– Значит, вы предполагаете, что в лесу в Патрика вселился демон? – полуутвердительно спросил Майер, и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Как вы догадались об этом? Что говорил об этом Патрик, когда вышел из комы?

Барон понял мысль журналиста и сказал:

– После выхода из комы, брат ничего не помнил об охоте и на все вопросы отвечал, что очнулся после падения сразу в замке, ну а потом, у него уже не стало смысла что-либо расспрашивать. Тогда я и припомнил все его слова, сказанные в бреду.

Михаэль понимающе кивнул и задал еще пару вопросов. Из слов Генри немец узнал несколько интересных подробностей. Про одержимость младшего брата знали совсем мало людей. Парочка доверенных слуг, замковый лекарь, сам барон и два священника. Для всех остальных выдумали историю про поездку, из которой Патрик до сих пор и не вернулся. Кроме шерифа, никто в подробности не вдавался и расспросами не занимался. Но внимательный глава полицейских заподозрил неладное, почувствовал уныние друга и барону пришлось срочно выдумывать новую ложь, будто переживает, что после себя ничего не оставит потомкам и никто не узнает былую славу его рода. Чарли Дуэйн поверил, да со своей прямолинейной участливостью посоветовал написать биографию. Барон какое-то время отнекивался, но, когда шериф познакомил его с «Журналистом-Из-Самого-Парижа», пришлось сдаться и согласиться, дабы не вызвать новых подозрений.

– Если я правильно понял, – сказал Майер, – вы с Чарли неплохие друзья, да и я сам теперь вижу, что наш бравый полицейский прекрасный и честный человек. Почему же вы прямо не сказали ему… о своём горе? Уверен, он бы всё понял и поддержал ваш выбор. Зачем весь этот обман с поездкой, да и с автобиографией?

– Ты уже передумал помогать мне с книгой? – с наигранной обидой возмутился Генри. – Не переживай, теперь в этом необходимости нет. Просто тебе придётся несколько раз приезжать сюда, дабы отвести подозрения, а потом мы скажем, что рукописи готовы и помещены в мою личную библиотеку.

– Дело не в этом, – покачал головой журналист, – раз мы уже договорились, то я обязательно напишу эту книгу. Тем паче за обговорённый гонорар. Но меня интересует…

Барон поднял руку, прерывая собеседника.

– Причина та же, по которой я не сообщаю всему миру вокруг об одержимости Патрика. Подумай сам, что будет, если я расскажу о моей беде? Ты же сам работник газеты. Что напишет печатное издание, узнав правду? Что скажут люди?

Майер задумался.

– Есть несколько возможных вариантов развития событий.

– Ну-ка, ну-ка, поделись с нами, – попросил барон.

– Скорее всего, никто не поверит вашим словам, потому и тебя, и Патрика поместят в больницу, для обследования и дальнейшего лечения. Особенно, если будешь упорствовать в своих выводах про демонов.

Генри кивнул, соглашаясь с мнением парня.

– Продолжай.

– Если же, все поверят твоим доводам, то существенно ничего не изменится. По крайней мере, для Патрика. Учёные захотят изучить этот феномен и заберут твоего брата… в больницу, или, если ещё хуже, в лабораторию. Само собой понятно для чего…

– Для чего? – неуверенно уточнил священник, внимательно следивший за беседой.

Михаэль не успел ответить, барон сказал раньше:

– Опыты. Захотят выяснить, как демон попал внутрь человека и как его вытащить.

– Совершенно верно, – подтвердил журналист.

– Я ответил на твой вопрос? – губы барона тронула легкая улыбка.

– Не совсем, – Михаэль не сдавался. – Я не предлагаю рассказать всем, а лишь Чарли.

– Наш доблестный шериф, как ты сам отметил, честный, но при этом, он человек закона и поступит по закону, даже вопреки своим личным мотивам и интересам. И если он узнает про Патрика, то не позволит держать его здесь взаперти… кхем… в подобных условиях. Себя вспомни. По твоему лицу можно было многое прочесть, когда ты только зашел в эту комнату.

Михаэль Майер не нашёл что возразить в ответ.

– Поэтому я надеюсь, – продолжил Генри, – что ты сохранишь в тайне то, о чём сегодня узнал. Даже, если хочешь, я тебя искренне об этом прошу.

– А куда деваться? – наигранно вздохнул немец. – Стоит мне воспротивиться, как вы сразу уличите меня в одержимости, и, надев кандалы, прикуёте тут же, рядышком. Будет Патрику компания.

На следующее утро, молодой священник, которого Михаэль Майер повстречал в «пыточной камере», провёл утреннюю службу в церкви Бринстоуна. Выглядел он выспавшимся и отдохнувшим, ведь, в отличие от большинства гостей барона, Сэмюель Кит покинул замок ночью, и, добравшись, домой сразу лёг спать, почти мгновенно провалившись в крепкий сон. К слову, священник всегда хорошо спал и главное высыпался, если до сна выпивал бутылочку чудесного баронского вина. Даже когда спать приходилось всего пару часов. А вчера, количество спиртного превысило один сосуд, да кроме того, барон Гафри расщедрился и подарил ещё бутылку вина уезжающему священнику с собою.

Вспомнив о подарке, Сэмюель страстно захотел прикоснуться к заветной бутылке ладонью, услышать звук вина, неспешно наполняющего бокала, и почувствовать дивный виноградный вкус на своих устах. Однако, при всей своей любви к сладкому алкоголю, молодой священник себя зависимым, и тем паче больным не считал.

«У всех есть свои маленькие слабости» – не раз говорил он своим знакомым. – «Кто-то цветы любит выращивать, кто-то к чужим жёнам по крышам бегает. А от того, что я немного выпью, никому хуже не становится. Да и что ещё делать в этом скучном, Богом забытом городе?» В оправдание, стоит отметить, что последние, кощунственные слова, он говорил редко, лишь в присутствии самых близких и верных друзей. В остальное же время, особенно находясь на службе, Сэмюель Кит достойно нёс Слово Божье народу, даря благословение просящим, и наставляя на путь истинный.

Завершив утреннюю службу, священник отправился в свою келью, где сменил официальную рясу на повседневную и в очередной раз пожалел о том, что не догадался взять бутылку вина с собой, а оставил её дома. К счастью, не всё так плохо. В церкви имелся солидный запас кагора. Конечно, на вкус он сильно уступал напитку сэра Генри, но всё же плохим не считался. Священник наполнил бокал из дубового бочонка, специально находившегося здесь, и, сев на грубую, деревянную лавку, несколько минут отдал на дегустацию церковного напитка.

Любой посторонний наблюдатель, окажись он тут случайно, с уверенностью бы заявил, что Сэмюель пробует этот напиток впервые, и, несомненно, он профессиональный дегустатор. Этой уверенности способствовало то, как именно священнослужитель поглощал алкоголь. Не спеша, смакуя каждый глоток. И пока кагор, как любимый ребенок, лениво баюкался за щекой парня, он слегка вращал бокал в руке, наблюдая за движением жидкости в нём с таким видом, будто ожидая, что она превратится во что-то иное, неизвестное, но безумно важное и интересное. Когда церковный напиток в бокале закончился, Сэмюель Кит не спеша поднялся с лавки, поставил посуду на место, и, оправив рясу, вышел в коридор.

Церковь, в которой Кит служил вот уже пятый год, являлась чуть ли не единственным каменным строением в Бринстоуне, и, безусловно, самым высоким. Массивное, слегка мрачное здание из серого камня, немного напоминало замок Гамфри. Возможно тем, что толстые стены также дарили уверенность в защите от внешнего мира. Однако, всю картину обороноспособности портили огромные оконные проёмы. Может статься, как утверждали некоторые старики, и замок и церковь строили из одного и того же камня. Но со стопроцентной достоверностью никто доказать не сумел, да и не слишком старался.

Вообще, Бринстоунскую церковь можно разделить минимум на три части. Основная часть представляла собой вытянутый в длину короб. Высотой с трёхэтажный дом, увенчанный двускатной крышей. Одним из главных элементов красоты являлись высокие, витражные окна, закруглённые сверху по форме арки. Пять окон, занимающие почти всю стену и столько же на противоположной стороне, давали достаточное количество света для главного зала, в котором велись службы. Второй частью являлась четырехугольная башня высотой, аж в шесть стандартных этажей. А четыре конусообразных шпиля на ее верхушке были наивысшими точками во всём городе. В эту часть здания прихожан не пускали. Считалось, что все помещения в башне занимали личные апартаменты высших чинов в иерархии церковников. Последней, третьей частью можно посчитать несколько пристроек из того же материала, расположенных в различных местах церкви и используемых для хозяйственных нужд. Самое большее находилось в левом крыле церкви. Там же сделали главный вход, а со второго этажа начиналось огромное витражное окно, занимавшее весь левый фасад здания, вплоть до самой крыши. Помимо всего прочего, церковь была украшена тематическими лепнинами и барельефами, а вместо углов здания везде возвышались длинные, изящные колонны, начинающиеся от самой земли и заканчивающиеся выше основной крыши. Колонны, увенчанные на верхушке острыми шпилями, тоже предавали зданию схожесть с вышеуказанным замком.