Софисты гастролировали в поисках лучшего заработка, проявляли последовательную и теоретически обоснованную беспринципность, своекорыстие. Неудивительно, что их не уважали в тогда еще традиционном обществе, но… Но детей своих родители им все равно отдавали и платили за их обучение хорошие деньги, хотя плоды софистического воспитания не замедляли сказываться на их «облико морале».

Почему же отдавали, если понимали, что софисты превращают юношей в интеллектуально развитых хищников? Да все потому же: те вооружали их и готовили к борьбе за существование.

Во все времена родители не против, чтобы их дети были честными и добрыми, но мало кто согласен, чтобы при всем том они были еще и безобидными, а значит, беззащитными, в то время как «жизнь такая», что приходится не жить, а выживать.

Когда выбор состоит не в том, чтобы жить хорошо или еще лучше, а в том, выживешь ты или нет в принципе, большинству становится не до «высоких материй»: конечно, выжить! Любой (любой!) ценой. А для этого в каждой ситуации необходимо уметь ясно осознавать и твердо отстаивать свои интересы.

Как индивидуум такой человек, конечно, скорее выживет в обществе, приспособится и возвысится. А как личность?.. Если понимать под этим совокупность добродетелей, сформированных в том числе в противостоянии всевозможным искушениям «закона джунглей»? Скажем, сохранился ли как личность человек, если во избежание преследования как «член семьи врага народа» он отрекся, от кого требовалось? А сохраняется ли как личность человек, если он в ситуации морального выбора отдает предпочтение выгодному перед нравственным? Нет? Так во благо ли нашим детям, если в заботе об их образовании мы отдаем предпочтение предметам более «полезным», исходя из их будущей профориентации, в ущерб сокровищам родного языка и литературы?

Я не говорю, что из всех детей надо готовить филологов, историков и прочих гуманитариев и что надо пренебрегать точными науками. Вопрос лишь о приоритете базового гуманитарного развития, поскольку остальное приложится.

Крепкие гуманитарные основы нужны всем, а уж будет ли человек специализироваться и совершенствоваться в гуманитарной сфере – его жизненный выбор. Если у ребенка есть способности к точным наукам, его целенаправленное гуманитарное развитие в любом случае не подавит и не угасит их в нем. А поскольку «человек – существо словесное», именно словесность – важнейшая отрасль образования, формирующая личность.

Впервые термин «логос» употребил «плачущий» философ Гераклит. «Плачущим» его прозвали за вселенскую скорбь о людях, пропадающих во тьме невежества. Не «неведения», заметьте, а именно невежества: это принципиально разные вещи.

Неведение и недостатком-то в обычном смысле слова не назовешь. За неведение грех укорять, все мы чего-то не знаем, в чем-то ограничены. «Сама по себе ограниченность человека не есть глупость, – пишет в своем дневнике священник Александр Ельчанинов. – Самые умные люди непременно ограничены в ряде вещей. Глупость начинается там, где появляется упрямство, самоуверенность, то есть там, где начинается гордость».[11]

Невежество глупо именно в силу своей самоуверенности и самодовольства. Спустя лет этак сто после смерти Гераклита другой великий философ, Платон, заметит как бы со вздохом: «…тем-то и скверно невежество, что человек ни прекрасный, ни совершенный, ни умный вполне доволен собой».[12]

Гераклита принято считать мизантропом.[13] Смею предположить, что это не совсем справедливо. С одной стороны, он потому и не захотел стать царем в Эфесе, что ненавидел демократию как власть большинства худших над немногими лучшими, но по отношению Гераклита к толпе вряд ли стоит делать далекоидущие выводы о его отношении к человеку как таковому и к людям в целом.

В толпе он презирает не «классового врага», не чужое племя, а некую общность – носителя ненавистного ему мировоззрения, претендующего на статус мудрости, здравого смысла. На самом же деле, по его мнению, мудрость толпы – сущее неразумие, суета. Вместо познания истинного смысла, разума, который правит Вселенной, люди увлекаются тленным, руководствуются в жизни телесными желаниями или предрассудками.

Гераклит отвергает все, что является общепринятым: бытующие понятия о добре и зле, о природе вещей, религиозные представления. Это все ложно, потому что люди глухи к вечному «слову», но руководствуются «ходячими воззрениями толпы» в мнениях и оценках, а в религиозной жизни – «россказнями невежественных аэдов, повторяющих Гомера и Гесиода».[14]

Сам же Гераклит в своей философии глубоко религиозен. В ней он обретает откровение вечного смысла всего существующего, о котором говорилось выше, и возможность осмыслить свою жизнь. Но его религиозность несовместима с народными верованиями.

Религиозность Гераклита – еще не богооткровенная религия, но это уже протест души, истосковавшейся по Истине, против язычества, удалившегося от почитания Отца Небесного во тьму идолопоклонства.

Гераклита раздражала именно самодовольная тупость, бессмысленная болтовня, противоестественная для человека и недостойная его как причастника божественного огня, из которого все происходит и в который все возвращается, потому что душа, согласно его учению, – огненной природы.

Огненной не в буквальном физико-химическом смысле. Вечно живой огонь Гераклита не сводится к огню, языки пламени которого мы видим; к огню, который и греет, и обжигает; к огню, хранимому человеком, им же разжигаемому и гасимому. Его огонь – это божественная первооснова бытия, вечный процесс бывания. И вот эту божественную первооснову всего сущего, «единое» (ἕν, эн[15]), Гераклит назвал Логосом – Словом.

Этот термин будет в дальнейшем заимствован стоиками для обозначения божественного разумного мироправящего начала, а после станет краеугольным в христианском богословии, но Гераклит – первый, кто прикоснулся в потемках блуждающей человеческой мысли к бытию Слова и произнес это имя, которое спустя столетия употребит в отношении Сына Божия первый христианский богослов и Его любимый ученик Иоанн.

Почему Слово? Сразу отметим, что греческое слово λόγος (логос) переводится на русский язык не только как «слово» в его обычном понимании. Это буквальный, но не исчерпывающий перевод. Его можно перевести как «разум», как «речь» (в смысле «слово о чем-нибудь»); это и «отношение», и «закон», и «мера».

Так вот по этой причине Гераклит и называет первосущностный огонь, горение которого чувствует в себе, Логосом. Хаотичному блужданию мысли одних и стройному фантазированию других он противопоставляет строгое упорядоченное мышление, восходящее к единому Разуму (Λόγος) как источнику не только знания, но и самой способности аналитически мыслить, который задает человеческому разуму критерии истины и обязывает интеллектуально развиваться.

Беспорядочной и безответственной болтовне Гераклит противопоставляет взвешенное и точное рассуждение, восходящее к единой Речи (Λόγος) как источнику способности выражать мысль словом. Поведению, обусловленному собственными или чужими эгоистичными интересами, собственными прихотями и похотями или соблазнами, он противопоставляет жизнь, свободно и разумно выстраиваемую в соответствии с познаваемым Законом (Λόγος) как основополагающим принципом бытия, определяющим природу человека. «Мыслить есть высшая доблесть, – заявляет Гераклит, – и премудрость в том, чтобы говорить истину и поступать по природе, внимая ей».[16]