А Ваня же всё занимался. Несмотря на свои болезни, он уже успел достичь некоторых успехов, и теперь уже мог, по крайней мере, уворачиваться от ударов Курска. Глядя на своего ученика, севрюк был доволен: в его руках и под его присмотром из этого придворного нытика рождался воин. Он был ещё слаб в бою, но он больше не был тем бесполезным придатком, ранее так тяготившим Курска своим присутствием. О полноценном противостоянии всё ещё не могло быть и речи, но Курск надеялся, что он успеет научить Орла всем его основам до прихода Крыма. Что татарин придёт, севрюк не сомневался. Он считал везением уже то, что зима прошла довольно спокойно, но душу его терзало плохое предчувствие, и он с трепетом, запертым глубоко внутри, проживал каждый свой новый день.
После разговора с Курском Орёл долго думал над тем, что ему делать дальше. С одной стороны, уже было глупо отрицать тот факт, что его учитель ему понравился, но, с другой, существовало некое загадочное олицетворение, негласно стоявшее между Орлом и его счастьем. Взвесив все «за» и «против», Ваня принял решение: он решил и дальше стараться не показывать свои чувства и, как и раньше, играть роль друга. «Если у Курска кто-то был, — рассуждал он про себя, — мне не стоит перебивать его память о том олицетворении. Наоборот, я, наверное, должен его поддержать. Он-то сам столько делает для меня — да я, по сути, полностью завишу от него! Вот и от меня будет прямая польза, пусть и пока что не в бою! — Его мысли вновь вернулись к волнующей его теме. — И потом, а что, если то олицетворение живо, и тоже ищет его? А если оно узнает, что Курск тут, и… Придёт к нам? Как я буду выпутываться? Нет уж, лучше быть всего лишь другом!»
Не так представлял Ваня свою первую любовь, не такие сюжеты рассказывала ему в детстве мать, и оттого у него на душе болезненно скреблись кошки.
В те дни, когда воздух прогрелся достаточно для того, чтобы последние остатки снега превратились в ручьи и лужи и расползлись по низинам, Курск впервые повёл Орла с собой на крепостную стену. Сам он ходил туда регулярно — ещё с февраля в крепости установился особый распорядок для наблюдения за окрестностями. Часовыми почти всегда были Курск, Елец и Воронеж — восьмичасовая смена каждого из них позволяла круглосуточно просматривать убегающую далеко за пределы города степь. Видно было также и проходившие вблизи Муравский и Изюмский шляхи, по которым обычно и приходил Крым. Зимой нужды в таком тщательном осмотре не было: на чистейшем снегу любое движение, даже одного-единственного человека, было заметно уже издали. С наступлением же весны наблюдение за окрестностями становилось одним из важнейших фактором, способным повлиять на исход боя: чем быстрее был обнаружен враг, тем больше времени было в самой крепости на подготовку к сражению и даже возможной осаде.
С довольно высоких стен открывался хороший обзор на сам Чугуев и прилегавшую к нему территорию, и Ваня невольно залюбовался этим видом. В его голове сами собой начали рождаться строки: они были очень похожи по ритму и звучанию, а в конце каждой и вовсе были одинаковые части. Орлу захотелось записать их в дневник, но он тут же осёкся, вспомнив, зачем именно позвал его сюда Курск.
Крым. Долгими зимними вечерами, сидя у уже привычной им печи, все пятеро говорили и о нём тоже. С рассказов Ельца, Воронежа и, главным образом, самого Курска, Орёл уже знал многое об их заклятом враге. О том, как тот передвигался, как нападал, каким оружием дрался. Что такое шляхи, сакмы и полон. И самое важное: как можно было противостоять этому неуловимому хищнику степей. Иногда Ване казалось, что друзья специально пугали его слишком страшными историями о его жестокости и бессердечности, но, когда он переводил взгляд на моментально становившегося серьёзным Курска, о понимал, что все их слова были правдой. Пожалуй, он боялся встретиться с ним, и это было нормально: так боится первого боя любой боец. Но он не сдавался: его грела поддержка Курска, Ельца, Морши и Воронежа, а также то, что где-то позади них, в закрытых им от врага землях, живут его мать, тёти, а также множество людей, населявших в ту пору Московию.
Именно этой весной Орёл впервые почувствовал себя пограничником и принял свою судьбу такой, какая она есть.
— Смотри, — прослушав часть рассказа наставника, Ваня пытался сосредоточиться на оставшейся, — вон там, — Курск махнул рукой, указывая куда-то вдаль, — проходит Муравский шлях, с него удобнее всего нападать на крепость, а там, — показал Курск в другую сторону, — Изюмский. Крым его тоже любит, так что смотри в оба: я больше, чем уверен, что Бахчисарай скоро объявится. Эти направления важны, но не стоит пренебрегать остальными: татарин может специально напасть откуда-то ещё, чтобы застать нас врасплох. Эй, ты слушаешь?
— Д-да! — В подтверждение своих слов Орёл, словно заинтересовавшись чем-то, подошел к узкой зубчатой бойнице.
— Ты уже знаешь многое, и потому я хочу, чтобы ты тоже нёс здесь часовую службу. Учитывая твои возможности, это будет происходить днём. И, пожалуй, не более четырёх часов. Это самое безопасное время: даже Бахчисарай, каким бы он ни был самоуверенным, не сунется сюда в эти часы.
Немного помолчав, севрюк добавил:
— Не думай, что это отменяет наши занятия. Ты всё ещё очень слаб и не умеешь толком воевать. Это надо исправлять.
Но Ваня, похоже, воодушевившись своим новым важным и опасным заданием, пропустил это мимо ушей. Курск хмыкнул. Он продолжал сомневаться в том, правильно ли он поступил, доверяя этому салаге такое ответственное место. А что, если Крым придёт днём? Справится ли Орёл?
Ответ на эти вопросы ему мог дать только опыт.
Начало мая 1571 года, г. Чугуев.
Так прошло ещё два месяца. Несмотря на предчувствие Курска, Крым так и не появился. Он, конечно, не сидел без дела: грабил где-то на юге, но до расположения их крепости не доходил. Но опасность того, что в один из своих походов Бахчисарай всё же решит зайти дальше, никуда не исчезала, и севрюк, продолжавший верить своему чутью, постоянно держал всех в боевой готовности.
Орёл же наоборот: успев привыкнуть к своей новой роли, он уже не был так взволнован и воодушевлён ей. Каждый раз, заступая на пост, он думал о том, что нет ничего скучнее, чем находиться практически на одном месте в течение нескольких часов и просто смотреть вдаль. Правда с течением времени его отношение к заданию изменилось: когда деревья начали покрываться листвой, Ваня вдруг понял, что, глядя на всё это сверху, ему захотелось писать. Захотелось взять перо и свой старый и потрёпанный уже дневник и записывать туда всё, о чём он думал и чувствовал, абсолютно все строки, рождавшиеся в его голове за долгих пять часов поста. Да, их было уже на один больше — Курск, видя, что его подопечный неплохо справляется со своей работой, немного увеличил время службы Вани.
Его обучение также продолжалось. Постепенно набирая обороты, оно уже перешло к тренировочным боям. Успехи Орла в них были невелики, и, хоть Курск и сильно поддавался своему ученику, Ваня всё равно в конце каждого сражения оказывался им повержен. Лишь только несколько раз парню удалось слабо ударить своего учителя. Сказывалась и симпатия — она мешала Орлу воспринимать Курска как серьёзного противника, и он в какой-то степени даже боялся причинить ему вред. Хоть это и значительно замедляло его обучение, Ваня не мог справиться с собой: это чувство было для него в новинку, и он хотел насладиться им в полной мере. А вот Курск был очень недоволен его успехами, но не говорил ни слова, всё также продолжая учить Орла. Несколько раз тому даже показалось, что севрюк не ругает его потому, что начал обо всём догадываться. Но Ваня старался вести себя только по-дружески, и потому отогнал от себя столь смущающие мысли.
Середина мая 1571 года, г. Чугуев.
Это случилось во время дежурства Орла. Однажды ранним вечером Ваня, как обычно проходя по крепостной стене и всматриваясь вдаль, заметил на горизонте со стороны шляха чёрную точку. Понять, что это было, а также в какую сторону она двигалась, было сложно. Этому мешали также сумерки, уже начинавшие ложиться на их небольшой город и его окрестности. Недолго думая, Орёл сорвался с места — нужно было срочно сообщить об увиденном Курску и остальным. Найдя учителя в их доме и сбивчиво объяснив ему происходившее, Ваня потащил его на пост — севрюк был гораздо опытнее его, и смог бы сказать точнее, что это и куда направляется. Следом побежал и Елец, находившийся там же в горнице.
