— Думать я буду, тебе это не нужно. Веди, — зло проговаривая слова, сказал Назар.

Конюшня, как и все постройки здесь, была выдержана в общем стиле дерева и камня. Здание смотрелось дорого и красиво. Широкий чистый проход, мягкое освещение и витиеватые решетки на денниках, за которыми стояли лошади.

Назар медленно шел по проходу, смотря на лошадей. Да, обычные лошади для проката. Хозяин не врал, он уже хотел возвращаться, и здесь его взгляд упал на него… Вороной высокий конь поднял голову от сена и втянул воздух тонкими нервными ноздрями.

Назар застыл. Уж он-то знал толк в лошадях, и старую прокатскую клячу он мог сразу отличить от того, что он сейчас видел.

Назар подошел к деннику и открыл дверь, которая отодвигалась вбок.

— Ой, осторожнее, — услышал он крик мужчины. — Этот конь агрессивный и кусается…

Назар смело вошел внутрь и похлопал коня по шее. Тот замер от такой наглости, видно, его действительно все боялись, и поэтому, почувствовав рядом с собой того, кто не боится, он опять втянул в себя воздух, а потом переключился на поедание сена, лежащего в его ногах.

К деннику подошли братки, Ефим и владелец клуба. Они так и стояли за решеткой, смотря на коня оттуда.

— Странно… он обычно так себя не ведет, тем более с посторонними, — сказал полный мужчина, держась подальше от решетки денника.

— Чей это конь? — Назар ласково оглаживал шею коня, пока тот спокойно ел сено.

— Шамиля…

— Теперь будет мой. Как его зовут?

— Вальхензее.

Назар перевел взгляд с коня на мужчину, тот весь жался от его волчьего взгляда.

— Я не знаю, откуда он у Шамиля… наверное, тоже у кого-то забрал. Привез сюда, сказал, что его, а по документам… он на аукционе куплен, в Германии… владелец Сарычев.

— Хорошего он коня купил… Так что там в документах о коне написано?

— Родословная у него хорошая. Но я сейчас не помню всего… написано, что порода — ганноверская, возраст… пять лет, жеребец…

— Что жеребец, я и сам вижу, вон яйца какие, — Назар усмехнулся, оборачиваясь и осматривая коня, который был очень мощным и высоким, и даже при росте Назара метр восемьдесят, все равно Назар только привстав мог видеть его широкую спину. Поэтому и все, что было под брюхом коня, было прекрасно видно, даже нагибаться было не нужно.

Назар еще раз похлопал коня по шее, жалея, что у него в кармане нет ни сухарика, ни кусочка сахара, чтобы угостить животное. Он вышел и закрыл за собой дверь денника.

— Я его забираю, — он посмотрел на полного мужчину, который сначала застыл в недоумении, а потом закивал, — сейчас до коневоза дозвонюсь, скажу, чтобы приехали и забрали. Документы на лошадь все мне принеси. Понял? — мужчина снова услужливо закивал. — И еще там, наверное, с конем амуниция была, так вот, в коневоз погрузи все, что есть. Понял?

— Понял, — опять закивал владелец клуба. — Там седло вроде, уздечка… ну и по мелочи. Я понял. Сейчас скажу конюху чтобы все собрал.

Назар пошел по проходу конюшни к выходу и, выйдя на улицу, стал набирать телефон Петровича. Объяснив ему суть дела, завершил звонок. Все это время рядом с ним стоял Ефим.

— К Петровичу поставишь конягу? — спросил он Назара, закуривая.

— Да. Сейчас он коневоз за конем вышлет.

— Игрушку себе приобрел.

— Угу, — Назар тоже закурил.

— Для чего он тебе?

— Для души…

Ефим понимающе кивнул и опять затянулся сигаретой, затем посмотрел на Назара.

— Тебе ездить-то на нем когда? Дела такие пошли… ты ведь все это время так к Петровичу и не приезжал, некогда стало.

— Лехе отдам. Пусть ездит, прыгать на нем будет. Петрович его потренирует. Петрович ведь сказал, что спортсмену конь нужен настоящий, вот пусть и прыгает, а я, будет время, приеду, поезжу сам. Красивый он…

— Да, красивый, черный как черт, одни глазищи с кровью, неудивительно, что его здесь все боятся.

— Про коней не говорят черный, вороной он. Да и не страшный совсем. Видел, как признал меня.

— Думаешь, и этого стриженного хлюпика спортсмена признает?

Ефим пошел в сторону основного особняка по дорожке, так как долго стоять на морозе было уже неприятно.

— Признает… вот увидишь.

Ефим лишь хмыкнул про себя, но ничего не стал говорить. Потом вспомнил и спросил.

— Кличка у этого чертяги странная… Вальхе…

— Вальхензее… в Германии есть такое озеро, в горах, чистое и голубое, как небо… У меня по географии пятерка была, — странно, как будто оправдываясь, проговорил Назар и, отвернувшись, замолчал, — знаешь, я коня Валей звать буду… ну, так принято давать клички, ты же знаешь.

— Валя, так Валя. Хотя по породе фриц он, но пусть Валюшей будет…

После учебы Алешка как всегда пулей несся на конюшню. Пробегая по проходу к комнатке, где они переодевались, он мельком бросил взгляд на денник, где обычно лежало сено, и замер…

Там стоял он… высокий, вороной, с лебединой шеей и презрением во взгляде. Это была лошадь его мечты. Портфель выпал из Лешкиных рук. Он шагнул к деннику и, не раздумывая, приоткрыв дверь, зашел внутрь.

Конь моментально сделал выпад вперед и щелкнул зубами в миллиметре от его лица.

Алеша лишь выдохнул воздух и, медленно подняв руку, протянул ее к коню.

Жеребец замер от такого, он привык, что его или боятся, шарахаясь, или бьют по морде за такое поведение. Правда, бьют — это звучало условно, кто дотянется до его морды, когда он ее на два метра от земли моментально поднимает, лишь только видя, что на него замахнулись. А если продолжали махать, так он мог и на свечку встать, и тогда перед лицом человека оказывались его передние ноги с железными подковами. И желание бить его у всех сразу пропадало. Он еще раз посмотрел на человека перед собой, тот не боялся, страха в нем он не чувствовал.

Лешка прикоснулся к морде коня и медленно провел по его носу.

— А у меня для тебя сахарок есть.

Алеша стал торопливо искать сахар в кармане куртки. Он всегда забирал сахар из школьного буфета, если кто оставлял не съеденные кусочки на столе.

Найдя четыре кубика сахара, он протянул коню.

Тот взял их с его ладошки с истинно аристократическим изяществом, лишь прикасаясь губами к кусочкам, и неспешно их разжевал. Затем, понимая, что эту странную личность он не напугал своим грозным видом, жеребец отступил в сторону и, повернувшись, уткнулся мордой в дальний угол денника. Обычно такая позиция, когда он стоял к двери задом, еще больше пугала людей, так как приблизиться к нему и получить с двух задних ног никто не рисковал. Но, видно, этот странный человек не относился ко всем.

Лешка не расстроился тем, что его просто проигнорировали и повернулись к нему задом. Он обошел коня и протиснулся сбоку него, между стенкой и его боком, напрочь проигнорировав технику безопасности. Ведь если бы конь захотел, было достаточно лишь привалиться к стенке, и тогда вес в семьсот килограмм расплющил бы человека.

— Какой ты красивый, какой хороший, интересно, как тебя зовут.

Жеребец терпеливо выслушивал всю эту белиберду в свой адрес и понимал, что все основные моменты запугивания он уже испробовал, но, видно, на этого блаженного ничего не действует. Поэтому он терпеливо стоял и ждал, когда тот прекратит виснуть на его шее.

— Лешка. Быстро вышел из денника.

Только грозный окрик Петровича вернул Алексея к действительности. Он, чмокнув коня в нос, выскользнул из денника. Жеребец презрительно фыркнул и, увидев рядом с решеткой лицо Петровича, бросился и хищнически клацнул зубами. Тот, матерясь, шарахнулся в сторону.

— Вот собака немецкая, — он показал кулак коню. Затем грозно посмотрел на Лешку. — Ты почему технику безопасности нарушаешь? Кто разрешил заходить к коню? Он тебя не покусал? — Леша отрицательно помотал головой. — Странно… Он мне клок из рукава куртки выдрал, пока вчера его разгружали. Я поэтому овчаркой его и прозвал. Вчера еле куртку выдрал. С утра конюха напугал, тот успел выскочить из денника. А днем Машку за ляжку укусил, она теперь сидеть не может. Леш, ты аккуратней с ним.