Внизу авторских статей, в газете всегда писали имя и фамилию писателя, однако в этот раз газета изменила своим традициям, и создателя статьи не указала.

Сказать, что Михаэль рассердился, будет совсем неправильным. Он прямо взбесился, скомкав газету, и отшвырнул её на пол, после чего сжал кулаки до хруста костяшек. Подумав, он поднял её с пола, сунув подмышку, и направился в кабинет начальника. Его, считай, первую личную статью на новом месте работы попросту переиначили! Изменили, исправили! Отредактировали без его ведома, не говоря уже о согласии. Сменили стиль повествования из умеренного в агрессивно-обвинительный. Ведь можно сухо сообщить, к примеру, что в речке утонул мальчик, и это будет мало кому интересно. А можно сообщить, что этот мальчик сбежал от беспечных родителей, или, что власти не удосужились поставить заградительные перила на мосту. Вариантов много. Понятно, что от такого рейтинг газеты заметно повысится, число подписчиков увеличится, а доход газеты возрастёт. Глубоко в душе, журналист всё это сразу прекрасно понял и осознал, но продолжал кипеть негодованием.

По пути от своего рабочего места до кабинета главного редактора, Майер немного «поостыл», к тому же прямо возле двери начальства его перехватила Анжелика. Взяв журналиста за руку, она робко ни слова не говоря, попыталась увести парня. Но Михаэль, лишь немного задержавшись, спокойно освободил своё запястье из рук девушки и стремительно вошел в комнату. Хорошо что, мистер Томпсон оказался один, иначе бы некорректно вышло. Какой-то сотрудник врывается в кабинет начальника без стука. Безобразие, полная бестактность и отсутствие воспитания. Это Майер лишь позже сообразил.

– Что случилось? – редактор удивленно поднял взгляд на ворвавшегося сотрудника.

Михаэль бросил на стол начальника помятую газету, та, как по заказу упала статьей кверху. Хорошо, что чашка с кофе, стоявшая на столе, находилась в дальнем правом углу, иначе, возможно, редактора облили бы горячим напитком. Кроме чаши и «прилетевшей» газеты на столе ничего не было. Либо начальник не утруждал себя работой, либо уже завершил все неотложные дела. Хотя вполне вероятно, просто убрал все документы, бумаги в ящик стола, дабы случайно не пролить на них кофе и сделал пятиминутный отдых.

Наглый поступок Михаэля не вызвал на лице мистера Томпсона никаких эмоций, он лишь слегка изогнул левую бровь, вопросительно рассматривая журналиста.

– Моя статья! – Гневно выкрикнул Михаэль. – Вы её испортили!

– Разве? – главный редактор, с интересом разгладил газету на столе. – Всего лишь немного подкорректировали текст.

– Немного? – возмущению журналиста не было предела. – Да вы весь смысл статьи перевернули с ног на голову!

– Вот тут ты не прав. Смысл твоей статьи никто не менял и не собирался. Только немного довели до логического завершения. Улучшили.

– Кто вам позволил улучшать? Почему меня никто не спросил? Вы же приняли статью и одобрили! – журналист уперся обеими руками в столешницу письменного стола.

– Принял и одобрил. – Согласился Джон Томпсон. – Потому как ты не плохую статью сделал.

– Тогда почему? По какому праву? Зачем? – сокрушался Майер, и внезапно придя к какой-то мысли заявил: – Я напишу в столицу, напрямую к руководству газеты, и сообщу о вашем превышении должностных полномочий. Пусть примут меры.

Мистер Томпсон усмехнулся.

– Ладно, уговорил. Пиши, – и, протянув в молчании томительную минуту, продолжил. – Я даже тебе текст помогу составить. Записывай. Прошу наказать главного редактора газеты «Нью-Инстерк» Дж. Томпсона, за то, что он отредактировал мою статью. Считаю, что он не должен был этого делать, так как не посовещался со мною.

Руководитель конторы проговорил фразу с нажимом на слова «редактор» и «отредактировал» так, что даже возмущённый Михаэль вдруг осознал всю нелепость сказанной им угрозы. Ведь именно Томпсон и должен, по сути, проверять все статьи, корректировать их, и решать, что добавлять в новый выпуск, а что банально отсеивать.

Умом-то Майер это понял, однако обида и гордыня не давали ему сдаваться.

– Я, допустим, соглашусь, что вам нужно поднимать рейтинг газеты. Для этого вы переделали, ой, простите, отредактировали статью, сделав из неё обвинительно-агрессивную. Да только, вы понимаете, что меня подставили? Как я теперь людям, которых вы обвинили, в глаза смотреть буду? Вы могли меня сначала спросить или хотя бы предупредить!

– Я запретил указывать автора статьи, не переживай на этот счет.

Михаэль обоими руками схватился за голову:

– Да все знают, кто написал статью! Все! Полгорода, не меньше! Вы думаете, к примеру, мадам Джонс не вспомнит, что именно я с ней беседовал? И, кстати, обещал, что не буду принижать и порочить её приют. А теперь получается, что я нагло лгал. Позор!

– Под статьёй не указан автор, – повторил редактор, – так что, все обвинения в твой адрес будут не доказуемы.

– Аррх, – Михаэль, не найдя, что ответить, развернулся и покинул кабинет, не отказав себе в маленькой радости, сильно хлопнуть дверью. По-детски выглядело со стороны, зато чуть полегчало.

После разговора на повышенных тонах с начальством Михаэль покинул контору в расстроенных чувствах. Выйдя на улицу и бесцельно прошагав около пятнадцати минут, немец осознал, что идет, совершенно не разбирая дороги, на автопилоте, говоря современным языком. Мысль вспыхнула яркой вспышкой, напугав своего владельца, и тот остановился, пытаясь выбрать дальнейший путь. Но не смог.

Единственный близкий человек – Анжелика, сегодня была занята, домой в пустые комнаты идти тоже не захотелось.

– Может и зря согласился на помощь барона с уборкой… Сейчас бы воевал грязью, – в сердцах подумал Михаэль.

Даже привычной работы не было: статью сдал, а новое задание еще не получил. И тут, впервые в жизни, до боли в груди, Михаэль Майер почувствовал себя совершенно одиноким и никому ненужным человеком. Да еще и совсем бесполезным, как булыжник на обочине дороги. «Масло в огонь» самобичевания подлила случайная встреча.

Чарли Дуэйн с молодым полицейским вышли из перпендикулярного переулка и направились навстречу немцу.

– Вечер добрый, господа, – поспешно поздоровался парень.

Полицейский лишь кивнул в ответ, тогда как сам шериф полностью проигнорировал Михаэля, и вскоре служители закона прошли мимо, оставив Майера в одиночестве. Редкие и незнакомые прохожие не в счёт.

Провожая взглядом спины полицейских, журналист понял, что оказался прав. Из-за дурацкой, агрессивной статьи глава полицейских не захотел больше общаться с её автором, которого знал в лицо, несмотря на необоснованные заверения главного редактора. И скорее всего, так же поступят и остальные малочисленные знакомые…

Опечаленный, задумчивый Михаэль свернул в ближний переулок, из которого до этого вышли полицейские, и чуть не сшиб девочку, внезапно возникшую перед глазами.

– Привет, – сказала Кэрри.

Каким бы себя одиноким сейчас не считал журналист, но меньше всего на свете он мечтал о встрече с этой странной, ненормальной девчонкой. А потому он ничего ей не ответил, просто обошел вокруг и двинулся дальше.

«Раз другим можно не здороваться, то и мне простительно», – утешил он себя.

Через пару мгновений послышались звуки шагов, не принадлежащие ему. Михаэль обернулся и встретился взглядом, с шагающей следом Кэрри.

– А куда мы идем? – спросила она, глядя в ответ совершенно невинными глазками.

– Куда я иду – тебя не касается, – строго заявил журналист. – А вот куда так целенаправленно шагаешь ты, мне тоже интересно.

– Я с тобой, – насупилась та.

– Зачем?

– Просто… А что, нельзя?! – с вызовом бросила Кэрри.

– Нет, представь себе, нельзя. Уже поздно, скоро ночь и маленьким детишкам пора спать. Так что бегом в приют, а то тебя всякие бесы похитят и съедят. А я пойду по своим делам.

– А какие у тебя дела? – ребёнок проигнорировал все слова, кроме последней фразы Михаэля, а сказанный тон девочки, с лёгкой иронией, настойчиво навевал на мысль, будто она достоверно знает, что дел у него никаких нет.