Я не стал особо принюхиваться и выхлебал мед в три больших глотка. Я думал, что на вкус он будет как кровь, но мед Квасира оказался больше похож… ну, в общем, на медовуху. Он не жег внутренности, как драконья кровь, и даже не щекотал их, как не особо-молодильный сидр Скади.

– Ну, как? – с надеждой спросил Блитцен. – Чувствуешь что-нибудь? Прилив вдохновения, например?

Я рыгнул:

– Нормально себя чувствую.

– И это все? – возмутилась Алекс. – А ну-ка, скажи что-нибудь. Опиши вьюгу.

Я посмотрел на пургу за окном:

– Вьюга, она… белая. И холодная.

Хафборн вздохнул:

– Мы все покойники.

– Удачи, герои! – крикнула Скади.

А потом ее слуги вытолкнули нас из окон прямо в бездну.

Мы мчались над землей, как… ну, как такие штуковины, которые мчатся над землей.

Ветер дул мне в лицо. Из-за снега было ничего не разглядеть. И так холодно, что прямо ужас как холодно.

Да, следовало признать, что мед поэзии на меня совсем не подействовал.

А потом сила тяжести взяла свое. Ненавижу силу тяжести.

Мои лыжи заскребли и с шипением заскользили по утрамбованному снегу. Я не стоял на лыжах уже очень давно. И никогда не летал на них по склону в добрых сорок пять градусов при отрицательных температурах и плохой видимости из-за метели.

Мои глазные яблоки заледенели. Щеки иссушил ветер. Но я почему-то не падал. Каждый раз, как я норовил завалиться, лыжи корректировали мой полет, и мы выравнивались.

Справа промелькнула Сэм – она летела футах в шести над землей. Эй, это ведь жульничество! Хэртстоун промчался слева от меня, показал на лету: «Слева». А то я бы без него не догадался.

Прямо передо мной с небес свалился Блитцен, вопя как резаный. И едва его лыжи коснулись снега, как он изобразил змейку, несколько восьмерок и кучу тройных сальто. Либо гном оказался куда лучшим лыжником, чем утверждал, либо это был черный юмор волшебных лыж.

Мои колени и голени горели от напряжения. Ветер продувал насквозь суперплотные одежки из сотканной великанами ткани. Еще немного, и я споткнусь так, что никакие волшебные лыжи не помогут. Врежусь в валун, сломаю шею и распластаюсь на снегу, как… Ладно, проехали. Нечего и пытаться.

И вдруг склон перешел в равнину. Пурга немного унялась. Наши лыжи заскользили медленнее, и вскоре мы, все ввосьмером, плавно остановились, словно только что съехали с малышового склона на горе Новичков.

(Эй, это ж было сравнение! Кажется, ко мне начали возвращаться мои весьма средненькие способности к описанию.)

Лыжи сами собой выскочили из-под нас. Алекс опомнилась первой – она побежала вперед и укрылась за низкой каменной грядой, торчавшей из-под снега. И правильно – она ведь была самой яркой мишенью на ближайшие пять квадратных миль. Мы присоединились к ней, а лыжи своим ходом умчались вверх по склону.

– Плакал наш план отхода, – сказала Алекс и посмотрела на меня, впервые после прошлой ночи. – Лучше бы тебе поскорее ощутить прилив вдохновения, Магнус, потому что времени у тебя не осталось.

Я осторожно выглянул из-за камней и понял, что она имела в виду. В нескольких сотнях ярдов впереди сквозь тонкую завесу вьюги проступали свинцово-серые воды. Они тянулись до самого горизонта. А у берега над скованным льдом заливом возвышался Нагльфар, корабль мертвецов. Он был такой огромный, что если бы я не знал, что это корабль, то принял бы его за еще один утес вроде горного замка Скади. По его главному парусу можно было бы карабкаться несколько дней. Его колоссальный корпус, должно быть, вытеснял столько воды, что впору заполнить Гранд-Каньон. По палубам и трапам сновали существа, похожие на разъяренных муравьев, но я подозревал, что если подойти ближе, то муравьи обернутся великанами и драуграми – тысячами и тысячами мертвецов.

Раньше я видел этот корабль только во сне. А теперь наконец осознал, как мало у нас надежды на успех: мы ввосьмером – против армии, созданной, чтобы уничтожать миры, и уповаем только на то, что я разыщу Локи и обзову его всякими нехорошими словами.

Мне бы впасть в тоску от понимания безнадежности нашей затеи. А я вместо этого разозлился.

Особого поэтического вдохновения я по-прежнему не чувствовал, но в глотке заклокотало от желания высказать Локи все, что я о нем думаю. На ум пришло несколько цветастых метафор в самый раз для него.

– Я готов, – сказал я, надеясь, что так оно и есть. – Но как нам отыскать Локи, чтобы нас не убили по дороге?

– Пойдем в лобовую? – предложил Ти Джей.

– Э-э…

– Я пошутил, – сказал он. – Ясно же, что тут нужен отвлекающий маневр. Большая часть нашего отряда должна пробраться на нос судна и атаковать. Устроим переполох, отвлечем как можно больше плохих парней от трапов, чтобы Магнус мог тем временем проникнуть на борт и бросить вызов Локи.

– Секунду…

– Я согласна с Северянином, – заявила Мэллори.

– Угу, – поддакнул Хафборн Гундерсон и взвесил на руке свое оружие. – Мой топор жаждет йотунской крови!

– Да подождите вы! – взмолился я. – Это ж верное самоубийство!

– Не-а, – сказал Блитц. – Сынок, мы это дело обсуждали, и у нас есть план. Я прихватил гномьи веревки. Мэллори запасла крючья-«кошки». У Хэрта есть его руны. Если повезет, мы сумеем взобраться на нос корабля и начать сеять хаос. – Он похлопал по сумкам, которые забрал с «Большого банана». – Не волнуйся, у меня есть несколько сюрпризов для этих неупокоенных воителей. А ты тихонько поднимешься по кормовому трапу, найдешь Локи и вызовешь его на поединок. Тогда битва тут же остановится. И все с нами будет хорошо.

– Ага, – поддержал его Хафборн Гундерсон. – И мы придем посмотреть, как ты одолеешь этого мейнфретра в перебранке.

– И тогда я брошу в него орех, – подвела черту Мэллори. – Дайте нам полчаса, чтобы выйти на позицию. Сэм, Алекс – присмотрите за нашим мальчиком.

– Присмотрим, – обещала Самира.

Даже Алекс не стала возражать. И я понял, что меня провели, как маленького. Мои друзья сговорились дать мне как можно больше шансов на победу, чего бы им это ни стоило.

– Ребята…

Хэрт знаками показал:

– Время дорого. Вот, держи. Это тебе.

И он достал из своего кисета и вручил мне Одал – ту самую руну, что мы подобрали на могиле Андирона. Плашка легла мне в ладонь, воскресив в памяти запах гниющей рептилии и сожженных брауни.

– Спасибо, – сказал я. – Но… почему ты выбрал именно эту руну?

– Она означает не только наследие, – жестами ответил Хэрт. – Одал символизирует помощь в пути. Используй ее, когда мы уйдем. Она должна защитить вас.

– Как?

Он пожал плечами:

– Меня не спрашивай. Я всего лишь волшебник.

– Ну ладно, – сказал Ти Джей. – Сэм, Алекс, Магнус – увидимся во-он на том корабле.

И прежде чем я успел возразить или хотя бы поблагодарить их, пятеро моих друзей отвернулись и побрели по снежной равнине прочь. В своих белых йотунских одеждах они скоро совершенно слились с местностью.

Я повернулся к Алекс и Сэм:

– И давно вы все это спланировали?

Алекс ухмыльнулась, хотя губы у нее потрескались и кровоточили от мороза:

– Столько же, сколько ты хлопаешь ушами. То есть уже порядком.

– Надо идти, – сказала Сэм. – Попробуем твою руну?

Я уставился на Одал у себя на ладони. Интересно, семейное наследие и помощь в пути как-то связаны? Мне делалось неприятно при мысли о том, где мы взяли эту руну и что она помнит, но, наверное, это логично, что мне придется ее использовать. Мы добыли ее ценой боли и страданий, как и мед поэзии.

– Так мне что, просто подбросить ее в воздух? – спросил я.

– Думаю, Хэрт бы сказал… – И Алекс перешла на язык жестов: – Да, кретин.

Мне почему-то казалось, что Хэрт сказал бы иначе.

Я подбросил руну. Она растворилась в снежной пелене. Я понадеялся, что плашка сама собой объявится в Хэртовом кисете через день-другой, как это обычно случалось с его рунами. Не хотелось бы покупать ему новую.