Но люди есть люди, порок есть порок, что на Востоке, что на Западе, что на Севере. Так что ничего нового я не почерпнула. Зато Константин Эдуардович с лихвой компенсировал свой убыток (за испорченное сукно бильярдного стола) за картами.

Когда он, вполне удовлетворённый часовым сидением за столом, наконец, поднялся и отправился к кассе за выигрышем, я спросила его, где он так научился выигрывать.

– О! В молодости я этому занятию посвятил немало времени. А во времена незабвенной учёбы, у нас даже целый курс был, посвящённый карточным и азартным играм. Все как полагается, с практическими занятиями, – отвечал он. – Кроме того, однажды я был учеником одного карточного гуру. Правда, не в России. Конторе пришлось тогда раскошелиться. Зато приобретённые навыки позволили мне выполнить одно деликатное задание.

– Ой, а расскажите о чем-нибудь из своей секретной жизни, – попросила я уже в ресторане. – Страшно хочется что-нибудь узнать. Правда!

Но тут замаячил поблизости официант, и Константин Эдуардович отвлёкся на заказ ужина.

– Извольте, – после вынужденной паузы согласился он. – Как раз о моем ученичестве. Дело происходило в Англии в конце восьмидесятых годов. К нам поступила информация, что в одном английском институте проводятся исследования, представляющие для наших военных необычайный интерес. В результате, через полгода, был выявлен единственный полезный кандидат на разработку. За ним следили, составляли психологические портреты, но всё без толку. Кремень, а не человек. Этакий self–made man.

– Что-то типа тургеневского Базарова? – высказала я догадку.

– Именно, – кивнул головой Константин Эдуардович. – То, что мы ему могли предложить, его не интересовало. Он был богат, умён, примерный семьянин, благородных кровей. Но, по счастью, стало известно, что он заядлый картёжник. Вот на этом наше руководство и собралось сыграть. Однако, вскоре стало ясно, что он очень сильный игрок. И тогда было решено, что я возьму несколько уроков у какого-нибудь мастера своего дела и потом попрактикуюсь на этом учёном. Сколько денег пошло на моё обучение, а я учился почти год и учил меня один джентльмен, чемпион Англии в покер, а по совместительству шулер международного класса, лучше не вспоминать. Разумеется, параллельно осуществлялось моё внедрение в круг знакомых и приятелей этого учёного. И, наконец, операция вошла в заключительную фазу. Мы встретились с ним за столом, уже будучи шапочными приятелями. За нашей игрой наблюдало немало глаз. Это была публичная игра. Короче, он проигрался в пух и прах, задолжав при этом огромную сумму. Если бы я взыскал ее с него, он бы разорился. Кроме того, он очень любил свою семью, и ужасно дорожил своей репутацией. Так что, даже мысль о возможности не расплатиться с карточным долгом для него была хуже мысли о самоубийстве.

Константин Эдуардович немного помолчал, дав возможность официанту накрыть стол, и вновь продолжил рассказ:

– Не правда ли, как странно? Понятие долга более всего блюдут в консервативных обществах, вернее в наиболее консервативных слоях, или группах общества. И как в этом перекликаются английские аристократы и российские уголовники. И те, и те страшатся нового, крепко держатся своих традиций, в число коих входит и слово чести, и карточный долг. Хотя, по сути, эти группы являются антагонистическими. Зато для какого-нибудь нувориша, или олигарха (на российский манер), да просто – для предпринимателя Пупкина зачастую держать слово совершенно необязательно…

– А что было дальше с тем учёным? – попыталась я вернуть мысли Красовского в прежнее русло.

– Будучи прагматичным человеком, он согласился сотрудничать с нами, правда, думая, что я из «Моссада». Так что, Контора, заплатив за моё обучение, с лихвой сэкономила на этом учёном. Он ведь фактически отрабатывал карточный долг. Наши спецы весьма обрадовались поступившим сведениям. Думаю, что человек десять тут же защитили диссертации по закрытым темам. А потом наступил девяносто первый год, и это направление в скором времени было закрыто как бесперспективное. Вот такие пироги. Зато с тех пор я являюсь в некотором роде профессионалом в карточных играх, особенно в тех, где требуется склонность к аналитике и математические способности.

Закончив свой рассказ, он виновато улыбнулся, как бы извиняясь за то, что сам себя расхвалил. И тут я, не выдержав, задала вопрос, который мучил меня уже полдня:

– Константин Эдуардович! А вам удалось что-нибудь выяснить о похитителях?

– Пока нет, – честно признался он. – Но могу сказать одно, хотя модулятор и изменял голос похитителя, кое-что я понять сумел. Он абсолютно спокоен, как будто ему ведомо будущее, или у него на руках все козыри. С одной стороны, это хорошо, потому что снижает риск немотивированного убийства вашего мужа, с другой стороны мне непонятно, что они нам приготовили. Слишком мало времени, чтобы я мог просчитать. Так что завтрашние действия я больше планирую в режиме преследования, чем упреждения.

Мы немного посидели, а потом Красовский проводил меня до квартиры…

Будильник не сработал, и потому меня разбудил не он, а телефонный звонок Константина Эдуардовича, напомнившего мне о предстоящих событиях. Я глянула на циферблат и ошалела. Уже пошёл десятый час.

Пришлось все делать впопыхах, хотя я ненавижу собираться в ускоренном режиме. Макияж – это дело, не требующее суеты и форс-мажорных обстоятельств.

Я знаю, часы придумали мужчины! Если бы сейчас был матриархат, то первым делом под бульдозер пошли все часы. Вы кстати видели часовщика – женщину? Не на фабричной сборке, а в часовой мастерской? Не видели? И я не видела. Потому что часы – это враги женщин! И с этими врагами нам приходится мириться из-за мужчин.

Так что мне пришлось пить чай и одновременно завивать волосы. А это никуда не годится! Я прижгла себе щипцами шею, а потом и висок. В общем, когда затренькал дверной звонок, я пребывала в самом дурном расположении духа.

– Доброе утро, Валерия Михайловна! Надеюсь, что оно для нас будет действительно добрым, – поздоровался Красовский, целуя мне руку.

Я тут же отрефлексировала на это прикосновение как собачка Павлова, привычно обмякнув (правда внешне постаралась этого не показать) и, улыбнувшись, ответила, что вручаю судьбу своей семьи в его руки.

В это время Константин Эдуардович раскрыл кейс, принесённый с собой:

– Вот, здесь лежит ровно сто тысяч долларов, как они и просили.

В чреве кейса сиротливо лежали десять пачек новеньких стодолларовых купюр – эквивалент жизни моего мужа. Почему-то это напомнило мне сказки о Кащее Бессмертном. Смерть его в ларце и так далее. А здесь жизнь Сергея по сути хранится в «дипломате».

И тут позвонил похититель:

– Ха-ха! Вот и первое задание. Одевайся-ка ты, подруга, в горнолыжный костюм, бери под руку своего хмыря и дуй на базу. Если через полчаса я не вижу тебя там, сделку буду считать аннулированной.

Пришлось подчиниться, хотя я и стала подозревать, что задумана какая-то хитрая махинация. Но свои мысли я оставила при себе. Конечно, времени на сборы похититель мне почти не оставил, но все же мы успели вовремя. Едва мы поднялись к административному домику, рядом с которым стоял сломанный ратрак, как вновь дал о себе знать похититель:

– Молодец! А теперь получай свои лыжи и бери билет на «Латвию», а хмырь твой пусть остаётся внизу, и стоит неподвижно у ратрака. Чтобы я его мог видеть, пока ты будешь подниматься на склон. Всё, действуй.

Я повторила полученную инструкцию Константину Эдуардовичу и от себя добавила:

– Что делаем? Ведь он явно решил взять деньги наверху!

Но мой спутник уже что-то решил про себя и, улыбнувшись, сказал:

– Все хорошо, пойдёмте лучше переодеваться!

И мы направились в пункт проката. Пока я брала свои лыжи, Красовский успел договориться с каким-то инструктором, похожим на него по телосложению, и за пятьсот рублей тот согласился постоять у ратрака в течении получаса. Константин Эдуардович отдал ему свою куртку, а сам взял тот же, что и в прошлый раз, яркий красно-белый комбинезон. Ну и для полного комплекта – лыжи.