Несколько дней враг шел по родным для Делайса степям, но совершенно отупев от усталости и бескормицы, сын архонта не испытывал ничего, кроме физических страданий. Пленным давали есть один раз вдень и то всякую падаль. Поили еще реже. Они с Пелеем делили свой скудный паек, и Делайс даже отдавал часть более крупному и голодному другу.

Повезло тем, кого разобрали по шатрам командиры сотен, имевшие право на часть добычи. Но сын архонта, естественно, не входил в число таких трофеев, а к Пелею не смели прикоснуться, потому что принимали его за слугу Делайса.

Так проходил день за днем, пока войско Тиргитао вплотную не подступило к Пантикапею. И тут стало ясно, что царица намеревается воевать долго. Она хотела взять город и зазимовать в нем, так как приближались холода с их пронизывающим степным ветром, выдувавшим с берегов пролива все живое.

Такое решение было ошибкой, о чем до хрипа кричала на совете Бреселида. Делайс с тайным злорадством прикидывал, как оголодает во время осады армия Тиргитао, отрезанная от своих земель полосой замерзших степей, через которые даже волк не проскочит на таком ветру. Что же касается эллинов, то они могли просидеть в набитом хлебом Пантикапее хоть год…

Поняв, что сестру не убедить, Бреселида добилась разрешения до зимы отправить за пролив добычу и пленных. Делайс ее особенно беспокоил, поскольку Тиргитао при первых же неудачах могла выместить злобу на сыне архонта. Разлучив с Пелеем, его снарядили в путь под конвоем всадниц Македы.

Небольшой караван, состоявший из 20 верховых, одного пленного и пяти телег с добром, на рассвете покинул лагерь у Пантикапея. Они двигались на северо-восток к зимним бродам. Отряд никто не задерживал. Лишь изредка на гребнях холмов появлялись конные разъезды пантикапейцев, наблюдавших за передвижением врага. Но они не приближались.

Пленник мерз в остатках легкой одежды, которая когда-то была под его доспехами. Конвойным Македы было наплевать, а сам Делайс скорее умер бы, чем попросил их одолжить теплый плащ. Мысли о Пелее не покидали его, и теперь судьба друга казалась сыну архонта более чем печальной. Или оруженосца захватит какая-нибудь меотийская бабища, лишенная остатков стыда. Или, что еще хуже, он останется среди поредевших пленных, и его убьют первые же настоящие холода.

Самому Делайсу предстояло топать по степи в не лучшую для этих мест пору. Но сын архонта утешал себя мыслью, что тем его страдания и кончатся.

Перед выездом из лагеря ему опять связали руки — не за спиной, а впереди — и длинный конец веревки Македа примотала к своему седлу. Лошади шли хорошей походной рысью, и Делайсу почти всю дорогу приходилось бежать. Когда он спотыкался или падал, никто не обращал на это внимания. Всадницам даже в голову не приходило, что ценного пленника можно было бы и посадить верхом. Хотя сменные лошади были у всех.

К середине первого дня, когда караван решил остановиться на отдых, Делайс совершенно выбился из сил. Он привалился спиной к камню и решил умереть здесь.

— Чего расселся! — Македа пнула его ногой. — Не видишь, наветренная сторона? Эй, дуры, костер раскладывайте здесь!

Пленник чуть не на четвереньках отполз от спасительного камня и лег прямо на землю.

— Да он сейчас сдохнет! — с детским удивлением крикнула одна из всадниц. — До пролива не довезем.

— Так разложите его! Чего смотрите? — недовольным голосом огрызнулась Македа. — Не пропадать же попусту! — У нее никак не получалось раздуть огонь, и по красному от ветра лицу текли слезы.

— Ты думаешь, он на что-то годится?

— Масло полыни в сумке! — рявкнула Македа. — Как дети малые! Всему вас учи!

Пару женщин разом сдуло к тюкам.

— Ремень какой-нибудь возьмите! — вдогонку им крикнула командирша. — Этот дохляк долго свое полено не удержит. Перетянуть надо.

Делайс удивился, насколько ему все равно. Ну умрет он. Ну сейчас. Ну плохая смерть. Позорная. Какая разница? Лишь бы скорее.

— Эй, а это что за пыль? — одна из меотянок, сощурившись смотрела на горизонт.

— Отбой. — с явным сожалением протянула Македа. — Это второй караван. Сотня Бреселиды должна была выйти с другими пленными вслед за нами.

— Чего отбой-то? — рывшаяся в тюках всадница извлекла небольшой бурдюк с какой-то жидкостью, вонявшей даже на расстоянии. — Они еще во-он где! Идут шагом. Не только мы, наши кобылы успеют. Он сейчас перекинется!

— Я с Бреселидой связываться не стану. — зло отрезала Македа. — Увидит, в каком состоянии труп, поднимет крик. Себе дороже.

— Может, он ей самой нравится? — подняли гогот остальные конвойные.

— Может, и так. — угрюмо пропыхтела сотница. — Только она к царице в покои дверь ногой открывает. Тиргитао ей верит. Одно слово, и от нас мокрого места не останется.

— Что-то они много спорят. — недоверчиво подал голос кто-то из всадниц.

Македа пожала здоровенными плечами.

— Милые бранятся, только тешатся. У Тиргитао характер вспыльчивый, охрана это знает. — сотница высокомерно усмехнулась. Видимо, близость к царице наполняла ее простое сердце гордостью. — А Бреселида — кремень-девка. Никому ни в чем не уступит. Как ее мать царица Ламакеда.

Сотнице, наконец, удалось раздуть огонь.

— Чего ж она тогда не повезла его в своем караване?

Всадницы начали подходить к костру.

— Сын архонта — царская добыча. — пояснила Македа. — Не чета другим пленным. Он имущество Тиргитао. Поэтому его и конвоирует личная охрана. — Сотница воткнула в землю палку для котелка и начала обкладывать ее камнями.

Второй караван приближался. Лежа на земле, Делайс уже всем телом ощущал, как камни слабо вздрагивают от мерного топота лошадей.

— Привет! — крикнул Бреселида с седла. — Ну вы и скачите! Что, всю дорогу галопом гнали?

Она спешилась и подошла к костру. Ее караван разбивал лагерь рядом с телегами Македы.

— Дальше вместе пойдем? — угрюмо спросила та.

Всадница кивнула, вытянув замерзшие руки к огню. Женщины поднялись, давая ей место.

— Где пленный-то?

— Там. — Македа неопределенно махнула рукой в сторону степи. Отполз куда-то.

— Не убежит?

— Такие не бегают.

Среди охраны поднялся дружный смех.

Бреселида, севшая было у огня на корточки, поднялась и в нескольких шагах от костра нашла Делайса, забившегося в неглубокую ложбинку между камнями.

— Всю дорогу его что ли пешком гнали? — удивилась она. — Так и душу можно вытрясти.

— Кажись, все. — кивнула Македа. На ее простодушном рябом лице появилось хитроватое выражение. — Отгулял парень. — она хлопнула Бреселиду по плечу.

— А верхом посадить ума не хватило? — меотянка зло сбросила ее руку.

— Сама знаешь, — Македа понизила голос и ощущение ее простоты пропало, — Тиргитао не хочет переговоров.

— Это не значит, что их не будет. — отрезала Бреселида. Она присела на корточки возле Делайса и осторожно повернула его голову. — Дышит.

— Все равно сдохнет. — обозлилась Македа. — Его надо закопать здесь и не морочить нам голову!

Бреселида выпрямилась.

— В твоем отряде 20 человек. В моем сотня. — ее рука легла на акинак. — Не спорь со мной, Македа.

Сотница набычилась и отошла в сторону.

Чертыхаясь себе под нос, сестра царицы расстегнула шерстяной плащ и накинула его на неподвижное тело Делайса.

— Что же делать? — она явно обращалась не к нему. — Положить на телегу под шкуры? Все равно замерзнет.

— Я смогу ехать верхом. — едва слышно отозвался пленный. — Отлежусь и поеду. — сильный грудной кашель помешал ему говорить дальше.

— Эй! — всадница подняла руку, подзывая своих «амазонок». — Костер уже развели? Помогите мне отвести его к огню.

Две женщины поспешили к ней. Вместе они подняли пленного под руки. Между телегами не так задувало. Ему освободили место у костра, бросили на землю волчьи шкуры и сверху укутали сына архонта тяжелыми, как железо, войлочными плащами.

— Сиди, мальчик, — сказала пожилая меотянка, орудовавшая у огня. — Я сейчас дам тебе чебреца с лимонником. У кого масло?