– Извините, – так же жутко улыбаясь, но уже не куря, попытался резюмировать ход мыслей Злобина Егор. – Значит, ничего делать… не надо? Из ваших рассуждений получается так.

Альберт Константинович, (Рябинин увидел в зеркале устало опущенные вниз углы его рта) немного помедлив, ответил: – Не всякие рассуждения являются плодом истины. Тем более рассуждения, основанные на эмпирических данных. Даже если эти данные могут быть вопиющими, с примесью мистики, то есть с не до конца понятными нам причинами. Поэтому всё остаётся на уровне прежнего решения. – Тут он усмехнулся. —В этом плане очень оригинально будет сочетать революцию и Апокалипсис местного масштаба. Теперь пока оставим волков, хотя это уже вряд ли получится. Ну, по крайней мере, оставим настолько, насколько это возможно. В Гороховец Алексею ехать нельзя. Практически всё подполье разгромлено. Служба Безопасности превзошла саму себя.

– А остальные оппозиционные движение? – сдерживая волнение в голосе, спросил Жуков и шумно заёрзал на кожаном сидении.

– Я же сказал, практически все. И социалисты, и анархисты. Впрочем, группу Жарова не удалось ликвидировать. Но их там очень мало и они, практически, в Гороховецком районе не имеют веса.

– Чем же всё-таки было вызвано такое быстрое их внедрение в подполье. Раньше же таких удачных операций у них не было? – вдруг спросил, всё время молчавший Рябинин.

– Я думаю, они ещё до волчьего нашествия успели многое пронюхать, так как, – вновь углубился в думу Альберт Константинович, и на виске его обозначилась жилка. – Так как Гороховецкие группы действовали неосторожно, часто глупо козыряя бессмысленными акциями. Вот и результат. Эсэбэшники воспользовались их промахами. Но, как опытные ловцы, видимо, решили не торопиться тянуть вершу, чтобы она со временем наполнилась остальной добычей. А тут, вовремя, не вовремя ли, подошли волки. Медлить уже было нельзя. Ведь на северо-востоке района их скопилась громадное количество. Перед борьбой с ними, власть и решила сделать упредительный удар у себя в тылу. Ведь им было ясно, как божий день, что этим нашествием обязательно воспользовались бы все противоправительственные группы. А тут ещё артиллеристскую часть с «Градами» отправили ближе к Владимиру. Поэтому они решили сразу ударить по всем известным им группам. Одного дня хватило, чтобы учинить этот разгром. Теперь пойдут допросы, основная часть не выдаст, но малодушные начнут работать со следствием. Но всё равно эсэбэшникам трудно будет выйти к ядру. Каждая группа действует изолированно. Лишь отдельные главы сообщаются с центром, но они ни под какими пытками не выдадут пороли, явки и квартиры. Такая вот ситуация в Гороховском районе на сегодняшний день. А теперь к делу. Значит, что? Егор вы отправляйтесь один до Гороховца, у вас путёвка, и, по нашим сведениям, подозрений, на вас быть не должно. Ведь вы не общались с местными подпольщиками. Хотя всё равно – будьте осторожны и бдительны. Как отвезёте груз, сразу возвращайтесь. Работы сейчас будет хоть завались.

– Понял, – коротко произнёс с нервной хрипотцою в голосе Жуков.

– А как же я? – подал звук, ещё не понимавший суть проблемы Рябинин.

– А вы, Алексей, поедете сейчас со мной во Владимир. В эти критические дни люди, владеющие оружьем, должны находиться в центре. На местах хватает нужных людей. А во Владимире жидковато. Почти миллионный город всё-таки. Так, Егор, всё ясно? Без импровизаций. Удачи.

Только Жуков собрался выходить, как начал чертыхаться: – А, чёрт! Инструкции, наверно, уж не нужны.

– Это уже макулатура. Немедленно уничтожьте, – обрубил Злобин, знающий о них из рассказа Жукова. – Смотрите не вляпайтесь с ними. Заверните в подлесок погуще и незаметно сожгите вместе с дровами, чтобы было впечатление, будто вы греетесь у костра.

– Да уж по этой части, можете не учить, – сказал Жуков и, натягивая кепку на лоб. – Ну, Альберт Константинович, (пожал руку) прощайте. Не унывай, Лёха. – и крепко-крепко пожал Рябинину руку. У Алексея защемило в груди.

– Сдружились мы с тобой в дороге, – рассмеялся Жуков. – Ну, да ладно. Даст Бог, свидимся ещё. Прощайте, други!

И с этими словами открыл дверцу «Опеля», запуская в салон колкий морозный воздух. Потом немного постоял, о чём-то раздумывая, и уже, рассеивая все сомнения, плотно её захлопнул.

В Успенском соборе

9-е декабря. Среда

Всякое дыхание да славит Господа.

Из 150-го псалма.

Утром десятого числа, хотя был и будничный день, но на специальной площадке перед Кафедральным собором скопилось множество иномарок госслужащих и бизнесменов – всё прославленные автомобильные бренды государств, которых уже не существовало. Их во время великого переселения европейцев в Росланд пригоняли тысячами, словно отару баранов, как плату за новое гражданство. Все эти знаменитые авто за копейки получили от государства олигархи. И теперь их внуки и правнуки торговали ими направо и налево, хотя всем машинам было уже и по шестьдесят, и по семьдесят, и по восемьдесят, и даже по сто лет, и поэтому многие из них угарно дымили, были помяты в разных местах, с нерабочими подфарниками, с выбитыми стёклами, заменённые фольгою, и многими другими дефектами. Но, тем не менее, были покупаемы и представляли для их хозяев предмет особой гордости, как и в те далёкие светлые времена.

Вот стоит огромнейший джип «Тойота» без обоих бамперов, с заменёнными вместо них блестящими трубками (видимо, аксессуары из элитной сантехники), с выбитой фарой, которую ныне украшает лампа какого-то осветительного убора, и мятой крышей. Но владелец его на седьмом небе от обладания этим супервнедорожником. Ведь, кажется, ни у кого у городе такой роскоши нет. А вот элитный «Фольксваген» без задних сидений, с выбитым ветровым стеклом, заменённым другим, топорно привинченным болтами и с вмятиной на капоте. Вроде бы и зариться не на что. А её владелец задирает нос перед обладателями более скромных машин. Боже, сюда даже затесался люксовый американский «Кадиллак»! Правда, задняя часть была некогда смята в гармошку, которую с огромным усилием расправили в автосервисе, и на переднем мосту немного разные колёса, но владелец его, старый сатир, вчера вечером возил на нём на вечеринку обомлевших девчонок. Кто бы ещё их когда прокатнул на автомобиле класса люкс…

Что ни говори, нынче много понаехало машин. Одна роскошней другой. Но в чём же причина этого машинного столпотворения? Не воскресенье же, в конце концов. А причина одна. Митрополит Владимирский и Суздальский Захарий ныне служит молебен о ниспослании божественной силы против волчьего нашествия. Потому чиновники в таком количестве и поехали на службу, и если не ради благочестивой просьбы и веры в божье могущество, то уж точно покрасоваться со свечками в руках, лишний раз поротозеть на знаменитый Страшный Суд Андрея Рублёва и усладить свой слух профессиональным хоровым пением. Ради такого невиданного в истории митрополии случая митрополит Захарий, после обиходных ектений и песнопений, произнёс специально заготовленную проповедь, в которой, как и приличествовало ответственному пастырю, строго призывал паству усиленно каяться, ибо нашествие волков послано нам в наказание, ибо укорённые в грехе, не имеем любви, разучились молиться, не творим милостыню, не слушаемся священноначалие, впадаем в содомские грехи, расслабленно мечтаем, ходим, чтобы рассеяться, в храмы других конфессий.

При этом митрополит, сводя гневные, выпирающие костными дугами брови под святительской митрой, и твёрдо сжимая правой, украшенной перстнями рукою митрополичий посох, остановился и сделал попытку своими близорукими глазами в огромных очках увидеть в первом ряду молящихся губернатора. Увы, её не было. Чёртова кукла, чуть не выругался Захарий. Опять молится где-нибудь у католиков, или у конфуцианцев, или у не забранными американцами на Марс мормонов, думая этой тщетой умилостивить истинного Бога. Вот возьму и отлучу от церкви. И эту Лизкову, которая гороскопы ей составляет. Избегающим своего пастыря овцам, вырывающимся из своего загона кобылицам анафема! Тьфу, тьфу! Под вытканным искусными мастерицами саккосом возмущённо трепетало пасторское сердце. Всегда спокойное лицо исказила негодующая гримаса. В воздухе, густо пропитанным ладаном, зрели страшные обвинения Иоанна Златоуста, готовые упасть за головы чиновников и их областной начальницы. А это уже переходило известные рамки и могло вызвать скандал. Да и проповедь сама уж больно затянулась. Это мигом просёк толстый и румяный, как херувим, протодиакон. В нарушение чина службы он самовольно взял с аналоя Апостол и, пока Митрополит не успел бросить слова гнева, начал густым басом читать скупые и сухие поучения святого Петра. Апостольские мудрые фразы немного привели в чувство Захария и уже потом, перед тем, как он должен был читать Евангелие, он смиренно дал для поцелуя свою душистую руку полным губам протоирея. Теперь митрополит уже полностью успокоился, но протодиакону за самовольство всё равно не избежать епитимии. Когда же терпеливо служка держал перед митрополитом раскрытое тяжёлое старинное Евангелие, а митрополит читал о добром самаритянине, он, читая давно знакомый текст, всё думал о странности человеческой природы. С одной стороны, людей, облечённых властью, должны слушаться подчинённые, с другой стороны, сами эти люди подают дурной пример неповиновения духовной власти, ибо духовная власть всякой власти власть. Когда он кончил читать, полный сокрушения, удалился к горнему месту. А протодиакон зачем-то ни к селу, ни к городу своим сочным басом запел «Многая лета». Хор голосисто подтянул. Нет, нет, думал митрополит, никакого уже благочиния в храме нет. Он взглянул через открытые Царские врата сначала на старинные фрески, образцы духовной красоты, потом на пустые лица чиновников и ужаснулся «Их же лица бездумны, бессмысленны! Неужели их благодать никогда не коснётся!»