоже, причиняло ей боль. — Они не могли, но они хотели выбраться, дядя Эрик, они так сильно хотели выбраться, но у них не получалось, и им было страшно, так страшно, но теперь они все умерли…

Пассажиры в хвосте самолета — Эрик даже не подумал о них, таким сосредоточенным был его разум. Новая волна ужаса накрыла его, когда он осознал это, потому что из-за своей способности читать мысли Джин прочувствовала смерть всех этих людей.

Он крепче прижал ее к себе и успокаивал тихим «Ш-ш-ш», поглаживая по волосам и целуя ее лоб. Прошел почти час, прежде чем прибыли спасатели. Но истерика Джин продолжалась до того момента, пока медик береговой охраны не дал ей небольшую дозу успокоительного. Какой-то миг, прежде чем уснуть, она беспомощно смотрела на Эрика.

Его лодыжку забинтовали. Только после этого, опираясь о металлический поручень спасательного катера и удерживая в руках спящую Джин, Эрик смог подумать о том, что произошло после аварии…

… нет, не о том, что произошло. О том, что он сделал.

Он молился о том, чтобы суметь спасти Джин, и он спас, сделав что-то настолько выходящее за пределы физических законов, что это могло считаться… чудом.

Эрик молился Богу, и через него Бог сотворил это чудо.

Это означало, что Бог существует.

— О, черт, — произнес Эрик вслух.

_________________________________________

* Джон Эдгар Гувер — американский государственный деятель, занимавший пост директора Федерального бюро расследований с 1924 года до своей смерти в 1972 году.

** В оригинале Чарльз называет срок два месяца, но т.к. шевеление ребенка и отчетливое сердцебиение регистрируются на 18-20 неделе, при переводе было решено исправить срок на четыре месяца.

*** Красные Чулки — одно из самых известных и влиятельных феминистских объединений «второй волны», оказавшей огромное влияние на женское движение в США и во всем мире. Члены организации активно выступали против однополых отношений (как между женщинами, так и между мужчинами), за что их убеждения часто подвергались критике, как гомофобные.

========== Глава 2 ==========

Полицейский привез их в отель около десяти вечера. Джин все еще спала, но Эрик снял с нее промокшую одежду, уложил под одеяло, а вещи развесил в ванной, чтобы они высохли. Их багаж утонул вместе с самолетом. Переодевшись в отельный халат, он наконец получил первый шанс позвонить.

Несмотря на то, что на восточном побережье было уже поздно, Чарльз поднял трубку после первого же гудка.

— Алло?

— Чарльз…

— Ох, слава Богу, — голос Чарльза дрогнул. — Джин?

— Она в порядке, мы оба в порядке. Джин рядом со мной, спит, — голова Эрика раскалывалась от адской боли. — Как ты узнал, что произошло?

— В самом конце вечернего выпуска новостей сообщили о катастрофе. Мы с Рейвен смотрели, и мы едва не… но это неважно. Они не сказали, сколько людей погибло, и мы все продолжали молиться. Так хорошо слышать твой голос, Эрик. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — если бы он мог предположить, что Чарльз знает об аварии, то добился бы разрешения позвонить с чертового судна береговой охраны. Уже практически три часа Чарльз провел в состоянии ужасного страха, и Рейвен было не намного лучше. Эрику захотелось пнуть себя.

— И Джин уснула? — теперь Чарльз смеялся сквозь слезы. — Уже?

— Пришлось дать ей успокоительное. Чарльз, ее способности… во время аварии она чувствовала людей, которые оказались в ловушке, — Эрик наклонился вперед, упираясь локтями в колени и говоря еще тише. — Она чувствовала, как они умерли.

Последовала долгая тишина, а затем Чарльз сказал:

— Я не могу даже представить, как ужасно… ох, Джин. Я прилечу к вам завтра, как только смогу взять билет.

— Нет. Оставайся с Рейвен. Мы вернемся так быстро, как сможем. Завтра я посмотрю, захочет ли Джин снова лететь на самолете.

— Даже если так, захочешь ли ты?

— Мы разберемся с этим. Мы должны быть дома. Я должен быть с тобой.

— Ладно, — сказал Чарльз. — Хорошо. Я люблю тебя. Я уже говорил это, да? Но позволь сказать еще раз.