— Как в кино сходили? — Назар не хотел задавать этот вопрос, но как-то само по себе это вырвалось.

— Классно.

И тут Алешу опять понесло. Он начал взахлеб рассказывать о терминаторе и о том, как он пытался убить Сару Коннор, и о том, что у нее сын Джон Коннор, и о том, как все круто там, и терминатор такой всех убивает, а его никто убить не может. Лешка не умолкал и вещал, и вещал.

Назар понимал, что Лешка совсем еще ребенок, вроде в кино с девушкой ходил, а так ничего и не понял.

— Ты ешь, а то остынет, — прервал его поток речи Назар.

Немного насытившись и еще раз отпив вина, Алеша опять стал говорить. Странно, но сейчас он осознавал, что в его жизни с ним не было никогда рядом того, с кем бы он мог так вот поделиться наболевшим, тем, что было внутри него. Раньше в детстве это была мама, но потом она стала отдаляться от него, занятая своими проблемами. Потом таким человеком стала для него бабушка, но, по мере взросления, Алеша понимал, что не может все рассказывать ей, даже не из-за того, что это было плохим или тайным, он чувствовал, что она не понимает его, того, что он хочет сказать за этими словами. То, что он чувствовал, чем он жил. Друзей как таковых у него не было, а Генка… Он же видел, что его друг другой, конечно, у них были и общие моменты восприятия мира, но в целом они были очень разными, кардинально разными.

Поэтому Алексей уже привык все держать в себе, хотя это и было тяжело…

И вот он заговорил, даже сам не зная почему. Наверное, пара глотков вина и эта атмосфера, и глаза того, кто так смотрел на него. Алеша говорил о том, чем жил, о чем мечтал, что хотел бы в жизни, за что переживал и к чему стремился. И странно, что Назар тоже стал рассказывать ему о своем детстве, юности, о том, о чем тогда мечтал, чего хотел в жизни добиться, о разочарованиях и обидах, о стремлениях и удачах.

Вот так они и говорили, не замечая времени и того, что официант сменил блюда уже третий раз и в конце принес десерт, который назывался "Тирамису".

Лешка поднес ложку ко рту и ощутил неземной вкус этого кусочка торта. Он с закрытыми глазами и жмурясь от удовольствия, съел этот кусочек. Назар с улыбкой наблюдал за ним, затем, посмотрев на часы, нахмурился.

— Поехали, уже поздно. Тебе домой пора.

Леша вздохнул и кивнул в ответ.

Оплатив счет, они вышли на улицу, и Назар кивнул в сторону своего черного джипа Чероки.

Всю дорогу до Лешиного дома они ехали молча. Алешка хотел еще поговорить, но, почему-то чувствуя напряжение в воздухе, молчал.

Назар тоже молчал, он боялся заговорить. Он боялся себя и того, что сейчас чувствовал внутри себя.

Подвезя Алешу к его подъезду, он пожал ему руку и, дождавшись, когда тот зайдет в подъезд, уехал.

Правда, проехав немного, он притормозил у обочины и, закурив, откинулся на спинку сиденья.

Он никогда ни с кем не говорил о том, о чем сегодня говорил с этим Лешей. Все это он запрятал глубоко в себе: свое детство, юность, мечты, иллюзии, планы, успехи и разочарования. Да и с кем он мог об этом поговорить? Он всегда был одиночкой. Конечно, в юности у него были друзья, но они были другими, они не понимали его, и поэтому Назар никогда не открывал им свою душу. Теперь у него тоже есть друг — это Ефим, но их дружба для него была без иллюзий. Он не сомневается в Ефиме и даже был уверен на все сто, что тот за него словит пулю, если будет нужно, так же, как и он за него. Но это не понимание души. Этого Назар от Ефима и не хотел. Это лишнее, ненужное в их дружбе. Ефим никогда не поймет этой его тяги к лошадям. Ведь он, да как и все его братки, считает это блажью и снисходительно относится к такому увлечению своего главаря. Они никогда не поймут, что это его жизнь, это то, что дает ему силы жить, это то, что является продолжением его, это его душа. Да, лошади — это была его душа, которую он так же, как и увлечение лошадьми, убрал глубоко внутрь себя. Он не был мечтателем, таким, как этот мальчик, он всегда смотрел правде жизни в глаза.

Вот поэтому он и не с лошадьми, понимая, что иначе его раскатают и уничтожат, поэтому он и стал таким, тем, кто выживет в этом мире и, пройдя по трупам, взойдет на Олимп. И он знал цену этого восхождения, это запереть то, что ему дорого в глубину своего сердца и похоронить там. Он так и сделал, но ведь сердце, оно же живое. Оно болит и плачет, и сегодня, видя эти небесно-голубые глаза наивной детской чистоты, он впервые открыл свое сердце и рассказывал то, что было спрятано в его глубине. Он вспомнил о своем детстве, о том, каким он был, о наивном мальчике Назаре, верящим в доброту и справедливость. Он еще раз вспоминал о том, как ему было хорошо тогда, там, в деревенском доме своей бабушки под Смоленском, когда вокруг него был упоительный воздух свободы, бескрайние поля и лошади. Но все меняется, и Назар рассказывал Леше о том, как, попав на войну, переменился и он. Конечно, он не стал рассказывать этому мальчику весь ужас того, через что он прошел. Но Назар видел, что Алеша чувствует его боль, он понимает, что он недосказал, и вот этот сидящий перед ним Леша, с детскими чистыми глазами, понимает его так, как никто никогда не понимал.

Этот вечер, как и тот, тогда на Лешкиной кухне вскрыл его душу, вывернул его наизнанку, и вот сейчас, сидя здесь, в машине, и куря, он пытался успокоить в себе эти кровоточащие раны. Еще он думал о нем, вот именно сейчас, когда ему так плохо, как же он хотел быть с ним рядом. Для Назара было вообще странным это желание, так хотеть быть рядом с кем-то. Но с Алешей он хотел быть, знать, что он здесь, подле него, ощущать его присутствие, его тепло, его душу.

Назар закурил еще одну сигарету. Он опять пытался понять себя, то, что с ним происходит. Сейчас он был готов, оставшись наедине с собой, разобраться с тем, что с ним.

Поэтому он не стал щадить себя, и раз уж он сегодня и так вывернут наизнанку, он захотел разобраться в том, что он испытывает к этому Алеше.

Назар поморщился и сам себе задал откровенный вопрос о том, что его привлекают мужчины. Он знал о таком отклонении, слышал об этом. Он представил себе своих пацанов… Он их зрительно перебрал в уме. Нет, никаких желаний Назар не почувствовал, даже наоборот, при мысли об этом кроме тошнотной гадости ничего в его уме не возникало. Тогда он стал представлять в уме разные образы людей мужского пола, разных возраста и фигур, всех, кого он встречал или видел.

Назар заставил себя рассмотреть всех их в роли объекта желания. Ничего подобного к ним у него не возникало, ему стало смешно от своих мыслей. Да и в армии он столько раз видел голых ребят и ни разу в нем их тела ничего не пробуждали. И все это время, посещая бани с пацанами, он даже себе и представить не мог, как можно возбудиться от одного из них.

Тогда почему, когда этот Леша рядом, его так накрывает?

Назар не знал.

Он еще раз вспомнил все, что он ощущал, когда его накрывало от Алеши. Странно, но такое он не чувствовал, когда хотел девушку… С Алешей было что-то другое, сильнее, даже не по физиологии… его накрывало еще и в душе. Это желание быть с ним, обладать им, это не была физиология, как с женщиной, здесь было совсем иное…

Назар устало прикрыл глаза. Этим откровенным разговором самим с собой он измотал себя внутренне так, что чувствовал желание поскорей добраться до кровати и заснуть.

Из этого болезненного самокопания он так ничего и не извлек. Только расковырял все внутри себя и не более.

Что с этим делать и как жить?

Назар принял решение. Этот мальчик с небесными глазами был для него чист и непорочен, и он так хотел огородить его от этого жестокого мира, дав ему тот мир, в котором он хочет жить. Назар решил, что сделает все, чтобы реальный мир не затронул его чистую душу, не исковеркал его тело. Он так хотел, чтобы Алеша жил в иллюзорном мире. И он сделает ему такой мир, защитив от действительности.

А он сам останется в этом мире, где царит кровь, смерть, где правят деньги и закон сильного. Но Назар сильный, и он здесь выживет ради него. А его мысли и желания… он их похоронит глубоко внутри себя, он сможет это перебороть в себе, он сильный, он сможет…