На выходе их уже ждали машины. Шамиль и его люди, быстро сев в них, уехали еще до приезда милиции.

Назар с Ефимом в этот момент были на новой съемной квартире, которую снял Ефим. Они уже поняли, кто вчера стрелял в Назара. Да, эту нехитрую цепочку Ефим раскрутил быстро, и потом, позвонив Назару, сказал, что как стемнеет, подъедет за ним на угол улицы и будет ждать.

Назар знал, что из Лешкиной квартиры ему пора уходить.

То, что Шамиль серьезный противник, они понимали, и это не только из-за покушения на Назара, но и эта демонстративная акция в их казино, где они показательно убили их смотрящего и забрали себе всю выручку. Война была объявлена. Теперь все зависело от того, кто сделает следующий ход, и насколько он будет верным.

Назар и его люди понимали, что теперь у них война с чеченами, а это не шутки. Свои тоже были не подарок, но эти… этих ничто не тормозило, они были людьми иной веры и иных взглядов, пришедших подмять под себя Москву.

Приближение Нового года чувствовалось во всем. Казалось, даже морозный зимний воздух пропитан сказочным праздником. Ведь Новый год — это не просто окончание одного месяца и начало другого, это даже не окончание одного года и начало другого, нет, это что-то большее. Это как переход по волшебному мостику в будущее, которое должно быть другим, лучше, чем то, что осталось позади. Интересно, эта вера в чудо в следующем году присуща только нашим людям? Возможно, да. Ведь только человек с наивной чистой душой может действительно верить в сказку, даже будучи уже взрослым.

Предновогодняя суета на улицах; люди, спешащие закупить подарки; машины, вливающиеся в общий поток; витрины с мигающими огоньками. В эти дни все становилось другим, волшебным.

Даже стоя на морозе и ожидая желающих покататься на лошадке, Лешка вдыхал в себя этот воздух праздника и улыбался. Маша, видя в очередной раз его дурацкую улыбку и отстраненный витающий в облаках взгляд, запустила в него снежком.

— В Анечку свою влюбился? — беззлобно сказала Машка, кидая в него очередной снежок. — Ну-ка, колись.

— Отстань, — Лешка, быстро взяв в варежку снег и слепив снежок, запулил им в Машку.

Вот так они и кидалась бы снежками, но, видно, новогоднее настроение поднимало покупательскую активность, и сегодня у них было много желающих прокатиться на Василии.

Пересчитав выручку, они двинулись в сторону ипподрома, решив, что на сегодня достаточно заработали.

— Кстати, мы завтра коней на елку везем в Лужники. Петрович с тобой об этом уже говорил? — Машка покосилась на сине-красный замерзший нос Алеши, который тот тер рукавицей.

— О чем?

— Вот вечно он такой. Все забывает. Смотри и запоминай. Мы завтра двух коней на елки везем в Лужники. Ты же сам знаешь, каждый год туда ездим. Там в представлении будем участвовать, ну, как обычно, Дед Мороз в санях будет выезжать и по кругу ездить, а в центре они каток залили, прямо внутри арены, и елка стоит. Там представление будет, артисты на льду выступать будут, опять дрессированных мишек привезут, и мы с конями, — Алеша кивнул, он много слышал об этих елках, но бабушка никогда его туда не пускала. А вот теперь, поскольку она в санатории будет, он тоже хотел там побывать. — Так вот, я и Соня там жить будем, по очереди ночевать, они внутри комнатки артистам выделяют. Лошади за ареной на улице стоять будут, там гаражи. Нужно ходить кормить, поить и потом запрягать для выступления. А на тебя лошади здесь. Тридцать первого с вет лазарета придут прививку делать, сибирку, как обычно. Первого пошагать нужно, ну, ты сам знаешь. А вот второго ты к нам в Лужники приезжай. Там Соню сменишь, ей домой нужно. Ты ведь сможешь там до пятого пожить?

— Да. Конечно, — глаза у Алешки загорелись, он о таком и мечтать не мог, пожить с лошадьми и участвовать в настоящем новогоднем представлении. Конечно, если бы бабушка не болела, она бы его не отпустила. Но сейчас у него был шанс.

По дороге до конюшни они еще раз обсудили с Машей, что ему делать, ведь Петрович рассчитывал на него. Каждый год лошадям делают прививку, при этом нужно присутствовать и выводить по очереди каждую лошадь из денника, дожидаться, пока ветврач сделает коню укол в шею. Хорошо, что основное поголовье коней это переносило философски спокойно, но были и проблемные экземпляры. И вот такое ответственное мероприятие доверили Леше. Он понимал, что Петрович не может разорваться, и там, в Лужниках, тоже ответственное мероприятие, все-таки участие в детской новогодней сказке это так почетно, да и прибыльно.

Домой Лешка летел как на крыльях. В последнее время в его жизни столько всего происходило, что он, наверное, даже не совсем успевал все это пережить, и даже не успевал радоваться или печалиться. Одни события накладывались на другие, и все закрутилось в предновогодней суете.

Да, он тосковал по Назару, который исчез и даже на конюшню не приезжал, хотя Алеша и понимал, что у такого человека много важных дел. Он все это понимал, но странно, каждый раз, заходя на кухню, он вспоминал Назара, сидящего на табуретке, и ему становилось как-то удивительно светло на душе. Вот этим он и жил. А потом в его жизни вдруг появилась Аня. Он и не ожидал, что такая девушка обратит на него внимание, а она смотрела на него с неподдельным восторгом. Он это чувствовал, и ему было так приятно. За эти дни она несколько раз приходила на тренировки, и потом он провожал ее до дома. Ему было легко и хорошо с ней, они о многом говорили. Конечно, не так, как с Назаром, он ей не мог так открыться. Даже сам не знал, почему, не задумывался об этом. Но все равно ему было хорошо с Аней.

Еще была школа, окончание четверти и все с этим связанное. Хорошо, у него был его друг Генка, который всегда все организовывал в виде списывания уроков, контрольных и даже шпаргалки мог добыть. Если бы не Генка, завалил бы он эту четверть, а так хоть на тройки вытянул. Ну и кое-где на четверки.

И, конечно, были лошади, регулярные тренировки, и почти что ежедневное хождение с лошадьми вечером в город. Под праздники люди легче расставались с деньгами и с удовольствием платили за возможность покататься на лошадке.

Лешка даже купил себе новые ботинки, а то его старые стали промокать, и даже носок, надетый с пакетом, не помогал. Он, конечно, не хотел на себя тратиться, но и болеть не хотел. Поэтому, скрепя сердце, расстался с заработанными на прокате деньгами и купил новые зимние ботинки.

За это время он несколько раз ездил к бабушке. Привез ей деньги за лекарства, которые нужно было оплатить, и на оплату за санаторий, куда ее должны были перевести перед Новым годом. Алеша видел, что бабушка ожила, много говорила, рассказывала ему о своем лечении, да и по больничной палате у нее нашлись подруги, такого же, как она возраста, и он видел, что она не скучает. Конечно, волнуется за него и в то же время верит в него, что он все-таки уже взрослый и не будет делать глупости. Правда, о чем конкретно сказала бабушка, он не понял, но заверил, что глупостей не наделает.

Вот столько всего произошло в его жизни.

Тридцать первое декабря у Алеши прошло активно. Он уже с утра был на конюшне и ждал прихода ветврача. Из всех лошадей, которых оставили ему для прививки, только две были проблемными, это Ампер и Граф, который на самом деле звался Графенштольз. Видимо, оправдывая такое замудренное имя, он и вел себя так замудренно. Хоть он и был уже старый и прошедший не один прокат, но почему-то, при виде врача со шприцем в руке, превращался в дикого мустанга. Наверное, в далеком детстве, его напугали чем-то, и он навсегда запомнил, что иголка в руках человека — это страшно. И все эти годы он просто убивался в буквально смысле сам и убивал тех, кто был с ним рядом, спасаясь от этой иголки. Но показывал идеальное поведение под прокатом, когда за все время его прокатной службы с него ни разу никто не упал. Как говорит Петрович, хоть атомная война начнись, этот конь даже ухом не поведет, так и будет брести себе спокойно, катая на себе человека. Только за это Петрович и терпел его, но как дело доходило до плановых прививок, конь менялся. От его буйного нрава пострадал уже не один конюх. Причем серьезно, так как Граф не шутил с тем, что не готов подпускать к себе человека с шприцем.