Сотница поморщилась. Ей не нравились намеки сестры. В них читалась явная угроза.

— Едем, наконец. — царь махнул рукой. — Я должен был посетить Тира еще до полудня, а сейчас больше трех.

Бреселида взглянула на солнце.

— Твои визиты для этого кузнеца — большая честь. Он обязан принимать тебя хоть ночью.

— Обязан — еще не значит рад. — возразил Делайс.

Спутники миновали нижнюю стену. Разросшийся город давно перехлестнул за старые укрепления. Улицы ремесленников теснились по берегу неглубокой речки, откуда брали воду и куда сливали отходы и гончары, и кожевенники, и кузнецы. Волны несли грязь к порту, чьи берега и без того казались заболоченными.

— Вонища тут. — не одобрила Бреселида. — Как ты сюда ездишь?

— А как здесь люди живут? — хмыкнул царь.

— Люди живут везде. — пожала плечами «амазонка». — Что ты меня жалобишь? Сними золотой браслет и подари любому нищему.

— Это не решит дела. А остальные? В порту корабли скоро не смогут подойти к пристани из-за ила.

— Ты что-то придумал? — спутница внимательно посмотрела на царя.

— Кажется. Кое-что.

Они уже въезжали во двор Тира. У покосившихся ворот торчал крошечный алтарь Гефеста — ни то герма, ни то наковальня — обмазанный петушиной кровью и облепленный черными перьями.

Хромой кузнец выбежал гостям навстречу. Он поклонился царю и прижался губами к сандалии Бреселида. От всадницы не укрылось, что с Делайсом Тир держится не так церемонно, как с ней. Почти по-дружески. Кажется, не будь ее здесь, мужчины просто пожали бы друг другу руки.

— Покажи свое колесо. — приказал царь. — Сестра ее величества хочет посмотреть.

«Ну, на счет хочет… — усмехнулась Бреселида. — Ладно, чего я для тебя не сделаю?»

Тир провел их в кузницу, а оттуда через задние двери на заросший крапивой берег. Здесь из воды торчало колесо, к лопастям которого были прикреплены ивовые корзины. Другое такое же сооружение виднелось на близком противоположном берегу. Колеса крутились, подгоняемые водой и вычерпывали со дна толстый слой грязи. Двое рабов Тира снимали корзины, вываливали в телегу и ставили обратно.

— Ну и куда денется вся эта гадость? — с сомнением спросила Бреселида.

— Помнишь старые каменоломни за городом? Где нельзя работать из-за газа? — спросил Делайс. — Мы используем их. Скидываем туда и присыпаем сверху щебнем.

Бреселида молчала.

— А как вы думаете прочистить всю реку? — наконец, спросила она.

— На конской тяге, госпожа. — вмешался Тир. — Это Делайс придумал. — Он чуть не хлопнул царя по плечу, но вовремя удержался.

— Кони с тяжелой упряжью волокут колеса против течения. Вода заставляет их крутиться и черпать грязь со дна. — сдержанно пояснил спутник. — Ты понимаешь, о чем я говорю? Мне нужны деньги из казны, чтоб закончить работу. Если не расчистить подступы к порту, корабли скоро не смогут приставать. Купцы из Эллады найдут другие места на побережье, тот же Цемесс. Мы лишимся поступлений от торгового оборота…

Бреселида отлично его понимала. Он просил о поддержке в совете, где его мнения никто бы не стал слушать. «Живой бог» — не имеет права заниматься земными делами, без риска прогневать Триединую.

— Ты со стеной не намучился? — вслух спросила всадница. — И уже втравливаешь меня в новое дело.

Желая избавиться от болотной вони, Бреселида вернулась в кузницу. Под ее низкими закопченными сводами было прохладно и темно. На деревянных козлах возле тигля валялись разные предметы: наконечники стрел, заготовки для лезвий ножей. Сотница принялась рассеянно перебирать их. Ее пальцы наткнулись на почти готовый кинжал с тяжелым лезвием темной бронзы. Его широкая ручка была украшена золотой чеканкой, изображавшей амазономахию. Воинственные девы выглядели точь-в-точь как меотянки. Греки, конечно, побеждали.

Всадница не сомневалась, кому предназначен такой дорогой клинок. Не даром Делайс заметно напрягся, стоило ей взять оружие в руки. «Живому богу» нельзя прикасаться ни к чему, несущему смерть.

— Дела все время на очереди. — царь попытался отвлечь ее внимание от ножа. — И если я не втравлю тебя сегодня, завтра их будет не расхлебать.

— Я сделаю, как ты хочешь. — устало вздохнула женщина. — Хотя совет опять будет против.

— Ну их к воронам! — просиял Делвйс. — Поедем перекусим где-нибудь?

Спутники вышли из кузницы.

— Слушай, — царь с сомнением уставился на Белерофонта. — Уже час хочу спросить: жеребец у тебя не великоват? Как-то ты странно на нем смотришься.

Меотянка замялась.

— Это подарок. — произнесла она.

«А то я не догадался».

— Ваше величество окажет мне большую честь, — продолжала всадница, — если примет его. — она протянула спутнику уздечку.

С минуту Делайс колебался. Соображения рациональности боролись в нем с желанием немедленно вцепиться в новую игрушку. Последнее победило. Он легко вскочил в седло, и дымчатый жеребец понес нового хозяина вдоль стены кузницы.

— Прекрасно! — воскликнула «амазонка», когда Белерофонт вновь остановился перед ней, и «живой бог» спрыгнул на землю. — Вы созданы друг для друга!

Царь помедлил, переводя дыхание. На его лице не было радости, и женщина смолкла.

— Знаешь, что, Бреселида, — тихо сказал он. — Не хотел тебя огорчать, но ты ведь сама понимаешь… кому обязана подарить эту лошадь. У такого жеребца может быть только одна хозяйка — царица. — Делайс вздохнул. — Я обещаю тебе, что, когда Тиргитао он надоест, я его сразу же заберу.

Это было слабым утешением.

— А если она подарит его кому-нибудь другому? — жестоко спросила «амазонка». — Например, Тэму?

— Зато я буду знать, что ты хотела подарить его мне. — твердо сказал Делайс. — И ради твоего удовольствия, сегодня буду на нем кататься. — он перебросил спутнице уздечку своей лошади.

— В «Канарейку»? — спросила Бреселида, уверенная в его согласии.

Делайс кивнул.

«Канарейка» была их любимым трактиром в городе. Для других она именовалась «У папаши Фрикса». Ее завел милетский грек, разбогатевший на контрабанде. Впервые Бреселида завернула сюда год назад, когда повезла пленного сына архонта посмотреть Горгиппию. До этого Делайс видел город только со стены акрополя. Ему представлялось, что столица меотов — настоящее стойбище амазонок, где воинственные девы водят мужчин по улицам на поводках. Такому впечатлению сильно способствовали нравы двора Тиргитао.

Оказалось, что Горгиппия — город как город — ничем не отличавшийся от других эллинских поселков на побережье. Хор-хипп — лошадиная округа. Здесь и до колонистов был конский торг, а с приходом оборотистых греков скот на продажу в Горгиппию стали сгонять со всего Гиппаниса.

И люди здесь были как люди: пекли булки, торговали шерстью, срезали кошельки. Год назад Делайс шарахался от них, полагая, что подданные Тиргитао из-за войны должны ненавидеть пантикапейцев. Но выходило, что основную массу горожан, таких же греков-колонистов, как он, очередной поход царицы к каким-то там Совиным Валам только раздражал: новые налоги, новые наборы в войско…

— Этот старый пират мне кое-чем обязан, так что не накормит нас кошатиной. — Бреселида свернула к трактиру Фрикса.

Хозяин, грузный краснолицый мужчина с пожелтевшими от ячменного пива усами, притащил из подвала жбан абрикосовки. По жаре вина очень хотелось, но в подставленные килики брызнула совершенно оранжевая струя. Только крепкий запах свидетельствовал, что подозрительное пойло — спиртное.

Гости с интересом подняли кубки, в которых все еще плавали кусочки не отцеженных плодов.

— Ты что сюда канареек выжимал? — спросил Делайс. Это была его первая шутка в Горгиппии.

Теперь они направлялись к харчевне Фрикса уже как завсегдатаи. Царь чувствовал себя в нижнем городе дома. Совсем не так, как на акрополе. Проезжая рядом с ним по улице, Бреселида видела, что люди не просто останавливаются и кланяются царю, а специально выходят из домов поприветствовать его. Когда по городу мчалась Тиргитао в сопровождении охраны, прохожие шарахались от нее и прятались по подворотням.