— Ne me quitte pas, papa… — простонала женщина. — Ne me quitte pas…[2]

Марта лежала на полу. Ее чудовищно лихорадило, лицо онемело от слез. Не было сил, чтобы пошевелиться.

— П… Прости меня, — выдавила она.

Размытый мир не желал обретать четкость. Женщина не могла различить даже изящный узор паркета, спрятанный за влажными бликами в сантиметре от ее глаз, но присутствие Эстер ощутимо давило холодом. Девушка сказала, что теперь Марта себя ненавидит. Правда, как она есть, но… После воспоминаний, что пронеслись в голове женщины насыщенной пленкой реалистичного кино и вспороли нутро чужой болью, ненависть эта обрела иные масштабы. И новые мотивы.

— Простить? — прошептала Эстер. — Серьезно? Ты считаешь, что достойна прощения?

Конечно же, нет. Всю свою жизнь Марта Бремер выжигала чувства. Она превратила себя в безвкусную копию человека с навязчивой жаждой поддельной справедливости, изменилась так, что лишь упреки, сомнения и глупые переживания крутились в мыслях. Женщина прошла тернистый путь, считая самопожертвование высшим благом… Вот только в сердце ее не было места такой добродетели. Тщеславие, зависть, предвзятость — черты, сокрытые внутри Голоса Родства.

Она перевернулась на спину, дрожащими руками протерла глаза. Дышалось тяжело.

— Я калека, — прохрипела женщина. — Да ты и сама это видишь. Ты ведь все про всех знаешь, — собственный голос казался чужим. Слишком тихим, слишком слабым. Взгляд Марты бесцельно блуждал по потолку. Она искала нужный вопрос, а когда он все-таки пришел, мир вновь расплылся жирными разводами. — Скажи… Во мне есть хоть что-нибудь хорошее? Осталось? Было ли вообще?

— Матерь! Матерь! — высоко прокричала девочка. — Матерь, что с вами?! Вы в порядке?!

Лина склонилась над ней. В синеве ярких глаза виделось отражение — сломленная, разбитая женщина взирала на нее издалека, откуда-то сверху. Гораздо выше, чем потолок проклятой тюрьмы. Выше, чем само небо.

— Давайте я помогу вам подняться, матерь, — прошелестела девочка. — Позвать за врачом?

— Ты! Прочь… — прошипела Марта.

Она хотела оттолкнуть девку, схватить за волосы и вколотить лицом в лакированное дерево пола. Хотела добавить к слезам и слюням, что несколько мгновений назад сама оставила на паркете, новые сочные краски. Ничтожная, глупая, мелкая — девочка не заслуживает равенства. Никогда не встанет в один ряд с Мартой и не получит права внешне походить на Совершенство. Лина, как и все дешевые копии до нее — злая насмешка судьбы.

В чистоте синих глаз мелькнуло отражение. Искаженное злобой лицо. Такое близкое, четкое и знакомое. Лицо, что женщина ненавидела пуще жалких подделок Ромула.

— Просто уйди, — ослабев, бросила Марта. — Уйди, прошу тебя…

Девочка замерла статуей. Даже блестящие глаза недвижимо застыли.

— Она тебя боготворит, — сказала Эстер. — Уже боится, но все еще видит в тебе священный идол.

Лина не шевелилась. Из уголка приоткрытого рта побежала тонкая струйка слюны. Марта осторожно толкнула девушку в грудь, та покачнулась и вновь замерла.

— Что происходит? Что ты с ней сделала?

— Отключила на время. Ведь оно у нас ограничено.

Женщина тряхнула головой.

— Как ты это делаешь?

— Ты не поймешь. Как и она не поймет, — Эстер кивнула на Лину, — почему в тебе столько ненависти. Как они все не понимали, эти твои «дочери». Ты смешала всех и каждую с дерьмом, превратила то обожание, с каким они приходили, в мерзкую смесь из страха, отчаяния и отвращения. И после этого ты спрашиваешь, есть ли в тебе хорошее… — она улыбнулась. — Добро есть в каждом, Марта. Но ты свое давно потеряла.

Марта хотела сказать, что ей не дали возможности стать лучше, она открыла рот, приготовилась произносить оправдания… Но поняла, насколько это бессмысленно.

— Пошла ты к черту, Машенька, — по-русски сказала женщина. — Ты видишь меня насквозь, знаешь все мои ошибки. Так давай же, чего ты ждешь, — Марта с трудом поднялась на колени. — Суди меня. Сделай то, ради чего пришла. Я уже устала ждать смерти…

Холодный смех оказался ответом. Женщина вздрогнула.

— Смерти?

Эстер легко вскочила на ноги. Ее шаги эхом разносились по дому, а застывшая рядом Лина будто бы сжималась, уменьшалась в размерах по мере приближения Совершенства.

— Ты думаешь, я принесла тебе смерть?

Теплая ладонь опустилась на голову Марты. Тонкие пальчики пробежались по волосам, дотронулись до щеки и потянули за подбородок.

— Думаешь, я прерву агонию, что стала твоей жизнью?

В глазах цвета ирисов читался ответ.

— И не мечтай.

Выдохнула Эстер.

— За каким чертом ты тогда пришла?! — завопила женщина. — Показать мне прошлое?! Выбить извинения?! Посмеяться?!

— Нет. Сказать, что я верну Бастиана, — Марта не успела обдумать слова. — И забрать твое зрение.

Больно кольнуло в затылке. Женщина вскрикнула, зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, увидела лишь мрак.

— Ты всю жизнь была слепой. Не видела и не хотела видеть, — голос звучал совсем близко. — Теперь все правильно.

Марта протянула руку на звук и почувствовала, как вокруг ее запястья смыкается ладонь. Женщина усиленно моргала, зажмуривала и открывала глаза в надежде увидеть хотя бы призрачный лучик света. Но безбрежная тьма окружала со всех сторон.

— Только не так, — зашептала Марта. — Только не так, пожалуйста. Я не смогу…

— У тебя прислуга, охрана, роскошный дом. Ты справишься, я уверена.

Хватка исчезла. Ладонь женщины повисла в воздухе. Вердикт Совершенства оказался страшнее всего, что когда-либо приходило в голову. Эстер могла превратить ее в овощ, как того наемника, могла заставить расхаживать голышом по улицам и громко звать маму, могла свести с ума или убить. Но оставить в богатой тюрьме без единого проблеска света… Даже Ромул восхитится такой изобретательностью.

— Когда я верну Себастьяна, — с каждым словом голос звучал все дальше. — Я верну тебе зрение. Если он простит.

— О чем ты говоришь?!

— Ты поймешь. Ты все поймешь, слепая Марта.

Эстер покидала этот дом. Ее шаги звучали все тише и тише. Скрипнула ручка двери, слабо щелкнул замок. Рядом приглушенно простонала и шевельнулась девушка. «Теперь мне не придется видеть ее лицо», — подумала женщина. Где-то совсем далеко гулко стукнул каблук — деревянная веранда особняка провожала Совершенство.

— Эстер! Эстер! — вскричала Марта. — Вернись! Молю тебя! Прошу тебя, родная! — она опустила голову и, тихо зарыдав, произнесла. — Сыграй мне в последний раз, родная…

Мощно хлопнула дверь. Тишина поглотила темницу. Прошла минута, две или десять, прежде чем послышались шаги. Кто-то медленно шел по лестнице, поднимался на второй этаж, сохраняя напряженное молчание. Марта слышала, как некто остановился неподалеку, смогла различить тихий стук крышки рояля и слабый шорох передвигаемой банкетки. Весь мир замер на какой-то момент…

Раздалась первая нота. Слова последовали за ней. Девушка пела…

Чисто и высоко.

Тэйе выслушала его рассказ. Она не перебивала, заворожено кивала головой в редкие моменты и отстраненно рассматривала пустые кухонные стены, задумчиво покусывая губу. Девушка не верила. Не могла поверить. Да и сам Энди вспоминал последнее интервью, как туманный сон. Разгадка тайны Майера, способности Эстер, внезапная смерть «шестнадцатого» — какой-то бредовый спектакль, одним из героев которого непроизвольно оказался Андрас.

Он говорил почти до полуночи. Его голос дрожал в сумрачной тишине, периодически прерываемый тяжелыми вздохами, а силуэт Тэйе застыл по другую сторону стола. «Не ходи туда», — сказала она, когда Энди закончил. — «Не ходи туда больше, прошу…» Девушка предложила исчезнуть. Сбежать в другой город Государства, спрятаться где-нибудь от посторонних глаз, от лишних проблем. Или раствориться в толпе где-нибудь на границе с Родством и осесть на юге, подальше от крупных городов чертовых семей. «Мы проживем, я уверена», — горячо твердила Тэйе. — «Найдем свое место. Обязательно. Пожалуйста, Энди». Она говорила, что сердце ее неспокойно, тревога проедает дыру, а предчувствие чего-то дурного точно лишит ее сна на следующие несколько ночей. И Андрас понимал ее.