Первое время Алеша не вникал в суть происходящего здесь. Он просто был рад, что у него есть любимая работа, стабильная зарплата, регулярные премиальные и возможность выступать на лошадях, а также возможность самому совершенствоваться в конном спорте при работе с такими разными лошадьми.

Случайно узнав, что основная масса продаваемых из-под него лошадей уходит за границу, он погрустнел. Ему было неприятно осознавать, что лучшие кони, на которых могли выигрывать наши спортсмены, будут проданы, а это значит, что на них будут выигрывать иностранцы. Лешка осознал всю несправедливость этой жизни, но ничего поделать с этим не мог, понимая, что теперь в этой стране все решают только деньги.

Самого Мальковича Алешка видел изредка. Первый раз при приеме на работу, а потом когда тот приезжал с покупателями. Так как Савва все равно не разбирался в ведении конного хозяйства, он поставил управляющего на свою конюшню в виде начкона.

Начкона звали Борис Иванович, вот с ним Алексей и общался по всем производственным вопросам и был этому несказанно рад, так как Малькович был ему неприятен. Он видел его жажду денег, за которой тот видит не лошадей, а лишь прибыль с них.

Еще в начале осени при очередном привозе партии коней с Ростова, на конюшню доставили элитного жеребца-производителя с одного из конезаводов, он был буденновской породы, по кличке Зацеп. Ему было уже девять лет. Кроме своей прямой функции покрытия кобыл на заводе, он еще и хорошо прыгал, очень хорошо. Вот поэтому его и привезли на продажу. Никого не волновало, что теперь конезавод лишится ценного производителя, сейчас все решали деньги.

Когда Лешка в первый раз увидел этого коня, он обомлел. Из скотовоза по трапу вывели очень рослого жеребца огненно-рыжей масти. В лучах солнца он весь горел. Вот от этой красоты Лешка и застыл, любуясь таким творением природы. Сам жеребец, видно, привыкший сразу ставить всех на место, моментально взмыл на дыбы и, вырвав из рук конюха чомбур, за который тот его держал, рванул в сторону плаца. Все с криками бросились за ним. Занимающиеся на плацу при приближении огненно-рыжего жеребца, который ржал и храпел, учуяв кобыл, быстро послезали с лошадей. Народ знал, что в таком состоянии жеребцы обычно залезают на кобылу, не обращая внимания на сидящего на ней всадника, и всадник оказывается зажат между двумя тушами. И вот тогда как повезет, можно и перелом позвоночника получить.

На крики прибежал Петрович и быстро оценил ужас происходящего. Он, взяв бич, рванул к жеребцу, который уже облюбовал себе кобылу для продолжения рода.

При четких и слаженных действиях Петровича с бичом, двух конюхов с лопатами и Алешки им удалось отогнать жеребца от кобылы, а Лешка успел ухватить волочащийся по земле чомбур.

Довести обратно это хрипящее и вырывающееся чудовище Леше стоило невероятных усилий и нервов. Наконец, заведя его в денник и закрыв за ним дверь решетки, все выдохнули.

— Как хоть его зовут? — Алексей смотрел сквозь прутья решетки на коня, который в бешенстве нарезал круги в деннике, показывая свое недовольство тем, что ему не дали совершить акт продолжения своего рода.

— Зацеп. Буденовец, ему девять. Прыгает хорошо. На нем сто пятьдесят чисто проходили. — Борис Иванович был уже в курсе приезда коня и все про него знал. — Малькович очень, Алексей, рассчитывает, что за месяц ты его в порядок приведешь и на старты на нем поедешь. Эта лошадка может пятьдесят тысяч зеленью стоить, если чисто отпрыгаешь. Вот только характер у него говеный, но ты справишься. Так что принимай, это твоя новая лошадь. Кстати, по-простому его Зямой зовут.

Борис Иванович, решив, что все пояснил, пошел расплачиваться с водителем скотовоза за доставку лошадей, а Лешка повернулся к решетке и посмотрел на коня.

— Зяма…

Он улыбнулся, понимая, что, наверное, у него судьба такая — жеребцов усмирять. То Вальхензей с его жеребцовскими заморочками, теперь этот тоже с гонором. Хорошо, что хоть Валюша теперь попривык к нему. В целом у них был очень гармоничный союз, хотя к остальным людям он относился так же погано, как и прежде.

А вот с этим рыжим, Лешка понимал, будет еще сложнее. Коню девять лет, он привык кобыл крыть, а сейчас его в спорт хотят. Это непросто, да еще при учете такой мощи и силищи. Одна шея его жеребцовская чего стоила — длинная, с выступающими накаченными мышцами, и роста он как Валя, может, чуть пониже, но ненамного.

Лешка вздохнул и пошел за сеном. Странно, но ему понравился этот конь, сразу понравился, как только он его увидел.

В первый же день работы Зямы Алеша готовился к худшему. Так все и случилось. Удержать его на корде он не смог, конь, мотнув головой, выдернул ее из слабых Лешкиных рук и рванул в сторону двух девчушек, ехавших мимо на лошадях. Те, завизжав, в доли секунды спрыгнули со своих коней и в панике заметались. Алешка догнал рыжего производителя, и, ухватив корду, вовремя остановил его в желании залезть на кобылу. После этого Алеша понял, что гонять на корде такого коня не вариант: нужно сразу на него садиться: под седлом больше шансов с ним справиться.

Его первая посадка верхом на Зяму завершилась красивым кульбитом в воздухе и приземлением на песок плаца. Пока Алешка вставал, потирая ушибленное мягкое место, Замя опять рванул в поисках невесты. Хорошо, на плацу был Петрович. Он быстро отловил рыжего и высказал ему в лицо, то есть морду, все, что он о нем думает, и то, что видал он таких уродов за свой век немало. В конце добавил, что если он еще раз сбежит, то яйца он ему сам оторвет своими же руками. Рыжий присмирел, видно, яйца ему были ценны.

Пока Зяма в задумчивости осмысливал сказанное Петровичем, Лешка быстро залез на коня.

Летал с этого Зямы Алешка еще не раз. Народ на плацу быстро распространил информацию о том, когда работается рыжий монстр, и в это время на своих лошадях туда старался никто не выезжать в целях безопасности. Лешка же старался работать этого коня, пока все лошади обедали. Он брал рыжего в обед, и они в гордом одиночестве ездили по пустому плацу.

Несмотря на все это, Алеша прикипел к нему. Он и сам не знал почему. Наверное, он его полюбил за неординарный характер и то, что тот был личностью, сложной, непростой, но ведь в этом и весь интерес. Это не значит, что он разлюбил Вальхензея, нет. Вальхензей стал для него теперь всем. Он уже и представить себя не мог без Валюши. Но в его жизни появился Зяма. Эти два коня в чем-то похожие и в то же время такие разные. Он спешил к ним каждое утро, принося вкусные сухарики и рассказывая им о своих мыслях, планах и мечтах, зная, что только они его поймут.

Алешка рассказывал об этих конях бабушке, которая после лета, проведенного за городом, стала намного лучше себя чувствовать и теперь опять могла вязать кофточки, шапочки и шарфики, сама ходила в магазин и иногда в гости к соседке попить с ней чаю.

После летнего перерыва у него возобновились отношения с Аней, с которой он изредка встречался. Летний опыт общения с Оксаной дал ему уверенность в себе, и теперь он сам целовал Аню, и ему это нравилось. Их романтические встречи были редки, так как у Алешки было много работы, а Аня ходила на курсы подготовки к поступлению в МГИМО. Но все же они успели сходить на пару фильмов, погулять в парке Горького и даже, отстояв огромную очередь, попали в Макдональдс на Пушкинской. Алешка с аппетитом уплетал там чизбургер и картошку. Аня тоже была в восторге от этого ресторана, как и он.

А еще Лешка часто вспоминал о Назаре. После лета он стал регулярно ездить на своем коне. Назар вел себя с Алешей как-то странно, отстранено. Вернее, вел себя как обычный частник, которому Алеша седлал лошадь, а потом забирал, когда тот на ней накатается. Лешка вспоминал их душевные разговоры и вздыхал о том, что Назар как будто забыл обо всем. Хотя разве он должен помнить? Леша понимал, что ничего Назар не должен: он взрослый, и кто для него он, Лешка? Да никто. Но почему-то от этого становилось так тоскливо на душе.