И тут, увидев, как с недобрым удивлением тот поднимается навстречу, словно девочка, приподнял узкие ладошки неуверенно:

– Да не волнуйтесь же вы так! Да успокойтесь вы! Ну что вы все такие нервные, действительно?! С утра была она! Вы слышите? С утра ещё! А вы под капельницей были! Вы же спали ведь!

Ещё как будто сомневаясь, Венька выдохнул и, опустившись, посмотрел на собеседника.

– И что вы скажете? – спросил он недоверчиво. – Что говорит-то хоть?

– Вы знаете, мне кажется, у вас чудесная супруга, всем такую бы, – вздохнул задумчиво в ответ Сергей Геннадьевич. – Сказать по правде, мы отлично с ней поладили, – и улыбнулся: – замечательная женщина! Хотя вопросами замучила: да как же вы, как самочувствие, да можно ли увидеться?.. Мы с ней тут даже покурили, чаю выпили. Признаться честно, я вам даже, извините уж, слегка завидую. А вы ведь, – чуть замешкавшись, продолжил он, – мне доложили, тоже курите? – И следом выложил на стол, недолго думая, тяжёлый «Zipper», сигареты и хрустальную, большую пепельницу.

– Можете закуривать, – он улыбнулся широко, – да не стесняйтесь вы! Сегодня можно, мы проветрим. Ну и я тогда, пожалуй с вами подымлю тут, за компанию…

И уж чего-чего, а этого, совсем уже, он от того не ожидал. «Вот это фокусы! Вот это номер! А мужик, как выясняется, – подумал Веня, – головастый. «За компанию…» Не безнадёжный…»

В удивлении припо́днялся и посмотрел на главврача: вы, мол, не шутите? Тот одобрительно кивнул, он щёлкнул Зиппером и затянулся глубоко. Минуты две ещё они курили в тишине, о чём-то думая, и тот продолжил наконец.

– А вы не скажете, но только честно, раз уж мы теперь по-дружески, вот так беседуем, – спросил Сергей Геннадьевич, – вы как сейчас, по самочувствию? Ну в целом-то? Только прошу вас, откровенно. Понимаете, вопрос не праздный и совсем не риторический.

В его вопросе (или в тоне, или в голосе), он вдруг почувствовал какое-то доверие и даже тень определённого сочувствия. И Веню тут же отпустило, он расслабился, вести беседу стало легче и спокойнее.

– Ну, откровенно говоря, – ответил Веничка, – ещё потряхивает, сами понимаете, но без особенных проблем, поменьше вроде бы.

– Так значит меньше, – произнёс Сергей Геннадьевич. – Вы говорите, без проблем, – вздохнул задумчиво, – ну хорошо, а голова? А сердце, как у вас? Не беспокоит?

– Вроде нет, – ответил Веничка, побарабанил по столу, – нормально вроде бы. А голова, – он усмехнулся, – да с чего бы ей? Там и болеть-то вроде нечему, давно уже. Вот горло да… Продуло, может? Грипп какой-нибудь… или инфекцию схватил?

– Я так не думаю, – ответил тот, – не в этом дело. Понимаете, ведь вам желудок промывали. Впрочем, думаю, вы и не помните. Да ладно, это, знаете, обыкновенная проблема. Зонд и прочее… Вам приготовят что-нибудь, для полоскания. Вы мне напомните потом. Сказать по правде уж, меня тревожит, и значительно серьёзнее, психологическое ваше состояние.

Он на секунду замолчал, решая будто бы, ему продолжить, или нет, взглянул на Веничку, вздохнул негромко и продолжил тем не менее.

– Я, Веня, знаете, – тут он слегка поморщился, – не возражаете, надеюсь, что так запросто?

– Да не вопрос, – кивнул согласно ему Веничка, – не возражаю, всё в порядке, продолжайте, мол…

– Так вот, хотел бы вам сказать, у нас тут, знаете, как бы вам верно объяснить, чтоб не обидеть вас, короче, есть одна проблемка тут, загвоздочка, мы и со Светой обсуждали, понимаете… один вопросик, небольшой, но очень зна́чимый. Ну как по-вашему, обсудим?

– Обязательно, – ответил Веня, – мы же с вами люди взрослые. Чего тут думать-то? Обсудим, если надо так…

– Ну вот и ладненько тогда, вот это правильно! – ответил тот, – вот это речь уже не юноши! Тут, понимаете ли, Веня, я о чём сейчас: поймите верно: я не против, и Светлана ведь, супруга ваша, так просила, тем не менее, ведь мы не может взять и выписать, так запросто, вчера к нам только поступившего, простите уж, суицидального больного. Понимаете? Не обижаетесь, надеюсь? Вы согласны ведь? Мы, как-никак, несём врачебную ответственность за наших сложных пациентов, извините уж, таких как вы. И в лучшем случае моральную… А может статься, что и вовсе уголовную. Вы понимаете, надеюсь? И гражданскую… Всё дело в том, я вам заметил бы с прискорбием, – он посмотрел на собеседника внимательно, – что по статистике, печальной к сожалению, весьма существенная часть подобных личностей свою попытку повторяет обязательно. А зачастую и успешно. Понимаете?

«К чему он клонит, не пойму? – подумал Веничка, – и в голове вдруг прокатилось: обязательно…», – а тот продолжил.

– Полагаю, вы всё поняли, а где, скажите мне тогда, у нас гарантия, что если мы, ну скажем, завтра… вы пока ещё не обольщайтесь чересчур, я для примера лишь, каким-то образом отсюда вас и выпишем, то вы вольётесь, так сказать, в единый социум, достойным членом, а не броситесь немедленно топиться в Невке, или в озере за городом? Вы это можете мне как-то гарантировать?

«Вот это да! Как всё меняется, однако же, – в который раз на этот день опешил Веничка. – Сначала месяцем пугаем, ну и на тебе! К примеру, завтра, как-нибудь возьмём и выпишем… Ну и дела у них в дурдоме! Ничего себе!»

– Да что вы, правда, – пробубнил он ошарашенно, – какая Невка? На какое ещё озеро? Я что, по-вашему, совсем уже помешанный? Да мне и так уже хватило!

– Нет, поверьте мне, я так не думаю, совсем, – ответил тот ему. – В противном случае я вряд ли пригласил бы вас. Ну хорошо, допустим так… И тем не менее, уж коль мы с вами тут беседуем по-дружески, тогда позвольте пару слов о ваших личностных, я полагаю, вы поймёте, заблуждениях. Что привело вас к столь тяжёлому решению и в эту скорбную обитель, понимаете?

Он понимал, ну не дурак же ведь, действительно. Они взглянули друг на друга и продолжили…

– Тогда давайте, для начала мы попробуем вернуться к вашему конфликту. Если помните, я говорил уже о нём. Хотел бы, знаете, пока мы вместе, разобраться поподробнее, как вообще, каким на самом деле образом, вы вдруг пришли к столь неразумному решению. Ну что, попробуем?

– О кей, – ответил Веничка, – вы только прежде обьясните мне, примерно хоть, что вообще это такое? Что за штука-то? Впервые слышу о таком.

– Ну вот и ладненько, и хорошо тогда, – довольным полушёпотом пробормотал ему Сергей, это был, собственно, его конёк и даже часть из диссертации, – ну вот и ладно. Только, вы не возражаете? Ещё одну, а вам, пожалуй, не советую. Больное горло, организм ещё ослабленный… – Достал из пачки сигарету, щёлкнул Зиппером и затянулся глубоко.

– Ну что же, слушайте. Это печальное явление в подробностях у нас впервые описал профессор Фе́стингер, как состояние конфликта между видимой и нашей вымышленной, внутренней реальностью. Но это очень упрощенно, для любителя. В психиатрии применяют со студенчества довольно сложную для всех терминологию, но нам всё это ни к чему. Вы понимаете?

– Да понимаю, не дурак, – ответил Веничка…

– Мне не хотелось бы тут долго разглагольствовать, чтоб не запутать в этих дебрях окончательно, попроще как-то объясню. Начну, пожалуй что, ну с небольшого анекдота, для примера лишь, хотя вы слышали его, наверняка уже. Довольно глупого и больше для наглядности. Так вот: сидят два наркомана, тоже, кстати ведь, как понимаете, наш профиль, не без этого. Один другому говорит: «Гляди, мол, дяденька, два крокодила полетели. Ничего себе! Один зелёный а другой…» Ну как по-вашему? К примеру синий, или даже фиолетовый? А вот и нет! Другой направо. Что вы скажете? Смеяться можно? Кто-то просто ухохочется. Для наркомана в самый раз, вполне естественно. Подобный юмор прямо в точку. Понимаете?

Теперь представим себе что-нибудь подобное уже в обычном, так сказать, нормальном обществе. Предполагаете ответ? Какой, по-вашему, у нас была бы тут ответная реакция на этот глупый анекдот? Вы верно мыслите, и я о том же… В адекватном окружении подобный юмор не пройдёт, в приличном обществе такое спишут на тупую и нелепую, однако шутку, идиотскую, естественно. Несоответствие реалий ожиданиям. Надеюсь, это вам понятно?