– Верн? Жюль Верн, что ли?

– Да, конечно. Но мне не нравилось, что приключенческую романтику своих романов он нашёл в Парижской Коммуне одна тысяча восемьсот семьдесят первого года.

Она взглянула на Глеба и поняла, что взяла слишком бодрое «аллегро». Лицо её немного осунулось, глаза потухли. Она уже давно не говорила о себе с… современниками.

– Я сейчас накрою на стол. Всё уже в буфетной рядом.

А Всеволожский никак не мог вернуться в «здесь и сейчас» и беспардонно «пялился» на Мону.

– Пожалуйста, Глеб, не смотрите так… Я знаю, что в мои глаза смотреть трудно. Они насмотрелись за триста лет столько и такого… Вот лучше посмотрите пока альбомы с фото. Только спокойнее. – Она говорила голосом доброй няни.

Гость взял первый альбом, что лежал сверху. Ну как можно быть спокойным?! Попадались фотографии, ровесницы первых в истории этого изобретения. Но! Но Мона (или Даниэла) всегда примерно одного возраста, тридцати – тридцати пяти лет, здесь вот они вместе, и ясно, что они – близняшки! Вот кто-то из них с Ремарком, вот с Фрейдом!.. На обороте фото лишь даты: одна тысяча восемьсот девяносто шестой, одна тысяча девятьсот шестнадцатый,… одна тысяча девятьсот тридцать пятый… Вот сёстры (кто из них?) в белых халатах у хирургического стола. Сзади подпись: «Одна тысяча девятьсот пятнадцатый, Кёнигсберг».

– Прошу вас к столу. Давайте я налью вам полный бокал вина – вам необходимо расслабиться. И привыкать к мысли что я – фантом, но реальный.

Всеволожский залпом осушил бокал. Конечно, он отступил от протокола, но взглядом попросил ещё. Мона налила ему второй. Теперь он отпил половину. Речь к нему возвращалась. Понемногу.

– Я могу предложить блюда чешской, немецкой и французской кухонь. – Ей нравилось изображать хозяйку. – Пожалуйста: кнедлики с квашеной капустой и свининой, жареные сосиски с гарниром из картофеля и квашеной капусты, трюфели, сыры, багеты, круассаны, крем-брюле. А вот…

– Ради Бога, извините меня! Совершенно нет аппетита. – честно признался Глеб. – Я не в «своей тарелке».

– Хорошо. Понимаю. Давайте ужин перенесём на завтра.

– А я должен прийти завтра? Сюда?

– Нам ведь нужно о многом поговорить. Или вам не интересно?

– Что вы! Что вы!

– Правда, о многом – это я «загнула». Вряд ли смогу… Вряд ли захочу… Вряд ли вспомню… И я ведь вас должна расспросить! Но пока вы «неразговорчивый», давайте я расскажу свою историю. Кратко: и постараюсь последовательно. А вы пейте вино. Не стесняйтесь.

Итак, я и Даниэла – дочери-близнецы Якова Брюса. Те, что умерли детьми. Невозможно (я не помню толком себя и сестру лет до десяти-двенадцати), да и вряд ли следует при первом разговоре нагружать вас подробностями… Мы родились в одна тысяча семьсот девятом году. Имена у нас были другие, и вообще они часто менялись… В США я была Джессикой, а во в Франции Моникой… Сейчас мы – Мона и Даниэла. Так вот, в одна тысяча семьсот четырнадцатом году мы, говорят, умерли. Отец, имевший огромное мастерство в бальзамировании, нас не похоронил, забальзамировал и спрятал тайно на Финской даче. Преданный ему и очень толковый лекарь Иоганн наблюдал за нами. Да… нужно сказать, и знаю-то я многое от Иоганна и Людвига, его брата. Они – ученики отца в медицине и алхимии. Отец, конечно, …говорят они… приезжал и менял растворы, давал указания. Ученики, к сожалению, не смогли «дорасти» до вершин оккультного знания.

Далее Мона рассказала, что в одна тысяча семьсот двадцать восьмом году, похоронив маму, Яков Вилимович вернулся на Финский залив и провёл с дочерьми операцию оживления. Иоганн ассистировал ему, но подробных записей и документов об операции не осталось. Это странно. Хотя ведь приезжал ещё… Правда, он обещал Иоганну доработать свою методику и привезти… в крайнем случае передать дополнительные указания, уточнённые рецепты продления жизни… Для нас он оставил три карты, кое-какие записи, а позже нам передали книги, средства на жизнь… Большие средства на долгую жизнь. В записях отец предполагал, что его операция может обеспечить до ста пятидесяти лет жизни… Наверняка… а может, и до трёхсот. При соблюдении таких-то мероприятий и оздоровительных процедур. Извините, я сбиваюсь. – Пауза. – Ах, этот рассказ можно уместить в сотню романов.

Чтобы беседа протекала плодотворно и интересно, нужны доверительные отношения. Мона старалась это делать. Да и Глеб пытался. Пытался, но не мог в нужной мере. Он слушал внимательно, но не от первого лица! Да, есть карты, есть фотографии. Есть Ключи Совпадений! Но всё равно эта женщина для него – Таинственный остров! Ещё он вспомнил, что есть такое психическое отклонение (не заболевание!) у одного человека на миллион, когда этот субъект помнит события пятисотлетней давности. Подробно! Как правило, за другого какого-то персонажа, о ком он всё время думает. Флобер утверждал, что «мадам Бовари – это он сам». Персонификация, свойство писателей….

– Какое-то время Иоганн держал нас с сестрой на даче, потом (опять секретно!) по указанию отца нас вывезли (кажется, в одна тысяча семьсот тридцать четвёртом) в Австрию… или нет… в Пруссию? Да, в одна тысяча семьсот тридцать шестом мы жили в Пруссии.

Я хорошо помню дом и семью Иоганна. Жили в Бремене (это утверждает Даниэла), нас считали дальними родственницами Иоганна. Тогда всё было проще…– Она подбирала слово.

– Шифроваться. Так говорят мои студенты, – помог Глеб. – И был, и не был на лекциях.

Мона улыбнулась.

– Пусть шифроваться. В те годы нас и переправили из России легко. Отец воевал на Балтии – знал и местность, и людей здешних. Много друзей, верных, боевых… И не нужно было тогда ловчить с паспортами, шифровать «возраст». Это потом, в двадцатом веке… Но мы ведь с сестрой легко умеем отводить глаза, читать мысли, раздваиваться… Сейчас… – её лицо опять стало крайне тревожным, – что-то утратили. Три человека, кроме отца, знали, кто мы в действительности: Иоганн, племянник Александр Романович Брюс и кто-то из рода Гордонов, но кто – не установили.

Мона делала паузы в рассказе, вспоминая главное и стараясь это главное донести убедительней. По возможности.

– Следует знать, что отец, проделав с нами свои «волшебства», сделал так, что мы, дочери, будем проживать за десять лет (реальных!) всего один (примерно) год нашей жизни. Сейчас нам примерно триста лет. Это, видимо, предел… Очень скоро мы должны умереть.

Она отвернулась, взяла бокал с вином, отошла к окну, выкурила сигарету и вернулась.

– Иоганн умер в одна тысяча семьсот пятьдесят восьмом. Его брат Людвиг в эти годы жил и работал уже во Франции. Он забрал нас к себе. Во Франции Людвига очень ценили как врача, и круг его пациентов простирался до двора их величеств. Людвиг познакомился с Сен-Жерменом, познакомил и нас с сестрой…

– Ого! – привскочил Глеб. – Это гениальный алхимик и авантюрист? Тот? Его потом призвали в Учителя, в … Шамбалу?!

– Тот.

– Чтобы вас слушать и не свихнуться, нужно выпивать и… иронизировать.

– Сен-Жермен – важный, влиятельный и загадочный граф – обратил внимание на наши с сестрой способности отводить глаза и прочее. Дядюшка Людвиг заболел и вскоре умер. Теперь Сен-Жермен взял нас на содержание. Я не имею в виду денежные средства (мы, хоть и скрывали это, были богаты), а … этот Сен-Жермен, будучи посвящённым (или предпосвящённым), был ещё и растлителем юных прелестниц, таких как мы. Он всё изучал. Укладывал нас с собой в кровать и играл с нами. Он говорил: чтобы познать всё, нужно открыть все запертые и запретные врата. И мы открывали и получали неизъяснимое удовольствие и истинное блаженство. Я имею в виду не только «постель». У него была идея «Матери мира».

Интересовали его женщины особенные, наделённые страстью и силой. Когда он рассказывал нам о его встречах с Марией Стюарт, а затем с Екатериной Второй… Что опять с вами? Да, это я… увлеклась. Потом, позже о них… Так вот, после близкого общения с графом мы стали буквально читать мысли людей! Особенно мужчин. Их желания. Научились манипулировать людьми, особенно мужчинами. Особенно Даниэла. Нет, нет, мы не использовали свой Дар в корыстных целях. Нет! Наоборот, бедняжка Даниэла прожила в вечной влюбчивости и в вечной зависимости. Наивность! Считает, что нас спасёт Любовь. Та Любовь, что сильнее Смерти. У меня оказалось по-другому… И у нас нет… детей. Не может быть…