Директор подозрительно взглянул на Винни.
– Вы следите за моей мыслью? – осведомился он.
Винни поспешно кивнул.
– Отлично, – сухо заметил директор, – а то мне было показалось, что вы заснули.
– Ну что вы! – запротестовал Винни. – Мне очень интересно. Очень.
– Не сомневаюсь, – отрезал директор и продолжил: – Исследуя человеческий мозг Браун, разумеется, также придерживался сугубо механистического подхода. Для начала он, пользуясь его терминологией, “отделял зерна от плевел”, то есть попросту изымал мозг из черепной коробки и утилизировал все остальное. Потом – препарировал мозг, помещал в питательную среду и буквально нашпиговывал электродами, превращая в эдакое жутковатое подобие иголочной подушки.
Директор передернул плечами.
– Каждый электрод, по Брауну, мог либо подавать мозгу входной сигнал, либо снимать выходной. Под входными сигналами Браун понимал нервные импульсы, поступающие в мозг от органов чувств, а также сигналы с участков мозгов, отвечающих за ассоциативное мышление, воображение, память и так далее. Выходам соответствовали…
Директор усмехнулся.
– С выходами у него возникли проблемы. Во-первых, их было на порядок меньше, чем входов. Во-вторых, сам Браун затруднялся объяснить, что тот или иной из них значит. Он потратил десять лет на то, чтобы это выяснить, и знаете что?
Винни с готовностью помотал головой.
– И результаты его работ были утеряны!
Директор шумно вздохнул.
– Это может понять только ученый. Десятилетия напряженной работы, сотни экспериментов, тысячи неудач – и все впустую.
Он повесил голову, но тут же ее поднял. Его глаза сверкали.
– Почти впустую! – победоносно объявил он. – Ибо остались его несравненные… Гениальные! Шедевральные! Графики памяти.
Директор взглянул на часы и нахмурился:
– Однако… Тогда, если позволите, я уже вкратце… Брауну удалось показать, что мозг хранит совершенно невероятное количество дополнительной – так сказать, служебной – информации, в том числе – записи, или логи, своей активности в прошлом. Воздействуя на определенный участок мозга заданной последовательностью электрических импульсов, Брауну удалось получить ответ, содержащий в себе эту служебную информацию. Браун уверял, что получил выходной сигнал, содержащий – в зашифрованном, разумеется, виде, – записи о всех действиях, совершенных мозгом: полученные входные сигналы, использованные связи, выработанные ответы. Иными словами, полностью восстановил последовательность внешних событий так, как их воспринял мозг. Более того, меняя последовательность входных импульсов, он сумел указывать мозгу интересующий его момент в прошлом с точностью до минуты. И, самое потрясающее, сумел доказать это.
– Вы хотите сказать, что это работает? – с изумлением переспросил Винни.
– Несомненно, – важно кивнул директор.
– То есть, вы можете заставить мозг любого человека выдать все, что происходило в опеределнный период времени?
– Нет, – сдержанно отозвался директор, – не могу. Во-первых, метод Брауна требует использовать импульсы такой силы, которой живой мозг просто не выдержит. Сгорит. А, во-вторых, большая часть работы утеряна. Мы все равно не сумели бы расшифровать полученную информацию.
– А… зачем же вы мне об этом рассказываете? – слегка растерялся Винни.
– Затем, – директор важно поднял вверх палец, – что кое-что мы все-таки можем. Мы знаем точку, на которую следует воздействовать, и знаем, как задавать интересующее нас время. Единственное, чего мы не знаем, это как расшифровать ответ.
– И?
– И это лучше, чем ничего. Настолько лучше, что широко используется на практике многими… Не буду говорить кем. Разумеется, о том, чтобы использовать результаты на суде в качестве доказательства, не может идти и речи. Но для общего, так сказать, развития и внутреннего пользования, метод подходит идеально.
– Подождите, вы же говорили, на живом человеке это не работает. Или вы хотите…
Директор вздернул подбородок.
– Вы с ума сошли. Я врач. Можно использовать импульсы меньшей силы. Разумеется, ответ будет содержать больше шумов, но, поскольку мы все равно не можем его расшифровать, оно и неважно.
– Но, – начал Винни, – я не понимаю… Зачем нам ответ, которого мы не можем понять?
Директор снисходительно улыбнулся.
– Только для того, – важно сообщил он, – чтобы выяснить, есть он вообще или нет.
– Ответ?
– Ответ.
Директор сочувственно улыбнулся.
– На самом деле, все просто. Мы последовательно нагружаем мозг испытуемого импульсами, каждый из которых соответствует какому-то моменту в прошлом, и измеряем силу ответа. После чего, собственно, строим график. Просто, как все гениальное. В моменты времени, когда мозг испытывал нагрузку, отличную от обычной, на графике будет весьма заметный всплеск. Или… – директор запнулся. – Столь же заметный спад.
– Спад? – удивился Винни.
– Ну да. Обычно они соответствуют периодам сна, но могут также говорить и о тяжелом психическом заболевании.
Винни молча ждал продолжения.
– В общем, чтобы не ходить вокруг да около… Забывчивость вашего клиента кое-что мне напомнила, и я…
– Да? – сказал Винни.
– И я построил для него график памяти на день убийства.
– И?
– И ничего. Точнее, почти ничего. Почти ничего в день убийства в период с семи вечера до половины восьмого. Выходной сигнал практически на нуле. Это означает, что он либо спал, либо…
– Либо?
– Либо, – продолжил директор, – бодрствовал, но его мозг выполнял меньше функций, чем обычно.
– То есть?
– Это возможно, если, например, кто-то другой взял на себя часть функций мозга. Например, принятие решений. Мозгу, соответственно, оставалось лишь выполнять команды. Вероятно, чужие команды.
– Чьи? – выдохнул Винни.
– Откуда же я знаю? – удивился директор.
– Но как это возможно практически? – спросил Винни. – Гипноз? Внушение? Нейропрограммирование?
Директор пожал плечами.
– Способы воздействия на человеческое сознание существовали и оттачивались веками. Инстинкты и наркотики, наследственность и воспитание, религия и общественное мнение. Привычки, наконец – все это тоже позволяет вам действовать, практически не принимая решений.
– Но это же все меняет! – оживился Винни.
– Вряд ли, – вяло отозвался директор. – Дело в том, что ваш случай вовсе не уникален. В свое время мне довелось повидать десятки таких графиков. Ну, почти таких. Здесь область затемнения что-то уж чересчур большая. Обычно она ограничивалась минутами.
– Вы не могли бы рассказать об этом подробнее?
– Не мог бы, – отрезал директор. – Я и так рассказал вам куда больше, чем собирался. Кроме того, я опаздываю. Вам же вполне достаточно знать и то, что подобная забывчивость – явление весьма распространенная.
– Послушайте, – медленно проговорил Винни. – По сути, вы сейчас сказали, что мой клиент действовал по принуждению. Это означает, что он, скорее всего, невиновен.
Директор кивнул.
– Понимаю, куда вы клоните. Мне очень жаль вашего клиента, – сказал он, – но, боюсь, не существует ни одного законного способа доказать это.
Винни внимательно посмотрел на директора.
– А незаконного? – вкрадчиво спросил он.
– Я имел в виду не совсем это. Я хотел сказать, что способы есть, и способы совершенно законные, но ни один суд не примет в рассмотрение результаты, полученные с их помощью.
– О чем вы говорите?
– Даже если человек действовал по чужой воле… Даже если он не помнит этого после… Где-то в его памяти все равно хранится все что он сделал и видел. Черт его знает где, черт его знает зачем и черт его знает в каком виде, – раздраженно закончил директор. – Я дам вам телефон одного человека… Не знаю, как он это делает, но пару раз он сумел-таки вытащить эту информацию. Восстановил область затемнения почти полностью.
Директор написал на листке телефон и протянул его Винни.
– Попробуйте, – сказал он. – Может, чего и выйдет. А теперь, прошу извинить, меня ждут больные.