Мэллори оскалилась:

– Но ножи…

– Ножи я подарила тебе, – сказала женщина, – чтобы ты умерла с оружием в руках и попала в Вальгаллу. Я подозревала, что однажды они тебе понадобятся, но…

– Однажды?! – взъелась Мэллори. – Могла бы и предупредить об этом прежде, чем меня разнесло в клочья, пока я пыталась перерезать ими провода бомбы!

Женщина нахмурилась, и это выражение рябью прошло по всем слоям ее облика – вот девочка свела брови, вот – женщина, а вот – старуха.

– Я могу видеть только ближайшее будущее, Мэллори. Только то, что произойдет в ближайшие двадцать четыре часа, плюс-минус. Вот почему я здесь. Тебе понадобятся эти ножи. Сегодня.

Самира подалась вперед:

– Вы хотите сказать, они помогут нам добыть мед Квасира?

Женщина кивнула:

– У тебя отличная интуиция, Самира Аль Аббас. Ножи…

– Да почему мы должны тебя слушать?! – выпалила Мэллори. – Что бы ты нам ни сказала, это может свести нас в могилу!

Старуха положила вязание на колени:

– Моя дорогая, я богиня предвидения и ближайшего будущего. Я не стану говорить вам, что делать. Я здесь, только чтобы сообщить вам то, что поможет сделать правильный выбор. Что же касается того, почему вы должны меня слушать, я надеюсь, ты прислушаешься ко мне, потому что я люблю тебя.

– ЛЮБИШЬ?! – Мэллори посмотрела на нас с Самирой с выражением типа: «Нет, вы это слышали?!» – Да я даже не знаю, кто ты такая, старуха!

– Конечно, знаешь, дорогая.

Черты старухи поплыли – и вот перед нами сидит царственно прекрасная женщина с длинными косами точно того же цвета, что у Мэллори, лежащими на плечах. Шляпа ее превратилась в боевой шлем из белого металла, сверкающий как неон. Ее белое платье было сделано из того же материала, только вытканного и струящегося мягкими складками. Пушистая пряжа в сумке для вязания превратилась в клубы тумана. Богиня, понял я, вязала из облаков.

– Я Фригг, – сказала она. – Царица асов. И твоя мать, Мэллори Кин.

Ну, знаете, как это бывает. Занимаешься себе своими делами, садишься в поезд, чтобы прокатиться по норвежским горам, и тут старушка с вязанием заявляет, что она – ваша божественная мамочка.

Если бы мне давали крону каждый раз, когда происходит нечто подобное…

Когда Фригг ошарашила нас новостями, поезд с протяжным скрипом затормозил, словно даже локомотив решил спросить: «Чего-о-о-о?!»

Из динамиков вагона сквозь помехи донеслось объявление на английском – что-то насчет возможности пофотографировать водопад. Я не понимал, почему ради этого надо было останавливаться, ведь мы уже проехали сотни потрясающих водопадов, но туристы вскочили на ноги и повалили наружу, так что вскоре в вагоне остались только мы: Сэм, Мэллори, я и миссис Вселенная.

Мэллори остолбенела и сидела как приклеенная добрых двадцать секунд. Когда в проходе между сиденьями никого не осталось, она вскочила на ноги, прошла в конец вагона, потом обратно и заорала Фригг:

– Нельзя же просто явиться из ниоткуда и вываливать такое!

Орать на богинь вообще-то очень плохая идея. За это запросто могут проткнуть насквозь, укокошить молнией или скормить гигантским кошкам. (Последнее – это про Фрею. Не спрашивайте.) Но Фригг и ухом не повела. Она была такой спокойной, что прямо даже не верилось, как это они с Мэллори могут быть в родстве.

Теперь, когда богиня наконец обрела ясный облик, я разглядел бледные шрамы у нее на щеках, словно дорожки слез, протянувшиеся вниз от бело-золотых глаз. На безупречном божественном лике они смотрелись дико и к тому же напомнили мне о другой богине – Сигюн, странной молчаливой жене Локи.

– Мэллори, – произнесла Фригг. – Дочка…

– Не называй меня так!

– Ты ведь и сама знаешь, что это правда. Ты начала догадываться об этом много лет назад.

Самира гулко сглотнула, словно все последние несколько минут не могла вспомнить, как это делается.

– Погодите. Вы – Фригг. Супруга Одина. Миссис Один. Та самая Фригг.

Богиня рассмеялась:

– Насколько мне известно, дорогая, я единственная Фригг. Это не слишком распространенное имя.

– Но… вас же никто никогда не видит. – Самира принялась хлопать себя по одежде, словно разыскивая в карманах ручку, чтобы взять автограф. – То есть… вообще никогда. Я не знаю ни одной валькирии или эйнхерия, кто бы хоть раз встречался с вами. И вы говорите, что Мэллори – ваша дочь?!

Мэллори замахала руками:

– Прекрати уже фанатеть, валькирия!

– Но разве ты не видишь…

– Что перед нами еще одна родительница, наплевавшая на своего ребенка? Как же, вижу! – Кин сердито уставилась на Фригг. – Если ты моя мать, ты ничем не лучше моего папаши.

– Ах, дитя. – Голос Фригг наполнился печалью. – Твой отец не всегда был таким сломленным, каким запомнился тебе. Мне жаль, что тебе не довелось увидеть его таким, каким знала его я, прежде чем он начал пить и озлобился.

– Ой, представляю, как это было бы чудно. – Мэллори заморгала покрасневшими глазами. – Но раз ты принесла извинения, будем считать, что все забыто.

– Мэллори, – сказала Самира. – Как ты можешь быть такой бесчувственной? Это же твоя мама! Фригг – твоя мама.

– Точно. Я слышала.

– Но… – Сэм покачала головой. – Но это же хорошо!

– А вот это уж мне судить.

Мэллори плюхнулась обратно на свое место, скрестила руки на груди и мрачно уставилась в клубящиеся облака в сумке своей матери.

Я попытался найти какие-то черты сходства матери и дочери. Но кроме рыжих волос не нашел ничего. Фригг куталась в мягкие белые облака. Она излучала спокойствие, безмятежность и печаль. Мэллори же смахивала на песчаную бурю, она вся как будто состояла из возбуждения и ярости. Несмотря на боевой шлем богини, я с трудом мог представить, чтобы Фригг орудовала двумя клинками в драке. Точно так же, как не мог представить, чтобы Мэллори смирно сидела и вязала облачный шарф.

Я понимал, почему Мэллори так злится. Но в то же время я разделял и тоску, звучащую в голосе Самиры. Сэм, как и я, потеряла маму. Мы с ней оба готовы были отдать все, что угодно, лишь бы вернуть наших матерей. И нам было не понять, как можно отмахнуться от матери, пусть даже она ждала полвека, прежде чем объявиться.

Слева от поезда раздалось пение, голос певицы проник в вагон через открытые окна.

Фригг повернула голову, прислушиваясь.

– А, это просто смертная певица тешит туристов. Она притворяется духом водопада, но она не настоящая никса.

Я содрогнулся:

– Это хорошо.

– Ты прав, – сказала Фригг. – Вам и без того хватит забот с трэлями великана.

Сэм заинтересованно наклонилась вперед:

– С трэлями великана? То есть с рабами?

– Боюсь, что так, – признала Фригг. – Рабы великана Бауги стерегут мед поэзии. Чтобы одолеть их, вам понадобится камень, что лежит в кармане у моей дочери.

Рука Мэллори машинально метнулась к карману куртки. А я и забыл, что точило у нее. По-видимому, и она сама об этом забыла.

– Мне не нравится идея сражаться с рабами, – сказала Мэллори. – И мне не нравится, когда меня зовут дочерью. Ты пока не заслужила этого. Может, и никогда не заслужишь.

Шрамы, похожие на дорожки от слез, серебристо сверкнули на щеках Фригг.

– Мэллори… Никогда – это очень долгий срок. Я уже поняла, что мне не стоит заглядывать далеко в будущее. Когда я пыталась… – Она вздохнула. – Это всегда заканчивалось бедой. Как та, что случилась с моим сыном Бальдром.

Бальдр, Бальдр… Который же был Бальдр? Честное слово, чтобы не запутаться в этих скандинавских богах, хорошо бы иметь программку с набором глянцевых цветных карточек всех игроков, чтобы портрет, а рядом – результаты их игр в сезоне.

– Он умер? – предположил я.

Сэм толкнула меня локтем в бок, хотя ну что я такого спросил?