Бумагу мою он бережно разложил на столе и долго раздумывал, что же на ней написать. Наконец, взял авторучку и черканул наискось: «Инсп. Оформить на работу, запросить характеристику». Ну, и, соответственно, подпись. — Зайдете туда минут через десять, — он кивнул подбородком на смежную комнату и с восхищением повторил: — Ну, вы и жук!
Инспектор вопросов не задавал. Был сух и немногословен. И кличку носил соответствующую — Кирпич. Он взял у меня трудовую книжку, паспорт на прописку по флоту и объявил: — С сегодняшнего дня ты, ёк макарёк, в резерве. — Что делать то надо? — А ничего. Дважды в день приходить, отмечаться в этом окошке. Завтра с утра и начнешь… — Вот вам и долгая песня, — сказал я Квадрату по телефону. — Что, уже?!! — изумился он. Я поудобней устроился в шикарном кресле и начал рассказывать о своих приключениях. В трехкомнатном «люксе» с видом на Кольский залив было покойно и тихо. «Кольское» пиво мало чем отличалось от чешского «Будвара». Холодильник забит жратвой. Что еще нужно неприкаянному бичу? Разве что бабу? Мушкетов слушал меня с искренним интересом. Там где надо, смеялся. Но, по большому счету, недоумевал. — Тебе на месте виднее. Но сдается мне, что тут что-то не так. Да, — спохватился он, — ты в этот номер не вздумай кого-нибудь привести. Пять минут не пройдет — нагрянут с облавой хлопчики из подвала. А краснеть за тебя опять же придется мне. — Медведь? — догадался я. — Он, проклятущий. Слово откуда знаешь? — Отец говорил. — Дать бы ему, твоему отцу! Ты посторонний. Тебе не положено... Он долго еще высказывал свое возмущение по поводу несоблюдения ведомственных инструкций. А в самом конце произнес и вовсе загадочную фразу: — Слышь, дьяволенок? Мушкетов помнит добро. И платит за него в трехкратном размере. Будем считать, что счет два — один.
Прошла неделя, вторая. Я ежедневно ходил отмечаться и, даже, получил за это зарплату. Но как-то утром инспектор сказал: — Что-то ты, ёк макарёк, долго в резерве стоишь. — Мне тоже так кажется, — ответил я с возмущением. — А что делать? — Ты у Попова был? — постным тоном спросил Кирпич. — Был. — И что он тебе сказал? — Ничего не сказал. Направил сюда, в Мурманск. — Ты у какого Попова был? — Да там, в Архангельске, начальник отдела кадров. — Твою мать! — инспектор подпрыгнул на стуле. — Здесь, в Мурманске, есть у тебя групповой инженер — Евгений Селиверстович Попов. Дуй скорее к нему. Иначе повиснешь в воздухе!
За дверью с надписью «Механики» было шумно. В кабинете не протолкнуться. Сразу несколько человек разговаривали по телефону. Выбрав подходящий момент, я громко спросил: — Кто здесь будет Попов Евгений Селиверстович? — Я. А что? — послышалось из-за спины. В голосе чувствовалась тревога. Таким обреченным тоном общается с нарядом милиции потенциальный клиент медвытрезвителя. В кабинете все вдруг замолчали. Несколько сочувственных взглядов устремились к объекту за моим левым плечом. Я обернулся. В углу, за видавшим виды столом, воробышком сидел человек в засаленном на локтях стареньком пиджаке. Судя по цвету лица, водочку он любил искренне и самозабвенно. Родись товарищ Попов в другой семье, быть бы ему вконец опустившимся алкоголиком. Но фамилия, мать ее так! Она крепко-накрепко пристегнула его к такой хлопотливой профессии. — Я Попов. А в чем, собственно, дело? — Дело в том, — пояснил я, — что я тут у вас работаю. — Интере-е-есно! — протянул Селиверстович. — И давно это вы… тут у меня работаете? М-да, сарказм он еще не пропил. — Третья неделя пошла, — ответил я вежливо и корректно. — Вот как, и кем же вы у меня работаете?! — закипая, спросил групповой инженер. — Начальником радиостанции. — На работу кто принимал? — тоном прожженного следака, рявкнул Попов. Это физиология. Испуганный человек всегда выпускает пар после того как. Только что, вроде, Бога молил: Господи, пронеси и помилуй! А как пронесет — он того боженьку и по матушке. — Там, в Архангельске, меня принимали, — тихо ответил я, не желая прилюдно светить благодетеля. — Совсем конторские ох…ели! — Групповой инженер поднял голову, приглашая присутствующих разделить его возмущение. — Кто там, в Архангельске на работу вас принимал?! — грозно спросил он, хватаясь за телефон. Что ж, сам напросился! Я еще раз прикинулся дурачком, делая вид, что усиленно что-то припоминаю. — Ну?! (А подать сюда Тяпкина-Ляпкина!) — Да какой-то там… Пономарев. — Гык! — сказал Селиверстович и плотно уселся на стуле.Телефонная трубка повисла в воздухе. Он крутил ее в правой руке, не зная куда приспособить. — Так это, — продолжил он исключительно для меня через пару минут после «гык», — вам надо пройти обучение по КИПам и АСВ. Это у седьмой проходной. Сейчас я выпишу разовый пропуск. А уж как с этими делами покончите, милости просим сюда, на проверку знаний…
В общем, помог мне тогда Виктор Игнатьевич. Крепко помог. Теперь, если верить тексту письма, я должен ждать он него неприятностей. Отец такой человек, что зря ничего не напишет. С чего бы он стал оговаривать старого друга? Значит, Момоновец. Когда он сделает первый ход? Или уже сделал? Вот нутром чую: на судне что-то не так. Не слишком ли много случайностей и совпадений для одного, еще не закончившегося дня? — думал я, стучась, для проформы, в открытую дверь капитанской каюты. Но все мои подозрения пока оставались лишь подозрениями.Слишком долго я жил, думал и поступал, как все.
В апартаментах было по-прежнему чисто. Наверное, гости еще до конца не освоились. Но, судя по остаткам в бутылке, выпито было достаточно. Не теряют времени защитники Родины, а ведь только-только проскочили Североморск. Горизонт заслонила долгая тень «короля рейда» — авианесущего крейсера «Киев». Все были на взводе, хоть до «ты меня уважаешь» дело еще не дошло. Сергей Павлович выглядел каким-то неестественно возбужденным. Крупные капли пота горошинами катились по лбу. Он глянул на меня расширенными зрачками, и я понял, что этот поезд уже несется без тормозов. — Вот и морконя! — сказал он с глуповатым восторгом, тыча в мою сторону кружкой, как учитель указкой. — А мы его уже заждались! Проходи, Антоха, присаживайся. Опоздавшим положено догонять ушедших вперед. Так что не обижайся, а принимай на грудь штрафные сто пятьдесят! Опоили, что ли, нашего Палыча? Совсем позабыл, о чем мы с ним только что договаривались. Нашел, блин, скорохода! Знает же, что сегодня мне уезжать. А отступать поздно. Я принял из рук капитана стандартную флотскую кружку и нацелился на закуску. — Ну, давай, мужики, за знакомство! — с готовностью приподнял свою тару и давешний капитан третьего ранга. Тот самый, у которого шрам у виска. — Зовите меня Стас. — Игорь. — Никита. Я тоже назвал себя. Рукопожатия, оценивающие взгляды — все как в обычной компании. Повышенного интереса к своей персоне я не заметил. Вот и славно! Проще всего расколоть человека во время совместной попойки. Это важнейшая составляющая агентурной работы. Тут главное что? Больше слушать, а свой рот держать на замке. Не надо заканчивать разведшколу, чтобы дойти до этой простой истины. «Пьян да умен — два угодья в нем» — гласит народная мудрость. Американец Карнега — и тот сообразил, что самые выгодные контракты заключаются за столом. Хочешь иметь выгодный бизнес? — пей со своими деловыми партнерами. Вот почему пьянство как мафия: бессмертно и не имеет границ. Это, конечно, не отпечатки пальцев, но даже по тому, как человек держит стакан, можно сказать очень многое о его характере и образе жизни. Водки я пью много. И не пьянею без всякой химии. Флотские тоже держались монолитами. Сказывались, видимо, годы упорных тренировок. Я исподволь наблюдал за подводниками, пытаясь понять для себя: стоит их опасаться, или не стоит? Стас за столом балагурил. Тонкие, злые губы под волевым подбородком источали веселье. Но было оно каким-то фальшивым. Люди с его типом лица не умеют рассказывать анекдоты. Было оно слишком аморфным, небогатым на мимику. Да и нос у капитана третьего ранга вырос настолько прямым, что малейшая гримаса делала его лицо горбоносым. Спирт он не разводил и пил его маленькими глотками — как будто забивал гвозди. Что касается глаз, то я их опять не смог рассмотреть. Стас даже в каюте не снимал дымчатые очки. Предвосхищая возможный вопрос, он успел пояснить, что глаза, мол, подпалил в Арктике. Причем, пояснил очень ловко, не заостряя на этом внимания.
