— Детьми царей, отец Хикмен? Мы, молодое поколение, вас расслышали правильно г Некоторые были плоть от плоти и кровь от крови царей? Настоящих царей?

— Аминь! Мне было сказано, что некоторые были сыновьями и дочерьми царей…

— …Царей!..

— А некоторые были сыновьями и дочерьми воинов…

— …Воинов…

— Неистовых воинов. И некоторые были сыновьями и дочерьми земледельцев…

— Африканских земледельцев…

— …И некоторые — музыкантов…

— …Музыкантов…

— И некоторые были сыновьями и дочерьми оружейников и плавильщиков железа и меди…

— А судей у них не было, преподобной Хикмен? И проповедников слова божьего?

— Судьи были, но не было проповедников слова божьего, преподобный Блисс. Ибо мы из языческой Африки…

— Языческой Африки?..

— Языческой Африки. Давайте скажем об этом правду, потому что правда есть свет.

— И нас привезли сюда в цепях…

— В цепях, мой сын, в железных цепях…

— С другого конца света привезли нас…

— В цепях, и на кораблях, которые, говорит нам история, не годились и для свиней, потому что свиньи стоили слишком много денег, чтобы дать им зачахнуть и умереть, как чахли и умирали мы. Но нас крали и привозили сюда на кораблях, которые, было сказано мне, неслись по волнам как самые быстрые из хищных птиц, наполняя великие пассаты зловонием нашей смерти и их преступления…

— И какого преступления! Расскажите нам почему, преподобный Хикмен…

— Это было преступление, преподобный Блисс, братья и сестры, подобное низвержению гордого Люцифера из рая.

— Но почему, отец Хикмен? Вы научили нас, передовое молодое поколение, спрашивать почему. Так вот мы хотим знать, почему это было преступлением?

— Потому, преподобный Блисс, что эта страна провозгласила свою верность учению всемогущего Бога. Тот «Мэйфлауэр», о котором в День благодарения вы всегда столько слышите, был корабль христианский! Да и те плавучие гробы со многими разными названиями, на которых нас сюда привезли, были тоже христианскими. Те, кого бог освободил от европейских королей-тиранов, предали его. Не успели они свободно вздохнуть, как начали ломать нас…

— Они заставили нашего Господа ронять слезы!

— Аминь! Преподобный Блисс, аминь. Бедный Иона попал в чрево кита, но путь его по сравнению с нашим был как путешествие в рай на серебристом облачке.

— Хуже, чем старому Ионе, было нам, преподобный Хикмен?

— Хуже, чем Ионе, когда он, весь скользкий от китовой блевотины, лежал и ловил ртом воздух на берегу. Мы же в тех плавучих гробах оказывались в аду, и вы, молодежь, этого забывать не должны! Матери и младенцы, мужчины и женщины, живые, умирающие и мертвые — все были скованы цепями вместе. И однако большинство прибыло сюда, на эту землю. Самые сильные вынесли… Слава Богу, мы прибыли, и вот почему сегодня мы здесь. Я ответил на ваш вопрос, преподобный Блисс?

— Аминь, отец Хикмен. Но теперь младшему поколению хотелось бы узнать, что с нами сделали, когда привезли нас сюда. Что тогда было?

— Нас ввели на эту землю в цепях…

— …В цепях…

— …И нас повели на болота…

— …Повели на болота, где лихорадка…

— И нас заставили осушать болота и обрекли нас на тяжкий труд на солнце…

— …Обрекли на тяжкий труд…

— Они взяли белое руно хлопка и сладость сахарного тростника и смешали с нашим тяжким трудом, и те стали от этого горькими и кровавыми… И они обращались с нами как с огромным, лишенным всего человеческого животным, у которого нет лица…

— Нет лица, преподобный Хикмен?

— Нет индивидуальности, нет имени, преподобный Блисс; мы стали никто, и даже не мистер Никто, а просто — никто. Они оставили нас без имени. Без выбора. Без права делать или не делать, быть или не быть…

— То есть у нас не было лиц и у нас не было глаз? Мы были безглазые, как Самсон в Газе? Так, преподобный Хикмен?

— Аминь, преподобный Блисс, — как Самсон с безволосой головой до того, как к нему пришел тот оставшийся безымянным парнишка, вроде вас, и повел его к столбам, на которых стоял большой дом… О черные мальчики, о коричневые девочки, вы это здание обрушите! И как тогда вы начнете строить!.. Да, преподобный Блисс, мы были безглазыми, как несчастный Самсон среди филистимлян — даже хуже…

— Даже хуже?

— Хуже, преподобный Блисс, потому что нас разрубили на малюсенькие кусочки, как фермер разрезает картофелину. И рассеяли нас по этой земле. От Кентукки до Флориды; от Луизианы до Техаса; от Миссури, вдоль всей великой Миссисипи, до самого залива. Нас рассеяли по этой земле.

— Как это, отец Хикмен? Вы говорите притчами, которые нам, молодому поколению, не совсем понятны. Что это значит: нас рассеяли?

— Как семена, преподобный Блисс; разбросали нас, как обалдевший от наркотиков фермер засевает свое поле зубами дракона!

— Расскажите нам, как это было, отец Хикмен.

Нам отрезали языки…

…Нас оставили без речи…

…Нам отсекли языки…

…Нас оставили без слов…

…Наши языки разбросали по этой земле, как семена…

…И нас оставили без языка…

…У нас отняли наши говорящие барабаны…

…Барабаны, которые говорили, отец Хикмен? Расскажите нам про эти говорящие барабаны…

— Барабаны, которые говорили, как телеграф. Барабаны, которые можно было слышать далеко-далеко, как колокольный звон. Барабаны, которые рассказывали о том, что произошло, чуть ли не до того, как оно случилось! Барабаны, которые говорили огромными голосами огромных людей! Барабаны, как совесть и глубокое биение сердца, знавшие разницу между неправдой и правдой. Барабаны, которые приносили добрые вести! Барабаны, сообщавшие домой новости о беде! Барабаны, по которым мы узнавали наше время и которые говорили нам, где мы…

— Ну и барабаны же это были, преподобный Хикмен…

— …Да, и барабаны эти у нас отняли…

Отняли! И отняли наши языческие танцы…

…Оставили нас без барабанов и оставили нас без танцев…

Да, они сожгли наши говорящие барабаны и сожгли наши барабаны для танцев…

…Барабаны…

…И развеяли пепел…

…А, ааа-а-аа! У нас не стало глаз, языка, барабанов, танцев — пепел…

Но худшее опустошение было еще впереди!

— Рассказывайте нам, преподобный Хикмен. Дуйте в свою праведную трубу!

— Но в те дни никаких труб, преподобный Блисс, у нас не было…

— Не было труб? Вы только послушайте!

— И у нас не стало песен…

…Не стало песен…

…И у нас не стало…

…Считайте на пальцах, что жестокие люди с нами сделали.

Аминь, преподобный Блисс, начинайте…

— У нас не стало глаз, языка, барабанов, танцев, труб, песен!

— Все правда, преподобный Блисс. Не было глаз, чтобы видеть. Языка, чтобы говорить. Барабанов, чтобы развеять печаль и пробудить воспоминания. Танца, чтобы в нем пророс ритм жизни. Песен, чтобы возносить хвалу и молитвы богу!

Воистину мы пребывали во тьме, мои молодые братья и сестры. У нас не было глаз, ушей, языка, барабанов, танцев, труб, голоса…

Но даже худшее предстояло нам впереди…

…Но даже худшее предстояло нам…

— Расскажите, преподобный Хикмен. Но не слишком быстро, чтобы мы, молодое поколение, могли собрать силы и посмотреть, не отворачиваясь. Чтобы мы, когда будем слушать, не впадали в отчаяние!

— Я говорил, преподобный Блисс, братья и сестры, что нас вырвали из лона Африки. Говорил, что нас увезли от наших мам и пап и от наших сестер и братьев. Говорил, что нас рассеяли по этой земле…

…И давайте сосчитаем снова, братья и сестры, давайте все сложим. У нас не было глаз, языка, барабанов, танцев, песен, труб, голоса, ночи, дня, правды, неправды, отца, матери, — нас разбросали.

— Да, преподобный Блисс, нас разбросали, как семена…

…Как семена…

…Как семена, раскиданные по невспаханной земле…

А ну, пойте со мной, мои молодые братья и сестры! У нас не было глаз, языка, барабанов, танцев, труб, песен, голоса, зрения, правды, неправды, отца, матери, братьев, сестер, сил…