Спасайся.

Отзываешься ты: я бы-де хотел от сует отстать, но не могу. – Нет, отвещаю тебе: не не можешь, но не хочешь. Хотящему действительно все возможно. По водам ходить, по воздуху летать и прочая нам невозможно, а от любви мира отвратиться с помощию Божиею возможно. Бог бо, Который повелевает изыти от мира, Той и помогает хотящим и тщащимся. Пронин люди такие же, как и ты, земные и плотяные были, и презрели мир, и ныне многие презирают. Им возможно было: убо и тебе, который единого с ними естества и немощи еси. Понуди себя, когда не хощешь; размышление беды наступающия и несумненная обещанного блаженства надежда понудит и унылое сердце. Знаешь, что делают люди в пожарном случае или в нашествии иноплеменников: все бросают, чтобы живот свой спасти, хотя и жалеют о доме и имении своем. Видишь, что страх временного бедствия и смерти делает, как и выше писал я тебе: ты им последуй в деле вечного спасения. Они ради временной беды и смерти оставляют все: ты ради вечного бедствия и смерти оставь мир, да не с миром погибнеши. Попадают люди в руки иноплеменническия и умирают или в плен горчайшей смерти отводятся, которые, не хотячи оставить имения, в доме остаются, и часто сгорают люди, которые в домы, пламенем объемшиися, возвращаются, чтобы оттуду имение восхитить, и тако люди, хотячи имение соблюсти, и сами погибают. Тако делают многии христиане, которые много собирают, а о душе небрегут; но тоежде страдают. Имение остается чужим, а сами на оный век отходят без надежды спасения.

Знаешь паки[271], что делают воины, как подвизаются и в смертные случаи вдаются. Ради чего? Чтобы славу и ранг заслужить. Их надежда временныя славы так поощряет, хотя часто и обманываются: как нас надежда вечныя славы не подвигает к подвигу? Поверь, друже, истину тебе пишу: ежели бы ты увидел будущую сынов Божиих славу, то и царскую диадиму, и всю мира славу, и все сокровище его, радуяся, повергл бы и о том едином тщался, как бы оную получить; ничто бы тебе от того не воспятило, не токмо прелесть мира, но и самое тяжкое мучение. Недостойны бо страсти нынешняго времене к хотящей славе явитися в нас[272]. Такожде, ежели бы тебе показал Бог адское мучение, то бы честь, слава, богатство и все угодие мира сего единым горьким пелынем было тебе; неутешно бы плакал и рыдал ты, чтобы на тое место не приитить. Но то бедность наша и слепота, что мы чего не видим, того и не желаем, и которого бедствия не чувствуем, того не ужасаемся, а слова Божия не рассуждаем или не верим тому, хотя и все к спасению нашему открыто в нем, и тако всяк своею волею погибает. Возьми в рассуждение воплощение Сына Божия и вольное Его страдание. Ради кого Он пришел в мир и пострадал? Ради человека. о, человек, человек! дивное дело Божие, и дивный о нем Промысл Божий! Ради чего пострадал Христос? Ради человека; не иная причина, как что сжалился над погибшим человеком и дабы страданием Своим его от вечныя муки избавить и в вечную жизнь ввести. О, великое воистину и непостижимое зло – вечная мука, от которой хотя искупити человека, и крови Своея не пощадил Господь, и великое и непостижимое блаженство вечное имать быти[273], которое ценою бесконечною куплено или, паче, возвращено нам, которое мы грехами нашими потеряли было!.. Воистину, единого человека душа и спасение ея дороже Христу, нежели весь свет, небо и земля, яко весь свет словом единым создал: рече, и быта[274],– а ради души человеческой Сам в мир пришел, воплотился, пострадал и умер. О, человеколюбия Господня! О, достоинства души, ради которой Сам Бог во плоти явился! и не токмо явился во плоти, но и пострадал и умер ради души… Благослови, душе моя, Господа! Тако ли благородную душу восхощем миру нечувственному порабощать, и, возлюбленную от Царя Небесного и кровию Его святою омовенную, скверною мира любовию осквернять, и духовно прелюбодействовать, и, как драгоценный бисер в кал тинный, повергать?.. Пропади мир со всеми прелестьми своими: пусть ищут его и любуются тем не познавший Христа. Нам, о христиане, един Христос – красота, всех красот краснейшая, премудрость, вся[275] премудрости сокровища содержащая, сладость, вся сладости превосходящая, слава, честь и похвала истинная довлеет. Он да будет нам украшение, богатство, слава, честь, премудрость, утешение, радость, веселие и все блаженство, ныне в тайне сердца нашего сокровенное, но в день Его явитися имеющее: тогда, то есть в откровении сынов Божиих, явится неоцененное все христиан сокровище, которое они ныне в скудельных сосудех носят, и, как злато закопченое, презираеми, и, как Маргарита, в грязи валяющаяся, попираеми, и, как плоды вне не красны, но внутрь сладки и благовонны, отвергаемы суть от злого и лукавого мира. Веришь ли сему? Когда веришь, то отвратись от сокровища, видимого только, но прелестного, которым мир любителей своих прельщает, и обратись ко Христу и сего сокровища истинного ищи у Него. А когда ныне не веришь, то тогда уже увидишь очами твоими, но поздно, но без пользы, но с жалением, воздыханием, сокрушением и теснотою сердца, – тогда, глаголю, когда праведницы просветятся яко солнце, в Царствии Отца их[276]. А понеже в отвращении сердца от мира сего почти вся сила христианского благочестия состоит, то возьмем в рассуждение некие к тому способы и тые в сердце нашем сокрыем и углубим, да во время искушения и напасти оттуду, как из влагалища, орудия тыя возьмем и станем в день лют, – станем препоясани чресла наша истиною [277].

1) Все, что ни есть в мире сем, человек при смерти оставляет, как и самый мир; наг входит в мир, наг и исходит от мира; никто не рождается богатым, благородным, почтенным, славным, но вси равными, убогими и нагими рождаются; такожде и от мира равными отходят: никто с собою ничего не выносит, ни богатый богатства, ни славный славы, ни почтенный чести, ни благородный благородия, но вси все зде оставляют; и тогда всяк праведно о сих мира сего сокровищах рассуждает, но уже поздно. Почто же за тем гоняться, что сегодня или утро оставим? А вместо того уязвленную и трепещущую Суда Божия совесть относим; едина добродетель с нами отходит отсюду, и спутствует нам, и клеветникам нашим заграждает уста, и приводит нас к Богу. Рассуждай о сих так ныне, как люди при смерти рассуждают, и тогда отстанешь от суеты.

2) Смерть за человеком ходит невидимою стезею; кончина его тамо постигает, где не чает, и тогда постигает, когда не надеется[278], и так постигает, как не чает. Буди убо всегда таков, каков при кончине быть желаешь; рассуждай сие и внимай себе, и не захочешь в мире ни чести, ни славы, ни богатства, ни прочего угодия. Думай, что сегодня или утро скончаешися, и тогда вся суета от сердца твоего исчезнет. Что бо в чести, в славе, богатстве и прочем угодии при кончине находящемуся? Хотя царство или золотыя горы предлагай и обещай ему, небрежет о том. Едина у него мысль, как бы блаженно скончаться. Буди убо ныне таков ты, и всякий день полагай себе последний, и ожидай, когда Господь твой позовет тебя к Себе, и ничто тебе не будет мило в мире, и когда на сей страже будешь бдеть и стоять, блаженно скончаешися.

3) Смертию, как вратами, всяк входит в вечность: тут начинает человек быть или вечно блаженным, или вечно бедным и окаянным; тут часто, и по большей части, богатый делается вечно нищим, славный и почтенный вечно бесчестным, господин вечно подлейшим[279] раба своего, князи и вельможи худшими подданных своих и прочий, по мнению мира великии, вечно убогими и уничиженными во веки начинают быть – и будут. Тут от всякого отступает утеха, которою кратко, как во сне, наслаждался, и наступает лютая горесть, которую вовеки без конца будет вкушать. Тут кончится и терпение убогих; и нищий начинает быть вечно богатым, отверженный вечно избранным, презренный и поруганный вечно славным, страждущий вечно утешенным, скорбный и печальный вечно радостным и веселым. Словом, всяк приемлет свой жребий вечно[280]. Блаженнии сии, и паки реку, блаженнии, яко вечно будут блаженнии: окаяннии тин, яко вечно будут окаяннии. Рассуждай сие, и сия людей перемена изменит тебя, и сделаешися иным, как прежде был. Вечности бо рассуждение сильно есть[281] подвигнуть и переменить сердце человеческое.