— Что-то случилось?.. — Вопрос мучил Орла уже долгое время, ведь с каждым днём Курск становился всё мрачнее и отстранённее.

— С чего ты взял? — Буркнул в ответ севрюк, тут же спохватившись и стараясь придать лицу обычное невозмутимое и даже немного весёлое выражение.

— Ну… — Протянул Орёл, не зная, с чего начать. — В последнее время ты сам не свой. — Не найдя ничего лучше, чем спросить напрямую, Ваня ещё не знал, насколько болезненным может стать для Курска этот разговор. — Ходишь грустный, поникший, даже немного рассеянный… Вот я и подумал, может быть, что-то не так?..

— Всё хорошо.

— Послушай… — Поднявшись со своего места, Орёл подошёл к собеседнику. — Иногда стоит делиться с другими своими переживаниями. — Он сел рядом. — Может быть я и не умею сражаться так хорошо, как ты, но зато я могу выслушать тебя и понять. Не держи в себе, будет только хуже.

— Это моё дело, и я сам справлюсь с ним, понятно? — Находясь так близко с Ваней, да ещё и наедине, Курску вдруг стало неуютно. — К тому же, чем мне может помочь твоё сочувствие? Исправить-то ты всё равно ничего не сможешь. Да что там! Даже я не смогу.

— Я могу разделить твою боль. — Улыбнулся Орёл, заставляя севрюка посмотреть на него. — Ну, я хотя бы попытаюсь…

— Если ты так хочешь… — Курск отвел взгляд, смотря куда-то на стену, но как бы и сквозь неё. — Возможно, мне и вправду стоит кому-то это рассказать. В общем, некоторое время назад на эти земли принадлежали одному очень дорогому для меня олицетворению.

Он замолчал, как бы вспоминая полузабытый образ того, кого не видел уже много-много лет.

— Его практически у меня на глазах отдали в рабство. Я тогда жил в Литве, и ничего, совсем ничего не мог с этим сделать. — Ваня буквально чувствовал, как обычно спокойному и сдержанному Курску тяжело давались эти слова. — С тех пор я больше его не видел. Он пропал без вести, я не знаю даже как найти хоть какую-то подсказку о том, где он сейчас.

«Интересно, о ком это он? — Пронеслось в голове Орла. — Мог ли он быть к кому-то привязан настолько сильно, что… Стоп-стоп-стоп, да этого же просто не может быть!»

— Ещё тогда, в Москве, когда я понял, где нам придётся жить, мне стало не по себе. Но здесь… — Паузы между словами Курска становились всё более большими, а их громкость — всё меньшей. — Это его земля, и я постоянно представляю его здесь. Я всё жду, что он однажды придёт, скажет, что с ним всё хорошо, что жив и здоров… Но время идёт, и ничего не происходит, лишь эта обстановка давит на меня всё сильнее. Отчасти поэтому я и стал заниматься с тобой так рано: мне нужно отвлечься на что-то, чтобы не думать об этом постоянно.

Поймав себя на мысли о том, что ему неприятны слова учителя, Орёл всё же понимал, что Курск чуть ли не впервые открыл перед ним свою душу, и потому придвинулся к нему поближе. Он понимал также и то, что тот в этот момент чувствовал себя слишком одиноким, и это гадкое ощущение нужно было срочно смягчить.

— Может быть, я помогу тебе его найти? — Немного подумав, предложил Ваня. На самом деле ему мало нравилась эта идея, но, раз уж он обещал выслушать Курска и помочь ему, то был обязан держать своё обещание до конца. Вместе с этим он не мог бороться с гнетущим чувством обиды, поднимающимся откуда-то изнутри. Конечно, он знал его название, но до этого дня ещё не верил, что так быстро познакомится с ним. — Мы все поможем, только нужно рассказать другим.

«А что, если этот кто-то — это его первая любовь? У него правда кто-то был?.. — Продолжил Ваня свою первую мысль и тут же смутился. — В любом случае, так можно переживать только за очень дорогое олицетворение…»

— Не надо ничего им рассказывать. Я делюсь этим только с тобой. Самое странное, кстати, знаешь что?.. — Немного оживился Курск, словно поддержка Вани и правда давала результат. — Я был самым близким ему олицетворением, и эта земля должна была перейти ко мне после его смерти. Но я… Я совершенно не чувствую её своей, будто… Будто он всё ещё жив.

Было видно, что последние слова дались Курску с особенным трудом, и от этого Орёл только ещё больше поник: ему казалось, что все его наивные надежды рухнули только лишь за один этот разговор. И зачем он только полез с этими своими расспросами! Но отступать уже было некуда, и Ваня решил узнать больше о своём негласном сопернике.

— Это был Крым?.. — Стараясь унять волнение, спросил он собеседника и, заметив недоумение Курска, добавил: — Я имею в виду, это Крыму отдали в рабство то олицетворение?..

— Нет, это был Глинск[3]. Тебе это название ни о чем не говорит, но это бывший ордынец, сбежавший в Литву. Там-то он и стал… Рабовладельцем. — Курск вздохнул. — Некоторое время назад в округе говорили, что он, якобы, сдох, но я не знаю, верить ли этим сплетням. Если это правда, то я понятия не имею, где искать нужное мне олицетворение. Да и от самого него ни весточки, будто и вовсе след простыл. А вдруг он умер уже? Или в рабстве у кого-то другого?.. В общем, я уже не знаю, что и думать.

Он снова посмотрел на Ваню, который грустно улыбнулся.

— Знаешь, а ведь ты похож на него. — Как-то слишком мягко и обречённо произнес севрюк. — Я помню его белые локоны и кожу… Нежную, прямо как у тебя.

«Как я раньше не понял! Я только усугубляю ситуацию, напоминая ему его возможную пару! — Мысленно удивился Орёл. — И как он меня всё это время терпел?.. Хотя, погодите-ка… Если я напоминаю ему того, кто был ему дорог, то, выходит, я всё же ему нравлюсь?! Нет-нет-нет, быть не может! Он же так скучает! Это неправильно! Да и то олицетворение наверное сейчас очень страдает, если вообще живо ещё…»

Ваня чувствовал себя виноватым. За то, что посмел ещё робко и наивно, но думать, что у них с Курском может что-то получиться. За свои первые, ещё не до конца сформировавшиеся и понятные ему самому, чувства. За то, что тот, о ком так переживает Курск, негласно уже стал Орлу врагом. И с чего он вообще взял, что Курск свободен?..

— Ладно, пораспускали нюни, и хватит. — Взбодрившись, улыбнулся Ване наставник. — Не привык я к этому. Да и дел ещё много. Давай отдыхай тут, а я пойду к остальным.

Он встал и своей обычной уверенной походкой направился к двери в горницу с печью.

— Вань, — уже собираясь сделать шаг в другую комнату, Курск вдруг остановился и, обернувшись, окликнул Орла по имени. Это было совершенно несвойственно ему, ведь он почти всегда называл Орла просто Орлом, как и всех других. Курск и сам удивился внезапному порыву, но потом мысленно свалил всё на влияние последнего разговора.

— А? — Ваня уже был погружён в свои путанные мысли, и не сразу понял, что его учитель снова обращается к нему. — Что?

— Спасибо. Мне действительно стало легче. — Губы Курска тронула лёгкая улыбка. На этот раз она была настоящей. Орёл чувствовал это, и других доказательств ему не требовалось.

«Может быть, ещё не всё потеряно? — Мелькнуло в его голове в ту секунду. — Что же всё-таки там за олицетворение такое было?..»

Снова вернувшись к раздумьям, Ваня ещё долго сидел в сенях, будто переваривая все полученные им сведения. За один только разговор на него обрушилось столько нового, что раскладывать по полочкам ему всё это придётся ещё долго.

Главным же открытием для юноши стало осознание того, что даже сдержанный и строгий Курск, с виду казавшийся бесчувственным воякой, тоже оказался способен на обычные человеческие чувства. Да и весь этот разговор очень сильно сблизил учителя и ученика, значительно сузив пропасть между ними и натянув через неё тонкую нить доверия.

Для того, чтобы окончательно понять, что ему делать дальше, Орёл решил записать всё в свой дневник, что он и исполнил сразу же по возвращении к его друзьям.

Начало весны 1571 года, г. Чугуев.

А время всё продолжало свой ход, и на смену холодной, но довольно уютной, зиме постепенно приходила весна. В начале марта солнце снова вернуло страждущей земле своё тепло, и под его влиянием снег начинал потихоньку таять, обнажая доколе спавшую под ним землю. Вскоре вернулись некоторые птицы, а с ними на улицы Чугуева, казалось, возвращались и люди.