Когда я перечислила по памяти список покупок, продавщицы хором воскликнули:

– Нет. Такого покупателя у нас сегодня точно не было.

Я несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь унять волнение. Одна из девушек, проявив участие, предложила:

– А вы поговорите с Пашей, охранником. Может он чего подскажет?

Я так и сделала. Охранник просветил меня относительно расположения ближайших злачных заведений, и я шагнула из тёплого зала в морозную ночь. Одна, в незнакомом городе. Однако я не испытывала страха, а лишь раздражение на Верницкого безответственно напившегося в поезде, что и привело к незапланированной ситуации.

Посещение зала игровых автоматов, двух кафе, и пивного павильона не принесло успокоения моей исстрадавшейся душе. Мой муж здесь не отмечался. Тогда я решила исследовать маршруты от дома, по которым мог прогуляться Сергей, но ни в одном тёмном закоулке запорошённое снегом тело не обнаружилось.

Ну не может человек, только приехавший в незнакомый город, бесследно исчезнуть. Мне вдруг пришло в голову, что он давно уже вернулся обратно, и сейчас ждёт меня на лестничной площадке. Я бегом ринулась к дому, но, увы! Подъезд встретил меня тишиной. Задыхаясь, я бегом взбежала на третий этаж – пусто!

И вот тут мне стало страшно! Ну что, что могло произойти? Я медленно вошла в квартиру, теперь она совсем не показалась мне приятной. Пустая, чужая, мне даже почудилось, что она сейчас следила за мной, тайно радуясь моим страданиям. Я старалась ступать как можно тише, но от этого становилось лишь страшней. И, наверняка, дух квартиры сейчас тайно напевал: «Уезжай, уезжай! Сама виновата, сама виновата! Так тебе и надо, так тебе и надо!» Пытаясь перебороть этот кошмар, я поскорей включила телевизор, и наваждение рассеялось.

Уже полдвенадцатого ночи. Верницкий пропал. Что можно сделать? Куда позвонить?

Я бросилась к телефону, и вскоре мне ответил дежурный милиционер:

– Нет, никаких происшествий с лицом, чьё описание подходило бы под вашего мужа, не зафиксировано… Ну, я же сам журнал заполняю… Нет, никаких сигналов тоже не было.

Тогда я попыталась выяснить, как дозвониться до приёмного покоя местной больницы, но милиционер объяснил мне, что звонить бесполезно:

– Они нам сразу докладывают о необычных поступлениях. Особенно в бессознательном состоянии. Так что я уверен, вашего мужа там нет!

– Но надо же что-то делать? – взмолилась я.

– Ждать, – философски откликнулся на мой возглас страж порядка.

– Но как же! – возмутилась я. – Ведь надо по горячим следам! Это облегчает следствие!

– Какое следствие? – засмеялся милиционер. – Вы же сами вначале сказали, что он слегка поддал. Правильно? Наверняка отправился в загул. Вы его небось пилили за лишнюю рюмку! А какой мужик потерпит такое отношение? Снял, наверняка какую-нибудь кралю, ну и, того-этого. А вы тут паникуете! Вот завтра заявится, с ним и разбирайтесь!

– Эй, эй! Подождите! Я сейчас приду и напишу заявление! Чтобы вы начали розыск!

– Послушайте моего совета, – добродушно ответил милиционер. – Я понимаю, вы немного взвинчены. А мне скучно сидеть здесь одному, поэтому можете прийти в гости. Но, если честно, то заявление я у вас не приму, потому что ещё не прошёл предусмотренный законом срок. Да и для начала срочных розысков нет никаких оснований, поскольку ваш муж не душевнобольной и не ребёнок и его никто не похищал. Так? Так. Далее, примем за основу невозможное – его похитили. Вы можете это доказать? Что его жизни угрожает опасность? Да, пусть и сможете. Все равно никто его искать сейчас не станет. Сейчас ночь! Все спят! Даже похитители, а тем более свидетели. Я не знаю как у вас, в Петербурге, а у нас дело обстоит именно так. И ни я, ни оперативная группа, ни тем более начальник пальцем не шевельнём. Даже если бы вы были дочкой президента… Хотя, если бы вы были дочкой президента, наверное, мы бы начали искать вашего мужа. Взяли бы лопаты, фонарики, подняли общественность на ноги и перевернули все сугробы, но отыскали беглеца в какой-нибудь берлоге в обнимку с медведицей. Ха-ха! Но вы ведь не связаны кровными узами с президентом? Тогда, увы…

В сердцах, не в силах больше слушать это издевательство, я бросила трубку и заметалась по комнате. Собрав воедино остатки мужества (или женственности?), я выскочила на улицу и заново начала методично обшаривать окрестные дворы и улицы, надеясь, что вдруг да найду какой-нибудь знак или ниточку. Только старания мои были тщетны.

Я бродила по пустынным ночным улицам чужого города и с каждым шагом казалась себе все меньше и меньше. А внезапно ставший враждебным мир все разрастался вокруг меня, загоняя в угол, чтобы объявить шах и мат.

Мороз явно усилился и меня вдруг охватил озноб. Но я упрямо вышагивала, с ненавистью думая о той минуте, когда мне придётся возвращаться в эту чёртову квартиру. Сквозь поредевшие облака выглянула ущербная луна. И хотя полнолунием не пахло, мне ужасно захотелось завыть по-волчьи. Я даже попробовала тихонько, но мой голос показался настолько неуместным в здешних условиях, что пришлось быстро прекратить это занятие.

Лишь доведя себя до полуобморочного состояния и непрестанной дрожи, я вернулась в квартиру. Единственной отрадой для меня оставался душ. Я пустила горячую-горячую воду и застыла под ней.

Ни одной мысли не осталось в промёрзшей голове, только щемящее чувство собственной беспомощности ворочалось в груди так явно, что хотелось запустить под ребра руку, вытащить это чувство и выбросить, чтобы оно не донимало меня.

Выбравшись из душа, я легла в постель и провалилась в тяжёлый, дремотный сон…

…Вряд ли я спала больше пяти часов, однако же, проснулась резко и сразу. В голове тут же зазвучал набат: что с Серёжкой? В комнате царила тьма, как впрочем, и за окном. Но, судя по звукам проезжавших машин рабочий день был уже в разгаре. Стрелки на часах приближались к девяти.

Поднявшись на ноги, я подошла к зеркалу и ужаснулась. Бессонная ночь в сочетании с нравственными страданиями, оставила на моем лице чёткие следы в виде синяков под глазами и новой морщинки. Черт, а ведь вчера её не было!

Голова с утра ничего не соображала, а ночные прогулки под Луной на пустой желудок не способствовали ускорению мыслительных процессов. Тогда я поплелась на кухню проводить ревизию среди оставшихся с поезда съестных припасов.

Я вяло впихнула в себя йогурт и жареную куриную ножку. В принципе я всегда любила холодное куриное мясо, поэтому разогревать ничего не стала! С чаем вприкуску на бутерброде, м-м-м! Песня! Естественно, желудок благодарно отозвался на проявленную заботу и вбросил в кровь мощную порцию эндорфинов. Жить стало лучше – жить стало веселее. Да и мозг, получив питательные вещества, заработал более шустро. А может, в полной мере проявилась пословица: утро вечера мудренее. Как бы то ни было, а, допив чай, я составила план действий, где первым пунктом стоял визит в местную милицию с намерением обаять личный состав, вывернуться наизнанку, но заставить разыскать моего мужа.

Сегодня я уже не думала, что с ним могло приключиться что-нибудь плохое. Занимался рассвет. Судя по небу, вряд ли сегодня будет солнечная погода, но ничего! Вот отыщу Серёжку, и мы отправимся кататься на лыжах! И всё-таки, где он может быть?

Однако, когда я начала собираться на выход, зазвонил телефон. Я подумала, что звонит хозяйка, но ошиблась. В трубке раздался слегка охрипший, но такой знакомый голос:

– Лера! Это ты? Не волнуйся. Слушай внимательно и запоминай. Со мной все хорошо! Никуда не звони, никуда не ходи. Особенно в милицию. Делай вид, что всё нормально. Обязательно сегодня покатайся на лыжах, для нас это будет знак, что ты все правильно поняла! Завтра я тебе перезвоню.

Я закричала в трубку:

– Серёжка! Ты где? С тобой все в порядке? Что случилось, я ничего не понимаю!

Но ответом послужили лишь короткие гудки. Вот тут я и разревелась. Я сидела на тумбочке в комнате и рыдала во весь голос. От ночной усталости, от обиды, от того, что я ничего не понимала, от того, что, к счастью, Верницкий жив.