Горбатый, которого в округе дети прозвали Квази, плевался, что-то гундосил и жутко матюкался – это единственное, что Эрик сумел понять из всего, что этот уродец шамкал.

Несмотря на свое убогое телосложение, Квази двигался быстро – то медленно, лениво, то бегом, энергично, припрыгивая, словно огромная жаба.

Ведьма, идущая впереди, подгоняла уродца.

Существо с отвратной красной кожей было одето в рванье. В ответ на слова колдуньи оно плевалось и топало кривыми ногами.

Ему не терпелось вцепиться своими кривыми зубами в плоть рыцаря.

Каждый шаг приближал к тому самому мгновению; движение вздымало в нем невероятную радость. Он уже наслаждался той эйфорией, которую ему доставит вкус мяса и крови. Квази торопился. Жажда была неутолима.

Внезапно Квази остановился, видимо его невероятно развитый слух уловил посторонний звук. Он прильнул брюхом к земле. Существа подобные ему обладали фантастическим даром, который помогал им охотиться. С помощью колебаний почвы Квази мог узнать, сколько поблизости жертв, куда они двигаются и их скорость. Дифференцированные и в то же время отчетливые колебания… Казалось бы, такая мелочь, но если умело ей воспользоваться, можно стать одним из опаснейших обитателей леса.

Но Эрик знал о способностях уродца. Он прекрасно понимал, что Квази не сможет на него напасть, если он будет вызывать нерегулярные, спорадические колебания. Паладин сделался неподвижным. Убедившись в том, что нечеткий, слабый сигнал был ложным, горбатый продолжил волочить за собой тело рыцаря.

Дождавшись ухода ведьмы и уродца, Эрик выбрался из-за поваленного ствола, усеянного прорехами, из которых сочился ярко-золотой свет, и двинулся по тропе за целью.

Вдоль стези росли могучие деревья. Отверстия самых разных форм излучали свет, некоторые деревья имели что-то вроде лиц. Десятки изваяний, с щелками вместо глаз, смотрели на паладина; провожали его к разрушенной у вершины арке, поросшей мхом.

Он узнал надпись на дугообразном строении, которое не имело при себе ни колонн, ни пилон, ни столбов. Надпись была на Старшей Речи.

– Goityn gismer. – Прочитал Эрик. – «Оставьте надежду»…

Ведьма со своим помощником уже скрылась в лесу. Гадко-жуткий контральто все еще возмущал тишину, и с каждым шагом Эрик все четче понимал ее речь. Это свидетельствовало о том, что ведьмина хижина где-то совсем рядом – возможно, в шести-восьми локтях от огромного древа, которое внезапно возникло посреди тропы.

Солидно-величавый, занимавший полдороги, слегка накренившийся, ствол вздымался вверх, раскидывая по сторонам разлапистые ветки, усеянные зелеными листочками. Исполинское дерево выступало из ровной лесной стены, выползало на дорогу, заставляя любого, кто идет по стези обходить его. Узловатые корни толстенными щупальцами расходились в разные, разбегались во все направления, торчали прямо из почвы.

Но не размеры древа привлекли внимание паладина. Совсем не размеры.

На одной из толстых веток могучего дерева покачивалось тело.

Старая плетеная веревка тихонько поскрипывала. Грузное тело маятником совершало колебания. Над бритой головой бедолаги фосфоресцировал эллипс, выщербленный в стволе; рядом с ним – десятки, а то и сотни, неправильных окружностей и бесформенных дыр, освещающих тело слабым мягким светом.

Эрик подошел к телу в лоснящемся хитоне, обильно усыпанном дырками. По его оголенному левому плечу ползли гусеницы, а рваные раны милосердно прикрывал кусок старой ткани, служивший одеждой. Запекшаяся кровь и грязь слоем покрыли лицо висельника, милосердно скрывая его от чужих взглядов.

Он был не единственным.

С другой стороны, на толстых ветках, висели еще тела. Раздетые, истерзанные жадными клювами ворон тела, являющие собой следы насильственной смерти. Многих уже невозможно было опознать. На головы некоторых были надеты кожаные мешки.

Эрик огляделся. Лес вокруг молчал и явно не собирался подсказывать, что здесь произошло. Но паладин и так знал. Жрецы… Работники храмов, якобы сторонники праведного суда над колдунами и колдуньями. На деле же – убийцы, прикрывающие свою жестокость волей Старых Богов. И подобных деревьев было много… Гигантские, сказочно старые деревья висельников были почти во всех лесах. Что уж говорить, следы аутодафе были везде…

Отсалютовав неизвестным, Эрик продолжил путь. Вот только теперь он шел осторожно: потянувшись к рукояти клинка. Он ежесекундно озирался, вслушивался в каждый шорох, наблюдал за беспокойным движением папоротников. Сотканная из скрипов, шелестов, трели и завывания, лесная атмосфера поглощала посторонние звуки, врывающиеся извне и вызывающие какофонию.

Преодолев добрых шесть локтей тропы, Эрик добрался до дома ведьмы. Как он и ожидал – покосившийся домик, стоявший чуть в стороне от дороги, утопал в зарослях малины. Ветер, пронизывающий здание, напевал незатейливый мотив, проникая в зияющие прорехи окон, которые безучастно пялились на округу. Пустые взгляды дыр отозвались у паладина мурашками. Конечно, он не в первый раз видит хижину ведьмы, но в этой было что-то, чего не было в других. Может, во всем виноват сам лес. Вокруг хижины деревья были кривобокими, кустарники росли будто бы украдкой, ползли к домику, лентами двигались по старым ступеням; в общем – растительность была жухлой, лишенной оживляющего весеннего прикосновения. Впереди был развилок. Часть стези ползла дальше, в дебри, а вторая, более тонкая полоса, вдоль усыпанная костями и трухлявыми колодами, змеей устремлялась к хижине.

Паладин снова огляделся, убедился в том, что ни уродца, ни ведьмы поблизости нет. Изнутри дома доносился говор. Мерзопакостный голос лепетал, а ведьма металась по дому. Изредка доносился голос Квази и… Человека?

А, возможно, это был кобольд, гном или эльф – не исключено, но Эрик сразу решил для себя, что это человек. Он спас так много невиновных, что мог по манере речи определить нуждающегося в помощи. Гномы, например, частенько матюкались, поносили недруга на чем свет стоит и угрожали ему; кобольды пытались договориться, а эльфы и вовсе молчали; не тратили свои силы на лишние слова, старались выпутаться и дать отпор обидчику.

Квази продолжал беспокойно ходить возле еще живого человека.

Ноги и руки жертвы были крепко связаны заскорузлой веревкой.

Горбатый уже было взял со стола длинный булатный нож, и направился к будущей жертве, но его остановил муторный голос хозяйки:

– Этого пока жрать нельзя! – рявкнула колдунья высоким голосом. – Иди жри дохлого!

– Не… не хочу! – мерзким тенором ответил Квази, топчась на месте. – Не хочу тухлятину… Мне нужна свежатина! Дай мне мясо!

– Я те щас дам мяса, урод! Щас как дам!..

– Аааа! – взвизгнул Квази. – Стой! Прошу…

– То-то же! А ну, упердывай отсюдова, стервец, не то второй раз получишь, мало не покажется!

Квази уже подползал к двери, как ведьма остановила его.

– Стой… – шепнула она. – Отойди от двери. Кому говорю, отойди! Там кто-то есть.

– Кто? Храмовщики? Солдаты?

– Нет, – продолжая шептать, колдунья двинулась к правому окну хижины. – Хуже… Кто-то посильнее оных.

– Бред… Сюда никто не сунется; разве что какой-нибудь идиот, аль самоубийца.

– Не бред, говорю тебе, козлина ты горбатая! – едва ли не крикнула ведьма. – Точно знаю, он стоит за дверью… Выжидает, мразь. Так, кончай с тем, – она указала на связанного солдата.

– М? Мммм! – завыл пленник.

Говор не прекращался ни на мгновение. Ведьма что-то бубнила – разобрать что-либо было крайне сложно, но паладин сумел понять, последнюю фразу. Колдунья приказала горбатому помощнику убить связанного солдата. После этого Эрик услышал безнадежное завывание и ругань.

Ждать нельзя.

Пора.

– Рано его мочить! – протестовал Квази, закрывая пленнику рот веревкой, мешающей громко говорить. – Сама сказала… Ты права… Надо сперва с теми разобраться, не то пропадет мясо. Этот сукин сын еще нужен…