— Твой отец видел коня… он ему очень понравился. Он часто ездил к нему, морковкой кормил, сухариками…

— Зачем ему был нужен этот конь. Он ведь даже верхом не ездит. Вернее, ездил в молодости, а потом ни разу в седло не садился, — Гавр вспомнил располневшую с возрастом фигуру отца.

— Для души…

Гавр эту фразу слышал и от отца. Он не понимал, как конь по цене Феррари может быть для души. И вообще не понимал, в чем это фанатизм такой любви к лошадям. Он опять это отнес к начинающемуся у отца старческому маразму. Подумав об этом, он только одному порадовался, что хоть напоследок своей жизни отец купил себе хоть что-то для души.

— А что теперь с конем?

— Когда на отца чечены стали наезжать, там все не очень хорошо закрутилось. В общем, главный чечен, Шамиль, забрал себе этого коня.

Гавр особо этому не расстроился, не велика потеря. Странно, что чечены вообще позарились на животное. Хотя что странно, дети гор, у них всегда кони были тоже для души.

Он долго молчал, переваривая в себе все услышанное, затем, не оборачиваясь и смотря в темень за окном, спросил:

— Как, ты говоришь, зовут того, кто убил моего отца?

— Назар.

— Назар…

Гавр еще раз произнес это имя, зная, что придет время, и он найдет его, чтобы отомстить за отца.

В эту ночь они, поговорив еще по общей ситуации дел в бизнесе Сарычева, решили прерваться до утра. На ближайшие несколько дней им предстояло еще не раз встретиться, чтобы наследник Сарычева вступил в свои права и принял дела отца.

Когда нежданные гости ушли, Гавр вернулся в гостиную и, подойдя к окну, долго смотрел в ночь.

Он знал, что беззаботная жизнь для него навсегда окончилась. Сейчас он перешагнул через рубеж. Было прошлое, и он, юноша с богатыми родителями, которые позволяли своему сыну все. А теперь есть настоящее и будущее, где есть он, повзрослевший за эту ночь и осознавший, что такое смерть и другая жизнь, и что теперь он получил все, что его отец создавал годами своей жизни. И он не подведет своего отца, он приумножит то, что он сделал, и потом вернет то, что принадлежало ему по праву.

Он сын своего отца. Нет, он не глупый избалованный мальчик. Просто все это время он изучал жизнь, но никогда не терял голову или самоконтроль при всех соблазнах, окружающих его.

Теперь настал его час. Он, Сарычев Гавриил Владимирович, станет тем, кем хотел видеть его отец.

— Папа, я отомщу за тебя.

Назар проснулся от аппетитного запаха съестного, который проник в комнату. В животе заурчало, и во рту накопилась слюна. Он, встав с кровати и быстро одевшись, вышел в кухню. Там готовка шла полным ходом. Судя по продуктам на столе, паренек, видно, уже успел метнуться в магазин. Назара это удивило. Он никогда так крепко не спал, а здесь даже ничего не слышал.

Алеша не ожидал, наверное, его увидеть на кухне, обернувшись, он чуть не выронил деревянную лопатку из рук.

— Здорово, что, напугал?

— Нет… я, наверное, тебя разбудил? — парень, видно, справился с собой и опять переключился на шипящую сковородку.

— Да я так долго обычно не сплю, — Назар покосился на часы на стене кухни, там стрелки приближались к десяти часам.

— Сейчас все будет готово, — деловито произнес Алеша, доставая тарелки из сушки и ставя их на стол.

Назар, еще раз глянув на все это, пошел в ванную. Он чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим. Не только физически, но и внутренне, как будто долго скрученная пружина постоянного напряжения сейчас была отпущена, и он стал просто человеком, как все. Ему нравился с утра это аппетитный запах готовящегося завтрака, эта кухонька, в которую через тюль проникали лучики солнца и бросали блики на затертый линолеум пола, и этот Леша в трениках и майке, так ловко орудующий у плиты.

К приходу Назара из ванной, на столе стояли две тарелки, на которых лежала яичница с кусочками колбасы и сыра. Все было посыпано сверху свеженарубленным укропом. В большой миске стоял порезанный салат из помидоров и огурцов с зеленью, приправленный маслом. Аккуратно нарезанный хлеб лежал в плетеной корзиночке. На плите уже закипал чайник.

Алеша дождался, когда первым за стол сядет Назар, а потом, сев напротив него, стал с удовольствием уплетать еду со своей тарелки.

Назар тоже ел быстро и жадно. Видно, организм восстанавливался после вчерашней встряски.

Когда вскипел чай, Леша разлил его по чашкам и поставил на стол нарезанную кружочками докторскую колбасу и сливочное масло.

Посмотрев на Назара, он неуверенно спросил:

— Тебе бутерброд сделать с маслом и колбасой? Я так люблю.

— Делай. Я так тоже люблю.

Леша улыбнулся и стал ловко намазывать на кусочек белого хлеба сливочное масло, затем положил сверху колбасы и протянул Назару.

Назар ел, удивляясь тому, что все так вкусно, или он так голоден, или здесь, в этом доме, еда воспринималась как-то по-особенному, по-другому.

Наконец насытившись, Назар сыто откинулся от стола, прислонившись здоровым плечом к стене, и смотрел, как Лешка ловко и быстро все убирает и моет.

— Принеси бумагу и ручку. Я напишу записку для Ефима.

Алеша быстро принес бумагу и ручку и продолжил наводить порядок на кухне, а Назар стал писать.

Когда чистота и порядок был наведены, Алексей вспомнил и обернулся к Назару.

— Давай, я плечо обработаю.

Назар лишь кивнул. Алеша понял команду и, принеся аптечку, посмотрел на Назара, который, привстав, снял с себя вчерашний темно-серый свитер.

Алеша аккуратно размотал бинт с его плеча. Шов на плече засох. Леша знал, что нужно размыть запекшуюся кровь и все обработать обеззараживающим раствором. Так он делал Быстрому с его порезом на боку, значит, и человеку точно так же раны обрабатывают.

Он, стоя сзади Назара, стал аккуратно размывать смоченными марлевыми салфетками запекшуюся кровь.

Назар уже написал послание для Ефима. В целом, оно было кратким. Ефим должен был спросить у Алексея его домашний телефон, и потом набрать его, но только не из своего дома, а с любого телефона, который точно не могли прослушивать. Сейчас нельзя расслабляться, пока ситуация была не в их пользу и в целом еще непонятная.

Вот так, думая об этом, Назар сидел на табуретке и чувствовал, как аккуратно, даже нежно, прикасаются к его плечу пальчики этого Леши. Он чувствовал его присутствие сзади себя так близко, что тепло тела Алеши ощущалось его оголенной кожей. Иногда тот, протягивая руку за очередной марлевой салфеткой, касался его, слишком плотно, слишком ощутимо. И Назар почувствовал, что каждое такое прикосновение отзывается в нем именно тем самым желанием, которое не должно быть, но оно было.

Назар склонил голову ниже, он не хотел, чтобы Алексей заметил, как стало распирать у него в штанах. Вот так он и сидел, борясь с желанием вскочить и прекратить это непонятное безумие, которое все сильней охватывало его И в то же время он так не хотел, чтобы это закончилось. Такого он давно не чувствовал в себе. Такого желания, которое почему-то в противоречие всему возникло в нем. Но это было не только желание физическое, нет, это было больше. Он как будто растворялся в близости с парнем, чувствуя его тепло, его дыхание, его прикосновение, все это отзывалось в его душе странным чувством, неведомым доселе ему…

Алеша сосредоточенно обрабатывал зашитый шрам на плече Назара. Он старался думать только о том, что он делает, но ему это слабо удавалось. Еще, как только Назар снял с себя свитер, и Леша увидел его тело, он восхищенно выдохнул, и потом старался дышать тише, справляясь с сердцебиением. Наверное, вчера, на фоне стресса, все происходящее воспринималось им по-другому. А вот сегодня, когда он увидел этот рельеф мышц, эти руки с выступающими бицепсами, не большими, но достаточными для придания всему телу Назара мужественности и силы, и эта спина, и такая гладкая кожа. Даже некрасивый шрам, который он обрабатывал, не портил его. Все придавало Назару именно ту мужественность, которая должна быть у настоящего парня. Леша подумал, что, наверное, он просто ему завидует, ведь у него самого тонкие ручки и щуплое тело подростка. И наверно, смотря с восхищением на оголенный торс Назара, он мечтает о таком же теле. Наверно, да, но не только это так взволновало его внутри. Вот только что? Он не знал. Но почему-то ему нравилось касаться его кожи, и когда он потянулся за марлевой салфеткой, он специально так плотно прижался своим телом к его оголенной спине, и это было приятно. Леша сдерживал свое прерывистое дыхание, чувствуя, как сердце учащенно колотиться, и его щеки краснеют, а за ними и его уши. И еще ему стало жарко.